— Дома. А что случилось?
–. Сейчас скажу, узнаешь.
Тахмазов, оставив во дворе Гани-киши, поднялся наверх. Когда он вошел в квартиру, Бахман встал с книгой в руке, поздоровался. Капитан, пронзительно глядя па него, сел за старый стол, на котором хозяйка гладила белье, и вытащил из своей пухлой папки бумагу и ручку. Бахман как стоял, так и остался стоять, взволнованный приходом участкового. Гюляндам сделала ему знак — садись, мол, чего стоишь? — и спросила:
— К добру ли явился, участковый? Обычно «ты в наш двор не заходишь.
Тахмазов, не отвечая, написал что-то в верхней части чистого листа. Тетушка Гюляндам подумала, что наверняка капитан явился с претензиями. Уже около месяца Бахман живет у нее непрописанный, и сейчас ей нагорит — оштрафует ее Тахмазов, вон уже квитанцию выписывает. Тахмазов продолжал писать.
— Спрашиваешь, с добром ли пришел? — откликнулся он наконец на вопрос Гюляндам. — Для кого с добром, а для кого — нет. Для вас — с добром, Багадурова.
Гюляндам-хала почти успокоилась: слава богу, Тахмазов ее не оштрафует. Но все же уклончивый ответ капитана встревожил ее. Как это — „для кого с добром, а для кого — нет“? Что он говорит, этот краснощекий, словно только что вышедший из бани, капитан? Смеется, что ли, над ней? Вроде нет… Да и кто он такой, этот капитан, чтобы смеяться над Гюляндам? Пусть только посмеет! Она такое ему устроит, что с него зеленые орехи упадут, а зрелые останутся. И что это за „добро“, с которым он заявился?
Участковый между тем продолжал писать.
Бахман, заложив нужную страницу, закрыл книгу и тоже следил за рукой Тахмазова и ждал, когда он объявит причину своего визита, когда он наконец закончит свою писанину и скажет хоть что-нибудь. Лишь бы от него вреда не было, а добра от него никто не ждет…
Ну вот, положил-таки ручку.
Внимательно оглядев Бахмапа и особенно задержавшись взглядом на его забинтованной голове, Тахмазов спросил:
— Как рана, на глаз не влияет?
— Нет. А вот повязка сильно жмет, иной раз терпеть невозможно.
— Что ж, этот Алигулу Манафов ответит за все перед судом… Тебя как зовут-то? Бахман? А фамилия? Из какого района?
„Значит, прослышал о ночном скандале, — с тоской подумал Бахман. — Еще неизвестно, кому за этот скандал влетит. Алигулу-то нет, а мы — тут“.
— Фамилия моя Сарыев, Бахман Алекпер оглы. Приехал я из Агдаша.
— Из Агдаша? — расцвел капитан и даже поднялся со стула. — Вот здорово! Ведь мы земляки!
Гюляндам-хала немедленно воспользовалась этим обстоятельством:
— Ну, тогда твой долг, Тахмазов, помочь Бахману.
— А какая нужна помощь? Я готов.
— Во-первых, насчет прописки… Я ещё когда отдала паспорт и всякие его бумажки управдому, а тот все волынит: придите завтра, придите завтра… Скажи ему, пусть впишет парня в домовую книгу! Дело ведь законное, почему тянет? Потом, если можно, скажи в поликлинике, пусть обслуживают парня, он не за себя пострадал. А то там такой народец, живо обратно наладят: у нас, мол, не прописанных в городе не принимают, живущих в других районах мы не обслуживаем. Слыхал? Значит, если к тебе гость приехал и, не дай бог, заболел, он должен возвращаться в свой район, тут ему помощи не окажут? Раньше так не было. Вместо того чтобы заботиться о людях, каждый день новые фокусы придумывают, лишь бы не работать, и людям жизнь осложняют.
— Что касается начальника ЖЭКа, то я ему уже раз десять говорил: брось волокиту, а он все свою линию гнет. Сейчас пойду скажу, прописку ускорит. А что касается поликлиники, то тут еще проще — с ее главврачом мы близко знакомы. Все, что нужно, сделает. Это нетрудно устроить, Багадурова.
После всех этих „подступов“ Тахмазов сказал наконец, что его привело к Гюляндам, и попросил Бахмана рассказать о ночном происшествии. Бахман рассказывал, капитан записывал. Потом заставил прочитать протокол, написанный четким, аккуратным почерком. Надо признать, без помарок, точно и ясно, до единого слова, перенес на бумагу рассказ Бахмана, и Бахман подписался под своими показаниями.
— Теперь этого негодяя Алигулу Манафова мы призовем к порядку, вот увидите!
— Призовите, призовите, Тахмазов, давно пора! Хоть этот бедняга Гани-киши вздохнет свободно. Провалился бы такой сын, отец из-за него от стыда людям в глаза смотреть не может.
— С Алигулу кончено. До сих пор я не знал, что творится в этом дворе. Иначе до такого не дошло бы. Будь спокойна, Багадурова, на этот раз хулиган не увильнет от наказания.
Гюляндам не понравилось, что уже который раз, обращаясь к ней, капитан Тахмазов называл ее пов фамилии.
— Ай участковый, у меня ведь и имя есть, и хорошее имя мне родители дали, красивое — Гюляидам! Почему ты говоришь: Багадурова, Багадурова, называй меня по имени, да-а!»
Но Тахмазов был не из тех, кто равнодушно или с усмешкой воспринимает замечания, он рассердился не на шутку:
— Я знаю, Багадурова, кого как называть! А вот ты по какому праву делаешь мне замечания? Это во-первых. Во-вторых, на моем участке несколько тысяч человек живет. Могу я помнить их всех по именам и фамилиям? Фамилии большинства жильцов помню — и то большое дело! А если по закону, то я официальное лицо, граждан, живущих у меня на участке, должен называть по фамилиям, и точка. Открой свои уши, Багадурова, и слушай: я законов не нарушаю и другим нарушать их не позволю.
Гюляндам-хала пожалела о своих по-свойски сказанных словах — знай она, что это так Тахмазова заденет, и рта не раскрыла бы. «Такой, пожалуй, и от своих обещаний откажется… Не пропишут Бахмана… Смотри, как рассвирепел, а из-за чего?» — подумала она с огорчением.
— Ай начальник, дорогой, не сердись, я тебе замечаний не делаю, кто я такая, чтобы тебе указывать? Но ведь у нас обычай такой от отцов и дедов: всех зовут по имени. Люди ближе друг другу делаются… А фамилия что — казенное* дело…
— Обычаи от отцов и дедов, Багадурова, — это не для службы. У меня один обычай — закон, а перед законом все с фамилиями предстают, ясно?
— Ясно, — сказала сконфуженная старуха и обиженно поджала губы.
Капитан Тахмазов, не глядя на нее, сложил протокол, спрятал его в сумку.
Для Бахмана и Гюляндам так и осталось тайной, как оя узнал о «худоягествах» Алигулу: от соседей, от Гани-киши или еще от кого? По Тахмазову получается, что он сам все узнал, ведь он всевидящ и вездесущ. Честно говоря, Бахыан рано или поздно решился бы и рассказал где нужно, как Алигулу мучает своего отца. По Бахману, если молодой человек, поднявший руку на старшего, заслуживает сурового наказания, то неблагодарный сын, поднявший руку на отца, должен быть наказан вдвое-втрое строже.
Об этом думал Бахман, а капитан Тахмазов, наверное, решил, что рана его беспокоит и только поэтому парень стесняется и не показывает виду, что страдает.
— Что, Сарыев, тяжело? — спросил он. — Рана очень беспокоит?
— Что вы, товарищ капитан! Какая это рана, чтобы беспокоить?
Тахмазов хмыкнул.
— Ты мне нравишься, Сарыев. Смелый парень. В таких ситуациях многие делают вид, что ничего не видят и не слышат, стараются шмыгнуть в сторону. Иногда смотришь, здоровенный мужик драпает от какого-нибудь плюгавого хулигана, который ему по колено… Бежит без оглядки, от страха готов у мыши норку перекупить. Нет, ты молодец, в такой момент проявил мужество, не сдрейфил, настоящий мужчина. Как фамилия директора вашего института?
— Ректора, товарищ капитан. Участкового задела поправка Бахмана.
— Директора или ректора — какая разница? Все это чепу… — он проглотил вертевшееся на языке слово. — Ошибки тут не вижу большой. У одного лишний слог добавлен или у другого отрублен — вреда от этого никому нет, а смысл тот же. Ты, Сарыев, своей пользы не понимаешь. Я хочу тебе добро сделать, а ты, вместо того чтобы сказать мне спасибо, цепляешься за слова — то не так, это не эдак. Тахмазов передохнул и признался: — Хочу послать руководству мединститута, ну, ректору, в комитет комсомола или еще там куда, письмо за подписью начальника нашего, подполковника Мурадова, о твоем мужественном поступке. Пусть, во-первых, знают и гордятся, а, во-вторых, объявят тебе благодарность. Ну как ты на это смотришь, а?
«Что за доблесть я проявил, чтобы о ней в институт сообщали? — подумал Бахман. — Перехватил руку хулигана? Это всякий должен был сделать. Будь я курсантом школы милиции, был бы резон записать этот подвиг в личное дело. Что я приобрету если обо мне Тахмазов напишет ректору, и что теряю, если не напишет? Не лучше ли обойтись без лишних разговоров? Зачем склонять мое имя? В институте желательно отличиться в науках…»
— Не надо писать в институт, товарищ капитан…
— Почему?
— Да ведь случай-то незначительный.
— Ну, Сарыев, ты меня удивляешь! Иной на твоем месте шапку вверх бросил бы, узнай он, что в институт похвальный отзыв напишут, ходил бы в героях, пользу из этого выжимал, а ты… — Тахмазов повернулся к Гюляндам:- Где это ты такого увальня нашла? Решительно своей пользы не понимает!
