— Хитёр, бес лукавый! — Дядя Вася сокрушённо покачал головой. — Выкрутился… А кто же теперь за хозяина в колхозе будет?
— Нового будут выбирать, — сказал Никитка. — Говорят, из города кого-то пришлют.
— А что за человек — не знаете? — заинтересовался дядя Вася. — Как в Клинцах-то о нём судят?
— Да по-разному, — отозвался Гошка. — Одни говорят, он честный и дело понимает. А другие — что сердитый очень, всё криком берёт, приказом. И зашибать любит. Не хуже Калугина.
— Слыхали, мил человек? — Дядя Вася обернулся к мужчине в бобриковом пальто и, как видно продолжая разговор, начатый ещё до ребят, пожаловался: — Ну, что тут скажешь? Не везёт нашим Клинцам. Никак колхоз на ноги встать не может. А всё почему — головы самостоятельной нет, хозяина. Чтоб тот дело своё понимал, душой за него болел. Вот люди и уходят из артели…
— Председатель колхоза — дело, конечно, большое, — негромко ответил мужчина в бобриковом пальто, — но и с членов артели спрос тоже немалый. И бежать из колхоза на лёгкие хлеба, бросать своё кровное — честь невелика. Не так ли, Василий Егорыч?
— Погодите, мил человек, — удивился дядя Вася. — Да мы вроде и не знакомились. Откуда же вам знать меня?
— А как же мне не знать старшину Краюхина? Три года войны. Стрелковая рота. Курская дуга. Разве это забудешь?
Дядя Вася схватился за борт машины и подался вперёд.
— Товарищ старший лейтенант! Николай Иваныч! — вскрикнул он. — Вы ли это? Вот уж не признал! Едем, болтаем себе. Ну и встреча!
— Я, Василий Егорыч, я…
Привстав на колени, они потянулись друг к другу и обнялись.
Приподнявшись, Гошка с Никиткой во все глаза смотрели, как два взрослых человека жали друг другу руки и хлопали по плечам. Ещё бы — такие встречи случаются не каждый день!
Вскоре грузовик, затормозив, остановился около правления Клинцовского колхоза.
— Ну вот и приехали, — объявил Николай Иванович и первым спрыгнул на землю.
— А вы куда, собственно? К кому? — спросил озадаченный дядя Вася.
— Сюда… в Клинцы. — Николай Иванович кивнул на деревню. — Я ведь тот самый, кого ребята так расписали… Меня райком партии председателем колхоза к вам рекомендует. А это — моя дочка, Елькой зовут, — показал он на «куклу» под тулупом.
Потом достал из кузова узлы и чемоданы и поставил их на землю. В ту же минуту Гошка с Никиткой заметили, как из-под тулупа вынырнула «кукла» — это действительно была девочка в короткой заячьей шубке и лыжных штанах. Она поднялась на борт грузовика и, раскинув руки, прыгнула в объятия отцу.
— Очень приятно, — обескураженно забормотал дядя Вася, вылезая из грузовика. — Значит, в наши края приехали. На прочное, так сказать, жительство?
— Как видите…
— Так заходите, Николай Иваныч, гостем будете, — пригласил дядя Вася. — А на ребят не серчайте. Они по глупости чего не наболтают.
— Да нет. Ребята обстановочку в колхозе в основном правильно обрисовали, — засмеялся Николай Иванович. — Ну, а насчёт меня что ж тут обижаться? Кстати, меня здесь ещё никто не знает.
— А вот и неправильно всё! — Девочка обернулась к Никитке и Гошке. — И совсем мой папа не зашибает. Вот ни столечко. И кричать он не любит. И нечего вам всякие сплетни собирать.
— Что ж ты так сразу напустилась на них? — остановил её Николай Иванович. — Успеете ещё, разберётесь. Давай-ка вещи таскать.
Подхватив узел, девочка пошла вслед за отцом. Дядя Вася с ребятами направился в другой конец деревни.
— Зря вы мне фронтового командира так оконфузили, — упрекнул он мальчишек. — Николай Иванович человек душевный, пристальный… Бойцы за него жизни не щадили.
— Так это же не мы, — буркнул Гошка. — Другие так говорят. Кузяев, к примеру.
— А нелегко будет командиру нашу артель поднимать, — вслух размышлял дядя Вася. — Тут такая позиция — в лоб её не возьмёшь. В обход надо, манёвром да сноровкой.
В первые же дни, когда Николай Иванович с дочерью поселился в Клинцах, к ним зашёл Митька Кузяев.
— Я знаю, ты в нашем классе будешь учиться. В пятом, — сказал он Ельке, вызвав её за дверь. — Давай я тебя в школу провожу.
— Я и сама дорогу найду.
— А знаешь, какие у нас собаки на улице злые!
— Я хлеба возьму. Корочку им брошу.
— Потом, и мальчишки могут пристать. Они у нас такие.
— Я мальчишек не боюсь.
— Всё равно держись за меня, — упрямо твердил Митяй. — Со мной не пропадёшь.
Елька окинула взглядом сбитую, рослую фигуру Митяя.
— Ты ничего… упитанный. Спортом занимаешься?
— Ага… — польщённо улыбнулся Митяй. — Бегаю, плаваю, гирю могу выжимать.
Потом Елька принялась расспрашивать о пятом классе: кто из учеников самый сильный и слабый, смелый и трусливый, добрый и злой.
— Хвастать не буду, — Митяй погладил мускулы на руках, — но пока я всех перебарываю. Насчёт слабого — это, наверно, Никитка Краюхин. Он всем уступает. Добрых ребят у нас мало. А вот кто злой — так это Гошка Шарапов. На всех кидается.
— Это какой Гошка? — оживилась Елька. — Александры Шараповой сын? Знатной свинарки?
— Он… А ты откуда знаешь про его мать? И какая же она знатная! — фыркнул Митька.
— А я в газетах читала, — не унималась Елька. — И про Гошку знаю. И что ребята подарок колхозу готовят.
— Забавляются «поросячьи хвостики», — отмахнулся Митяй. — Делать им нечего!
— Нет, это очень интересно, — заявила Елька и попросила познакомить её с Гошкиной компанией.
— Ещё чего! — буркнул было Митяй, но, вспомнив наказ отца подружиться с председателевой дочкой, повёл её к Шараповым.
Гошка, Никитка и Борька только что подогрели молоко для «шпитомцев», как в избу неожиданно ввалился Митяй. Вслед за ним вошла девочка в короткой заячьей шубке, в синих лыжных штанах и пушистой вязаной шапочке. Из-под шапочки торчали жёсткие косички, похожие на закруглённые рожки молодого баранчика.
— Вот, — кивнул Митяй на заячью шубку, — дочка нового, председателя Карасёва. В нашем классе будет учиться.
— Здравствуйте! — тряхнув косичками, сказала девочка. — Меня зовут Нелли, Нелька, а проще всего Елька. А вас как?
Помявшись, мальчишки назвали свои имена.
Елька улыбнулась и покосилась на бутылочки с молоком.
— Шпитомцев поить будете? Да? Где они у вас, покажите!
Гошка нахмурился:
— Каких шпитомцев?
— Ну-ну, не хитри… — Елька погрозила ему пальцем. — Помнишь, в машине вместе ехали. Я всё слышала.
Гошка переглянулся с Никиткой и прикусил язык.
— Чего уж там, — махнул рукой Борька. — Показывайте, раз проболтались.
— Да вы не думайте, я никому не выдам. Раз тайна, это очень интересно.
И она принялась рассказывать, как работали пионеры из их городской школы. Они часто ходили в пригородный совхоз и помогали телятницам и свинаркам. Она, Елька, с подружками ухаживала за поросятами, кормила их, чистила, даже получила за хорошую упитанность молодняка благодарность от заведующего фермой. Так что поросят она совсем не боится, и ребята могут смело взять её в свою компанию.
— Вот хоть сейчас проверьте. Давайте, я шпитомцев покормлю, — заявила Елька, выхватив у Гошки бутылочку с молоком.
Пришлось мальчишкам показать девочке своих поросят.
И верно, Елька довольно ловко управлялась с ними. Разговаривала с поросятами ласковым голосом, чесала им спины, шеи; у особенно нахальных вовремя отбирала соску, слабым и нерасторопным давала пить молоко подольше.
— Да они же у вас крепенькие, резвые, — похвалила Елька «шпитомцев». — Пора уж им кисели готовить, кашу. И минеральную подкормку надо давать.
— А ничего девчонка… дело понимает, — шепнул Борька ребятам. — Может, примем её к себе?
— Примем, коли так, — кивнул Гошка.
— А знаете, чего я вам привезла, — сказала Елька мальчишкам, когда, покормив поросят, все вернулись в избу.
Она вытащила из кармана бумажный свёрток, сорвала с него верёвочку и принялась раскладывать на столе пожелтевшие газетные вырезки. Были тут и статьи, и очерки, и короткие заметки о делах и людях Клинцовского колхоза, и фотографии отдельных колхозников.
— Это всё пионеры нашего звена собрали, когда узнали, что я с папой в деревню еду, — пояснила девочка. — Все газеты перерыли. Ты, говорят, Елька, должна знать, куда едешь. Какие там люди, в Клинцах, что они делают, чем славятся. — Елька подтолкнула ребят к столу. — А может, мы в школе уголок откроем — «Люди нашего колхоза»? Пусть ходят все, смотрят, учатся. Посмотрите, какой снимок. И подпись под ним: «Лучшая свинарка колхоза «Клинцы» Александра Степановна Шарапова». А вот и статья про неё. Гоша, это ведь мамка твоя?
Мальчишки долго рассматривали тусклую газетную фотографию.
— Только это когда было-то? — разочарованно заметил Борька. — Забылось всё давно.
