— Почему же не могла? Она человек взрослый, самостоятельный.
— И что она там будет делать?
— Преподавать.
— А как же ты?
— А никак. Она сама по себе, я сам по себе.
— Ничего не понимаю…
— А что тут понимать, — спокойно сказал Дмитрий. — Это она в Каир на три года уехала, а от меня… совсем ушла. Такие вот мандаринчики.
Ольф молча смотрел на него, и Дмитрий с досадой сказал:
— Да не гляди ты на меня как на утопленника… Иди, Светлана ведь ждет.
— Подожди, дай очухаться.
— Ну, чухайся, — Дмитрий улыбнулся.
Ольф встал, прошелся по комнате.
— Димыч…
— Ну? — поднял голову Дмитрий.
— Это что же… конец?
— С ней — да.
— Но почему?
— Ты бы меня о чем-нибудь попроще спросил, — устало сказал Дмитрий.
— А может быть, все еще наладится?
— Нет… Знаешь что, иди-ка ты к себе, а? — попросил Дмитрий. — Не хочу я об этом говорить. Случилось — ну и-случилось, и нечего тут… Правда, иди, Ольф.
— Пойду, что ты меня гонишь, ночевать не останусь. На работу едешь завтра?
— Да.
Помолчали, и Ольф направился к двери:
— Ну ладно, пойду.
— Дверь захлопни.
— Хорошо.
И не успел Ольф закрыть дверь, как услышал скрип дивана, — Дмитрий, видимо, снова лег. Ольф постоял на площадке, подумал немного — и пошел к Жанне. Она безмерно обрадовалась, увидев его.
— Наконец-то хоть ты приехал.
— А ты принца Савойского ждала? — буркнул Ольф.
— Ох, Ольф, давай без шуточек… Идем.
Ольф прошел в ее комнату и сразу спросил:
— Ты знаешь, что Ася уехала?
— Да.
— А почему мне не написала?
— Не злись, я сама недавно узнала.
— Когда она уехала?
— Недели три назад.
— И он ничего не говорил тебе?
— Нет.
— Как же это случилось?
— Она даже не попрощалась с ним. Приехала, когда он был на работе, взяла кое-какие вещи, оставила ему письмо — и все. Он сразу же поехал в Москву, но она уже улетела. Оказывается, документы на оформление она еще в феврале подала. Вот и все, что я знаю.
— Да, дела. — Ольф покрутил головой. — Как в плохом детективе. И как он?
— Плохо, Ольф. Совсем плохо.
Жанна даже руками за голову схватилась, и Ольф с досадой посмотрел на нее:
— Ну вот… Да что плохо, говори толком.
— Понимаешь, он почти не разговаривает. Ни с кем. Запирается у себя в кабинете и иногда даже на телефонные звонки не отвечает. И взгляд у него бывает… Ох, Ольф, — простонала Жанна, — если бы ты видел, как он иногда смотрит. Мне плакать хочется… — Жанна и в самом деле заплакала. — Боюсь я за него. Алексей Станиславович говорит, что ему в больницу надо ложиться, а он не хочет. И как ему помочь, просто не знаю. Я каждый день захожу к нему, но и со мной он не разговаривает. Молчит и ждет, когда я уйду.
— А Дубровин что предлагает?
— Со мной он об этом не говорил.
— Ладно, не реви, придумаем что-нибудь.
— А я и не реву… Дай сигарету.
Они закурили, помолчали, и Жанна спросила:
— Ты-то как съездил?
— Я-то нормально, — угрюмо сказал Ольф. — А ты все сделала?
— Да. Статью отдала Алексею Станиславовичу, он сам отвез ее в Москву. Говорит, сразу в набор пойдет.
— Доклад на Ученом совете был?
— Да.
— Дима делал?
— Нет, я. Он наотрез отказался, даже не пришел на заседание.
— Н-да… А ребята как?
— Нет никого, все в отпуске.
— А ты когда пойдешь?
— До отпуска ли сейчас, — махнула рукой Жанна. — Знаешь, Ольф, по-моему, он хочет уехать куда-то.
— Говорил, что ли?
— Нет. Но купил рюкзак, туристические ботинки. Я случайно увидела.
— Ася писала ему из Каира, не знаешь?
— Не знаю.
— Ну ладно, пойду.
На следующий день они вместе поехали в институт, и при ярком свете солнечного дня Ольф заметил, что Дмитрий сильно изменился за этот месяц — похудел так, что выпирали скулы, под глазами густо залегли синие тени и взгляд действительно был такой, что Ольфу стало не по себе. Всю дорогу он промолчал, отвернувшись к окну. Ольф сразу направился к Дубровину, но Дмитрий остановил его:
— Ты куда?
— Скоро приду.
— Подожди, поговорить надо. Что с отпуском решил? — спросил Дмитрий.
— Еще ничего.
— Тогда не торопись пока.
— А что?
— В общем, — заговорил Дмитрий, глядя куда-то в сторону, — тебе придется занять мое место.
— Как прикажешь это понимать?
— А так, что я уезжаю.
— Куда?
— Еще не знаю.
— Ну и что? Ты же вернешься.
— Нет.
— Ты бредишь.
— Нет, Ольф. Если я и вернусь, то не скоро.
— А именно?
— Может быть, через год или два.
— Димка, выкинь это из головы. — Ольф старался говорить спокойно, как о деле само собой разумеющемся. — Некуда и незачем тебе ехать. То есть поезжай, пожалуйста, куда угодно, но совсем… нет, это невозможно.
— Ольф, я не собираюсь с тобой спорить, — тихо сказал Дмитрий. — И я не прошу тебя, а просто сообщаю. Все равно тебе придется стать руководителем сектора.
— А как на это Дубровин смотрит?
— Я еще не говорил с ним. Ждал твоего приезда. — Дмитрий встал и, избегая взгляда Ольфа, сказал: — Я сейчас пойду к нему, а ты пока здесь побудь — может, понадобишься.
— Пойдем вместе.
— Нет, я один. И пожалуйста, пока не говори никому, что я уезжаю. Даже Жанне.
Дмитрий ушел к Дубровину, а Ольф сел за стол и в бессильной ярости сжал кулаки. Только сейчас он понял, почему Жанна была так расстроена вчера.
62
Дмитрий пришел к Дубровину и, щурясь от яркого света, бившего в окно, сказал:
— Алексей Станиславович, я решил просить Торопова освободить меня от обязанностей руководителя сектора. И хочу, чтобы вы поддержали меня.
Дубровин как будто не удивился его словам, помолчал немного и спросил:
— Так все скверно?
— Да.
Дубровин встал, прошел к двери и спустил защелку, замка. Мельком взглянув на Дмитрия, задернул штору на окне.
— Садись поближе, будем думать.
— Что тут думать… — сказал Дмитрий, но стул все-таки пододвинул.
— Что собираешься делать?
— Поеду куда-нибудь.
— Куда?
— Не знаю. Куда-нибудь, где потише, людей поменьше.
Дубровин помолчал и негромко заговорил:
— Дима, я был в этой больнице… Подожди, я ведь не настаиваю, а только рассказываю. Очень тихое и спокойное место на окраине Москвы. И никаких общих палат. Тебе дадут отдельную комнату в маленьком деревянном флигеле. Тебе ни с кем не нужно будет говорить, если не захочешь сам. Там превосходные врачи. И ты сможешь там работать.
— В общем, филиал рая на земле, — усмехнулся Дмитрий.
— Нет. Но это то, что тебе нужно сейчас.
— Мне лучше знать, что сейчас нужно.
— Дима, друг мой, я прошу тебя сделать это.
— Нет, Алексей Станиславович…
— Тебе опасно ехать в таком состоянии. Немного побудешь там и, если не захочешь остаться, поедешь.
— Нет, — покачал головой Дмитрий. — Я сейчас поеду.
— Ну хорошо, давай сейчас не будем решать этот вопрос.
— А когда?
— Завтра.
— А что изменится до завтра?
— Я сегодня же увижу Грибова и поговорю с ним.
— О чем вы будете с ним говорить? Все равно я уеду.
— Но день-то ты можешь подождать?
— День могу.
— А теперь вот что. О том, чтобы совсем освободить тебя от руководства сектором, не может быть и речи.
— Придется.
— Нет. Если уж все-таки решишь уехать — поезжай, но когда вернешься…
— Вы не поняли меня, Алексей Станиславович, — перебил его Дмитрий. — Я ведь не говорил, что собираюсь возвращаться. По крайней мере, скоро.
Дубровин с тревогой посмотрел на него:
— Вот как… А что же ты намерен делать?
— Еще не знаю. Но даже если я и вернусь — а вряд ли это произойдет раньше чем через год или два… я не собираюсь снова становиться руководителем.
— Почему?
— Не хочу. И не смогу.
— Это тебе сейчас так кажется.
— Нет, Алексей Станиславович, — твердо сказал Дмитрий. — Сейчас я не могу вам этого объяснить. Разве что самыми общими словами…
— Слушаю.
— Чтобы руководить другими, надо самому быть уверенным в том, что идешь по верному пути и что есть какие-то хотя бы минимальные шансы на успех. А то, чем я занимался в последнее время… и над чем собираюсь работать дальше… — Дмитрий встретил настороженный взгляд Дубровина и торопливо закончил: — В общем, тут ни уверенности, ни шансов. На ближайшие годы, по крайней мере.
— Что же это за работа?
— Сейчас я не могу вам объяснить. Поверьте на слово, что так оно и есть, и это вовсе не следствие моего болезненного состояния. Скорее наоборот. Возможно, я просто замахнулся на проблему, которая не по силам ни мне, ни другим. И все-таки я не собираюсь отступаться от нее. Разумеется, до тех пор, пока не буду убежден, что использовал все возможности. Но на это понадобится много времени. Наверняка не один год.
