к дому. Сашка так спешил, что даже не успел снять монтерские кошки и бренчал ими, как кавалерист шпорами.
Илюхин топор вдруг замолк. И хотя, пока топор стучал, никто, кроме Тоси, его вроде и не слышал, но как только стук оборвался, все разом вскинули головы. И Тосе просто грех было не воспользоваться таким удобным случаем, и она добросовестно запрокинула голову кверху.
— Гвоздей давай! — требовательно закричал Илья с чердака.
— И чего разорался?.. — проворчала Тося: она хоть и не забывала про свою любовь к Илье, но видела насквозь все его недостатки и совсем не собиралась прощать ему барских замашек.
Сашка остановился, озираясь вокруг и прикидывая, кому поручить отнести гвозди Илье. Солнечный зайчик заплясал на Тосином сердитом лице.
— Вера Ивановна, отнеси Илье вон тот ящик, — распорядился Сашка. — Тось, помоги!
— А сам он не может? Руки у него отсохли? — озлилась Тося, закрываясь рукой от въедливого зайчика.
Пока она воевала с солнечным зайчиком, Вера взялась за один конец ящика, приподняла его и вопросительно глянула на замешкавшуюся Тосю. Чтобы подруга не надрывалась, Тося подошла к ящику и неохотно взялась за другой конец.
Они втащили ящик с гвоздями по шатким сходням на чердак. Вера тут же сбежала вниз. И Тося заторопилась было за ней, но хлястик ее ватника зацепился вдруг за конец толстой проволоки, свисающей с крыши. Тося замерла на месте, думая, что это Илья держит ее.
— Пусти… — тихо сказала Тося. — И чего вытворяешь?
Она шагнула вперед, но хлястик натянулся и не пускал.
— Пусти, кому говорят! — прошипела Тося, все еще не оборачиваясь к Илье, чтобы не видеть подлого человека, который ловко заманил ее на чердак, а теперь издевается над ней. Она опять рванулась вперед, но неведомая сила держала за хлястик и не давала сойти с места.
— Пусти, ирод! — выпалила Тося, схватила обрезок горбыля и гневно обернулась, чтобы огреть ирода.
Илья стоял спиной к ней и возился с досками, прилаживая их к поперечинам. Тося разочарованно отбросила свой горбыль, медленно отцепила хлястик от проволоки. Она шагнула уже к сходням, собираясь сбежать вниз вслед за Верой, но как раз в эту секунду Илья наконец-то приладил доску и, не глядя на Тосю, требовательно протянул руку в ее сторону.
Тося сначала не поняла, чего он от нее хочет, и отшатнулась, но тут же догадалась, немного помедлила, вытащила из ящика гвоздь и подала Илье — для пользы дела, чтобы поскорей закончить постройку дома, в котором Наде с Ксан Ксанычем обещали комнату. Илья забил гвоздь и снова протянул руку. Тося снова подала ему гвоздь, стала поудобней и заблаговременно приготовила следующий: растяпой она не была и работать умела.
Над стройкой опять поплыл неторопливый размеренный стук:
— Бум… Бум… Бум…
Повернувшись спиной к Тосе, Илья работал, как автомат: одним ударом топора заколачивал гвоздь, протягивал назад руку, в которую Тося совала новый гвоздь, и тут же заколачивал его. Нельзя было даже понять, знает он, кто подает ему гвозди или нет. Тося насупилась и самолюбиво закусила губу.
Илья протянул руку за очередным гвоздем и, не находя его, нетерпеливо пошевелил пальцами.
— Ну где ты там?
— Нашел себе подсобницу! Вот тебе, держи! — с ненавистью выпалила Тося, схватила ящик с гвоздями, понатужилась, подняла его и швырнула к ногам Ильи.
Ящик всей своей тяжестью пришелся на носок Илюхиного сапога. Илья охнул и запрыгал на одной ноге, морщась от боли.
Неведомая Тосе властная сила сорвала ее с места и кинула к Илье. Снизу вверх заглядывая ему в лицо и страдая больше его самого, она спросила виновато и покаянно:
— Илюшка, больно тебе?
Илья попытался улыбнуться Тосе, но тут же скривился от боли.
— Ничего… — выдавил он из себя. — Терпеть… можно!
От конторы лесопункта к новостройке, разбрызгивая первые весенние лужи, бежал, не разбирая дороги, счастливый Ксан Ксаныч.
— Дали, Надюша, дали!.. — кричал он, размахивая узенькой бумажкой. — Ту самую, окно на юг!..
Лесорубы шумной гурьбой окружили Ксан Ксаныча с Надей.
— Ксан Ксаныч, с тебя приходится!
— Новоселье не зажимать!
— Ребятки! — растроганно пообещал Ксан Ксаныч, весь какой-то взъерошенный от счастья. — Все будет, дайте только нам с Надюшей на квартиру перебраться. И свадьба будет, и новоселье!
— Горько! — дурашливо крикнул Филя.
— Ну, а это уж ни к чему… — обиделся Ксан Ксаныч.
Все вокруг разом вскинули головы. Над стройкой и поселком несся радостный и ликующий стук топора:
— Бум! Бум! Бум!
И лесное эхо отвечало вдали — старательно и прирученно, как верная домашняя собачонка:
— Пуф!.. Пуф!.. Пуф!..
Вера понимающе улыбнулась. А Филя с Длинномером тревожно переглянулись и бегом потащили доски на чердак.
Чуркин вмазал чугунную плиту в кладку.
— Шабаш!
Комендант горделиво обошел вокруг первой в жизни печки, сложенной при помощи и его рук.
— Ну как, будет она греть?
— А кто ж его знает? — осторожно отозвался Чуркин.
Распахнулась дверь — и Ксан Ксаныч торжественно ввел Надю в комнату. Он снисходительно показал коменданту узкий листок бумажки, непостижимым образом вместивший в себя все радости будущей его семейной жизни.
— Бывает, — сказал комендант.
А Чуркин почесал мизинцем в затылке, развел руками и повторил свое любимое:
— Администрация!..
Они помыли руки и ушли. Напоследок Чуркин многозначительно подмигнул Ксан Ксанычу, напоминая ему о недавнем его обещании.
— Дождались, Надюша! — сказал Ксан Ксаныч.
Ему вдруг показалось, что комната их стала меньше, чем была три недели назад, когда они с Надей ночной порой держали совет, как получше расставить мебель. Ксан Ксаныч озабоченно перемерил комнату шагами и убедился, что все отвоеванные им у судьбы четырнадцать квадратных метров жилплощади остались в целости и сохранности и терпеливо ждут, чтобы принять их с Надей на свои просторы.
Ксан Ксаныч кинулся растапливать печь, а Надя стала мыть пол. В комнате запахло распаренной глиной. Печь пошла сухими пятнами и поначалу отчаянно дымила.
— Ничего! — бодро сказал Ксан Ксаныч. — Свой дым глаза не выест!
Он обследовал все свои владения, подергал ручку двери, повертел шпингалеты на окне и пообещал:
— Все метизы, Надюша, мы сменим!
Надя не узнала его голоса и удивленно посмотрела на жениха. В Ксан Ксаныче появилось что-то новое, незнакомое ей. Он будто вырос на целую голову, и во всех его повадках стало проступать что-то самоуверенное, немного даже кичливое. Поистине долгожданная собственная квартира творила с Ксан Ксанычем чудеса и вытащила на божий свет все спрятанное до времени. Надя вдруг подумала, что она не так уж хорошо знает своего жениха.
Он приложил ухо к печной трубе и пригласил Надю:
— Иди послушай!
С тряпкой в руке
