— Салют, командор! — воскликнул старик, взмахнув своей необыкновенной шляпой.
И тогда Артем сразу узнал его — красивый старик, Зиновий, кажется, Кириллович. Личный враг. Он-то как сюда затесался? Расселся на чурбачке, заменяющем стул, и своим сочным, красивым голосом довел до всеобщего сведения, откуда взялось у Артема такое романтическое звание.
После этого на минуту наступила тишина. Из стана веселых людей Харламовых донеслись голоса, женский смех и звон посуды.
— Праздник у них, — сообщила Анфиса, — самого Харламова день рождения.
— Смотрите, смотрите! — восторженно и в то же время как бы стыдясь своего восторга воскликнула одна из девушек. — Смотрите, какая луна необыкновенная!
Рыжий шар выкатывался из-за елочек, такой большой и осязаемый, что казалось, будто он возник в этом вот перелеске и бродит там, как неопасное чудище. И сразу все кругом начало оживать в его рыжем отблеске, как бы рождаясь из черного небытия для новой таинственной жизни.
— Роскошная природа, — проговорила Алла. — Это я прочитала у Гоголя. Давно уже. А поняла только сегодня. Сейчас. Почему-то у нас не любят описывать природу. Стесняются. И читать тоже не любят.
Считая себя причастным к затронутому вопросу, Артем ответил:
— Наверное, потому, что природу не надо описывать. О ней надо писать, как о человеке. Она должна быть все время в действии, наравне с героями книги, тогда и читать будет необременительно.
— Должно быть, это верно, — согласилась Алла и подумала, что она сегодня только и делает, что со всеми соглашается. Отчего бы это? От счастья, что ли?
И снова все притихли. У Харламовых не очень стройно, но зато с энтузиазмом запели про гармониста, который одиноко бродит по ночной улице, не давая покоя девушкам. Студенты в своем углу начали о чем-то перешептываться. Там назревал заговор, но все заметили это только тогда, когда одна из девушек — самая смелая — попросила Артема почитать свои стихи. И все студенты к ней присоединились. Их поддержал Николай Борисович:
— Читатели, — сказал он, — вездесущее, жадное племя. Почитайте, Артем, они этого заслужили сегодняшней работой.
— Идите к нам, — послышался смелый девичий голос. — Тут есть место. Васька, где место?
— Есть! — воскликнул Васька и, выпрыгнув со стула, легко вознесся на перила.
— Хорошо, — проговорил Артем, устраиваясь на стуле рядом с девушкой. — Прочту я вам свое стихотворение «У меня есть враг». Слушайте:
«У меня есть враг.
Он сковывает мое сердце и притупляет сознание.
Лишает меня радостей борьбы.
А если человек ни за что не борется, то он и не живет.
И пропадает бесследно.
Он пройдет по жизни, как по песку голой пустыни.
А ветер тут же сотрет его следы».
— Это я написал пять лет назад, здесь, на Старом Заводе, у вас во дворе, Анфиса Васильевна, — проговорил Артем так же приподнято и несколько вызывающе, как будто все еще продолжая читать стихи.
— Помню, — сказала Анфиса. — И этот ваш разговор я помню, милый человек.
— Так ведь и я помню! — радостно подхватил Зиновий Кириллович. — Я даже, можно сказать, ожидал этого. То есть, что вы меня причислите, так сказать, к своим врагам. Лестно, конечно, хотя отчасти и обидно.
— Вы преувеличиваете свое присутствие в том, что я прочел. Враг самому себе — это прежде всего я сам.
Васька на перилах замахал руками:
— Как же это может быть, дорогие граждане?
— Молчи, Васька! — воскликнула Артемова соседка. — Ты просто не воспринимаешь сложных мыслей.
После этого парень так запрыгал на перилах, будто собрался сорваться и взлететь, но его мгновенно успокоили и потребовали еще стихов. Артем прочел несколько самых новых в относительной тишине. Читая, он взглянул на Зиновия Кирилловича, который слушал не очень внимательно, думая о чем-то, и по своей привычке вытягивал губы, как будто собираясь посвистеть. «Как он сюда попал? — снова подумал Артем. — Нечего ему тут делать».
6
Но он ошибся — Зиновий Кириллович часто бывал здесь по долгу своей службы и сейчас тоже приехал по делу. На специальном катере разъезжал он по водохранилищу, наблюдая за его состоянием. Попутно он и его помощники браконьерствовали, ловили рыбу запрещенными способами и в конце концов попались. Это было еще в начале лета, но суд почему-то не спешил наказывать преступников. Тогда Николай Борисович написал в газету и не скрывал этого, а, наоборот, предупреждал всех-местных и приезжих рыбаков, что будет им худо в случае чего.
Вот, пользуясь своим старым знакомством с Николаем Борисовичем, «красивый старик» заглянул в маленький домик, чтобы уладить это дело, хотя, сказать по правде, не очень-то надеялся на успех своего визита.
Но все это Артем узнал несколько позже, а пока испытывал некое бойцовское нетерпеливое удовольствие в предвкушении желанной схватки. Уж теперь-то он покажет! Надо только выждать, угадать подходящий момент…
И дождался. Прочитав последнее стихотворение, где воспевалась могучая сила природы — любовь, он попросил передышки.
— Да, да, конечно… — торопливо и сочувственно зашептали слегка разомлевшие от стихов девушки.
И Васька со своего насеста отозвался:
— Конечно, надо же человеку…
Тут раздался красиво вибрирующий голос Зиновия Кирилловича. Над чем-то посмеиваясь, он спросил:
— А хотите знать, чем все это кончится? — И, не ожидая ответа, продолжал: — И эта роскошная природа, и эти роскошные чувства, стихи эти, и наши порывы сберечь все такое, дорогое, красивое, родное?.. Словом, все наши попытки остановить бег времени? Знаете, чем?
— Ого! — воскликнул Николай Борисович.
— Совершенно верно. — Зиновий Кириллович склонил голову и как бы расшаркался. — Именно «ого!» Так вот, время идет себе да идет, и господь бог, в которого так приятно верить, думает: «А они еще бегают, эти, которые сами себя называют людьми. Ну, пусть их!» Бог или еще что-нибудь завлекательное, что выдумывают люди для своего утешения насчет грядущей жизни. А будет так. — Рассказчик не возвысил голоса, как полагалось бы пророку, нет, он продолжал грустно улыбаться. — Пройдут века, и, несмотря на ваши старания, а вернее, благодаря им, на земле постепенно исчезнет флора. Леса, вырублены, трава вытоптана. Задыхаясь от недостатка кислорода, далекие наши потомки, подобно столь же далеким пращурам, полезут в моря и океаны, где еще сохранились остатки кислорода. Тела их постепенно позеленеют и покроются чешуей. На хребте из каждого позвонка начнет выпирать остистый отросток, превращаясь в длинную гибкую иглу. Потом эти иглы срастутся в плавник. Ноги тоже срастутся в красивый могучий хвост. Нос вытянется, и под ним откроется широкая жадная пасть. Дельфины встретят людей в общем-то хорошо, как старых знакомых. Они, может быть, даже полюбят их, но не больше, чем мы сейчас любим домашних животных. Как и всякие живущие и хватающие, себя-то они любят больше. А так как у них океаническая культура древнее, то все это и закончится тем, чем кончается все в природе, — они поработят людей, как менее приспособленную, низшую расу. И люди покорятся, потому что вся наземная многовековая культура и все технические достижения окажутся ни к чему. Люди — большие, неуклюжие, тихоходные рыбины, не освоившиеся с глубинами океана, вынуждены будут принять покровительство сильных и хорошо организованных дельфиньих стад. У бывших людей отомрет способность мыслить и анализировать. А так как в воде очень-то не разговоришься, то им придется перейти на язык своих повелителей. Только по вечерам, когда воздух похолодает и в потемневшей воде закружатся зеленоватые фосфорические огни, люди-рыбы ощутят какие-то смутные зовы. Тогда они выползут на прибрежные камни и, опираясь на плавники, поднимут к луне немигающие свои глаза. Но и тут никакая мысль не блеснет в темной памяти и не взволнует холодную кровь. А над пустынной землей, покрытой пылью и осколками бывших гор, взойдет тусклая луна, и ее холодный свинцовый отблеск тяжело ляжет на поверхность океана…
7
Он умолк, будто бы подавленный безрадостным будущим рода человеческого, но Артем заметил, как подрагивают от скрытого смеха его румяные щеки. «Враг? — подумал он. — Нет, слишком мелок для того, чтобы принимать его всерьез».
— Здорово запущено! — жизнерадостно воскликнул Васька.
— Простите, — возмущенно фыркнула Артемова соседка, — это бред какой-то.
Но Васька не унимался:
— Бред сивой кобылы в лунную ночь.
Николай Борисович помахал рукой:
— Болтовня, и довольно малограмотная.
— Совершенно верно! — воскликнул Зиновий Кириллович с таким удовольствием, словно он только и ждал, когда его назовут болтуном. — Вполне ненаучная фантастика, байка эта. Легкий жанр, для увеселения присутствующих.
