— Чего это у тебя огород так зарос? — крикнула она издали и, вся зардевшись, подошла ближе.
— Что поделаешь, когда Хана дни и ночи пропадает в колхозе! — ответил Лейб. — Один же я тут остаюсь, хоть разорвись! У людей жены как жены, а эта — проклятье какое-то! Вот ты, Рася, тоже колхозница — отчего ж не усердствуешь, как она?
— Зато меня и не выставляют напоказ, как героиню, — не без иронии промолвила Рася и тотчас спохватилась: — Ты должен гордиться такой женой, как Хана!
— А что мне проку с того, что ее выставляют напоказ? — проворчал Лейб. Он вырвал несколько травинок и стал рассеянно растирать их пальцами. — Лучше бы она свой огород прополола.
— На что ей работа у себя дома, на виду у одного тебя, когда она может работать там, где все люди могут оценить ее труд! Раньше ты один знал, что за молодчина твоя Хана, а теперь весь район это знает.
И Рася умышленно принялась расхваливать Хану, зная, что Лейбу эти похвалы — нож острый.
— По мне, лучше бы никто и не знал, какая она работница, — начал изливать свою душу Лейб.
Но Рася тотчас прервала его:
— Вот ведь и у меня огород не бог весть как старательно прополот, — она указала рукой на грядки, призывая Лейба своими глазами убедиться, какие у нее чистота и порядок здесь. — Мне бы давно пора окучивать картофель, да все никак не соберусь.
Лейб беглым взглядом окинул ее огород и сухо заметил:
— По-моему, у тебя вполне чисто.
Эта холодная похвала задела самолюбие Раси. Ей было досадно, что Лейб едва удостоил взглядом ее огород, а она так старалась блеснуть перед ним! Все ее усердие было направлено лишь на то, чтобы понравиться ему: пусть, дескать, видит, какая она работяга! А он…
— Я не люблю работать тяп-ляп, — похвасталась она. — Полоть так полоть! Я уже три раза прополола свою картошку и собираюсь четвертый раз полоть.
И она продолжала расхваливать свой огород в полной уверенности, что, если Лейб хоть бегло взглянет на плоды ее трудов, он и сам убедится, какая она старательная. Но он лишь хмуро потупился, вороша носком сапога сырую землю. Потом, окинув унылым взглядом собственный огород, тихо, как бы про себя, сказал:
— Сорняки заглушат всю картошку… Что делать, что делать? Одному, без жены, мне не справиться, хоть разорвись.
После этой встречи Рася глаз не спускала со своего соседа. Стоило ему показаться у себя в огороде, как она тотчас выходила на свой участок и работала старательно и умело, с подчеркнутым усердием. Первые два-три дня она, казалось, не замечала соседа — до того была погружена в работу. Лишь изредка, как бы мимоходом, перекидывалась она отдельными словами с Лейбом. Она подходила все ближе и ближе к его грядкам и наконец переступила межу, разделявшую их огороды.
— Дай-ка я тебе пособлю, мне все равно нечего делать, — как будто оправдывалась Рася, подойдя к Лейбу. — Сегодня я тебе, завтра ты мне поможешь.
— Хочешь взять меня, как говорят, на буксир, — спросил Лейб, с лукавой улыбкой глядя на Раею желточерными глазами, и на лице его застыло самодовольное выражение: очень уж, видно, обрадовался он появлению соседки на своем огороде.
— При чем тут буксир? Просто хочу пособить человеку, когда он нуждается в моей помощи, — с притворной серьезностью ответила Рася, оторвавшись на минуту от своей работы.
Полола она старательно и быстро, выставляя напоказ свою ловкость, свое умение. Но и Лейб не отставал от нее. От чрезмерного напряжения пот градом лился с обоих. Каждый раз, когда они, работая, доходили до акаций, Лейб предлагал соседке:
— Садись отдохни.
— Негоже нам сидеть рядом. К чему? Чтобы потом люди языки чесали? У тебя, слава богу, есть с кем посидеть, побалагурить, — отвечала она с явным намерением задеть его больное место. — А мое дело маленькое, я пришла только помочь тебе. Кончу работу — и прости-прощай!
Раз как-то Хана вернулась домой раньше обычного, чтобы помочь мужу прополоть картошку.
Было еще светло. Захватив с собой мотыгу, она направилась по тропинке к себе на огород и неожиданно увидала у кустов акации мужа рядом с Расей.
«А тебя кто звал сюда?» — с тревогой в душе подумала Хана, и острое чувство ревности закралось в ее сердце. Первым ее желанием было повернуть назад, не задираться с соседкой, но она не могла владеть собой, С трудом сдерживая волнение, она подошла к Расе.
— Делать тебе больше нечего, что ли? — пронизывая соседку колючим взглядом, спросила Хана. — Так-таки не можешь найти для себя никакой работы?
— Я просто так… помогать пришла, — растерянно промямлила Рася, побледнев. — Мне все равно делать нечего…
— Неужто в колхозе не найдется для тебя никакого дела? А нам, представь себе, работы по горло! — раздраженно процедила Хана, готовая наброситься на соседку.
Но та молчала и еще усерднее взялась за прополку, чтобы лишний раз показать Лейбу, что она таких работниц, как его жена, за пояс заткнет. Хана это почувствовала и принялась состязаться с ней в быстроте и ловкости. До самых сумерек шла эта безмолвная, но ожесточенная борьба. А Лейб в рубахе навыпуск важно расхаживал между обеими и самодовольно ухмылялся в ус, глядя, как они усердствуют.
— Меня никто не выставляет напоказ, — сказала Рася Хане нарочито громко, чтобы каждое ее слово долетело до стоявшего поодаль Лейба, — и портрета моего в газетах не печатают, но я никогда в жизни не запустила бы так огород.
Хана вспыхнула:
— Мой огород не твоя забота, и нечего тебе сюда соваться! Поглядела бы я, как бы ты справилась со своим огородом, если бы работала в бригаде столько, сколько я!
— Я не люблю работать на чужого дядю, я для себя работаю, — заговорила Рася хорошо знакомым ей языком Лейба, с явным намерением угодить ему.
— Так я, значит, должна за тебя работать, а ты придешь в колхоз на все готовенькое, так, что ли? — возбужденно вскрикнула Хана.
Видя, что перепалка между женщинами разгорается, Лейб резко оборвал их спор:
— Довольно, хватит! А это кто оставляет траву на грядках?
Снова между женщинами закипел спор:
— Это твоя грядка!
— Нет, твоя! Твоя! Твоя!
Женщины разошлись, затаив злобу и ненависть друг к дружке.
Каждый день, возвращаясь с виноградника домой, Хана замечала у себя во дворе Раею. Закончив вместе с Лейбом прополку, Рася принялась наводить порядок во дворе и затем начала хозяйничать и в доме.
Хана не знала, действительно ли так уж тянет ее мужа к разбитной соседке, или он нарочно затеял эту игру, чтобы пробудить ревность в жене и тем отвлечь от колхозных дел, крепче привязать ее к дому, к огороду, к хлеву.
Все свои сомнения и обиды Хана затаила глубоко в душе и ни с кем не делилась ими. Так прошел месяц. Когда стало ясно, что со стороны Раси это вовсе не игра и что она ходит к Лейбу с серьезными намерениями, Хана не выдержала и обрушила на голову соседки все, что накопилось в сердце за это время.
— Ты чего повадилась ко мне в дом? — гневно крикнула Хана, застав у себя в хате ненавистную соседку. — Ты что, в батрачки к нему нанялась или всерьез решила стать здесь хозяйкой вместо меня?
— Не к тебе же я хожу! — огрызнулась Рася, готовая броситься в драку, но вдруг потеряла всю свою самоуверенность, сразу как-то обмякла и только беспокойно глядела на Лейба, ожидая, что он скажет, чью сторону примет.
И снова Лейб самодовольно крутил ус, глядя, как две женщины готовы сцепиться из-за него.
— Чего раскричалась? — зарычал он на жену. — Думаешь, ты дни и ночи будешь валандаться в колхозе, а я тут стану терпеть?
Лицо Ханы покрылось багровыми пятнами.
— Так я, значит, тебе больше не нужна?
— Ты же сама ушла из дома, — ответил Лейб, рассеянно глядя куда-то в сторону и не смея посмотреть жене прямо в глаза.
Ошеломленная, задетая за живое, Хана возбужденно забегала по комнате из угла в угол.
— Не дождешься, чтобы я батрачила на тебя! Пусть она работает, если ей по душе! Пусть хозяйничает у тебя на огороде!
Нелады между мужем и женой с каждым днем обострялись, и нападки Лейба становились все ожесточеннее. Чем податливее была Хана, чем примирительнее был ее тон, тем яростнее нападал на нее муж и тем жарче разгорался спор.
— На что тебе такой большой огород? — пыталась она урезонить мужа. — На что нам две коровы? Если бы ты так усердно работал в бригаде, как дома, ты от колхоза больше получил бы, чем от всего хозяйства.
— Провались они сквозь землю со всем их добром, что сулят нам! — запальчиво кричал Лейб. — Хочу сам себе быть хозяином! Хочу на себя работать, вот и все!
— А на кого ты в колхозе работаешь! Не на себя разве? Кто-нибудь другой получает за твои трудодни? Тебе бы хотелось, чтобы другие на тебя работали? Тебе все еще мерещится, что у тебя в хозяйстве рабочая скотинка.
