- Надо помочь главному инженеру, - перебила его Посадова. - И это должен сделать ты, коммунист, грамотный, высококвалифицированный механизатор. Партийное бюро назначило тебя агитатором в механические мастерские.
Федя открыл рот от удивления. Он еще не знал, радоваться ему или печалиться. В нем бродили противоречивые чувства: приятно было, что ему, молодому коммунисту, партийное бюро дает такое поручение, значит, доверяет; в то же время было боязно, в мыслях вставал один вопрос: а справлюсь ли? "Что я должен делать?" - спрашивал немой и такой откровенно открытый взгляд, который Федя устремил на секретаря партийной организации. И Надежда Павловна ответила ему.
Все оказалось не таким уж сложным. Вернулся Незабудка в цех возбужденный и своим обычным приподнято-веселым голосом объявил:
- Ну, хлопцы, дела-а-а!.. Назначен я к вам агитатором.
По такому случаю сделали "перекур". Посыпались колкие и безобидные шутки:
- Выбился-таки в начальники.
- А Сорокину что, отставку дали?
- Нам все одно, что хрен, что редька, что Сорокин, что Федька.
- И Сорокин будет, - сообщил Незабудка и добавил после паузы с подначкой: - Моим заместителем.
- Какую ж тебе за это зарплату установили?
- Самую высокую: благодарность рабочего класса, - не растерялся Федор.
- Вона как! От денег отказался, значит, ввиду сознательности.
- А что деньги? Так, базарный билет. А людское уважение ни за какие деньги не купишь!
- Растолкуй мне, товарищ агитатор, почему это Луна делает людей лунатиками? - ввернул из-под трактора не прекративший работу Иван Цыбизов.
- На этот вопрос тебе ответит мой заместитель Сергей Александрович Сорокин, может, завтра, а может, послезавтра, потому как знать тебе про лунатиков совсем не к спеху, - серьезно, сверкая колючими глазами и сердито хмурясь, сказал Федя. - А вот я тебе сегодня же должен растолковать, уважаемый товарищ Цыбизов, почему и как ты сжег подшипники, сколько дней ты еще будешь возиться со своим трактором и во сколько рублей обойдется государству твоя халатность. Это я тебе объясню немедленно, потому как весна не ждет, а у нас пропасть неисправных машин, и потому, как уже есть желающие следовать твоему дурному и заразительному примеру.
По-разному воспринимались совсем недвусмысленные Федины слова: одни одобрительно улыбались, другим - последователям дурного примера Ивана Цыбизова - совсем не до улыбок было. Только Станислав Балалайкин, не понявший обстановки, попытался "подкузьмить" начинающего агитатора. Маленький, юркий, сверкающий белыми зубами, он вынырнул откуда-то из-за спины и, протягивая вперед корявые руки, пропищал тоненьким голоском:
- А вот ты, Федя, как теперешний наш агитатор, ответь мне на мой непонятный вопрос: почему инкубаторские куры не квохчут?.. Обыкновенная курица квохчет, хочет сделаться наседкой, чтоб, значит, цыплят выводить, о потомстве, выходит, заботится, а та, что в инкубаторе родилась, та не квохчет, и, значит, ей до потомства делов нет. Вот и скажи, почему так получается?
Федя хотел ответить, что и этот вопрос разъяснит Сорокин, да подумал, не солидно как-то получается, мол, все к заму отсылаю. Зачем тогда "сам", когда все делает "зам"? Решил испробовать свои силы в "науке", ответить:
- От наследственности не квохчет, - сказал он авторитетно и нахмурился. - Раз ее люди без помощи наседки вывели в инкубаторе, то и она решила не заниматься кустарщиной.
- Вот видишь, как интересно получается, - подхватил Станислав. - Хоть и курица, и мозгов, говорят, у ней совсем считай что нет, а все ж помнит, что ее без матки родили и сама, значит, маткой быть не желает.
- Закон наследственности действует, - с апломбом повторил Незабудка, а охочий до разговора Балалайкин продолжал с завидным интересом философствовать, тоже демонстрируя свою эрудицию.
- Тут, я вам скажу, никакой не закон, а просто куриная несознательность. До потомства ей и заботы никакой нет, сама живу в свое удовольствие, яйца вам несу, потому как за это вы меня кормите-поите, а цыплят выводить - увольте, не моя обязанность. Три недели на яйцах сидеть да потом месяц выхаживать их, дрожать над каждым - на черта, думает, мне это сдалось. Если вам, людям, нужны эти цыплята, так вы сами садитесь на яйца и выводите их. А я, говорит, отказываюсь, потому как сознательности у меня никакой общественной нет. О себе думаю, о себе и забочусь.
- А мы с вами не инкубаторские куры, - сказал Федя, беря Станислава за локоть. - У нас есть общественная сознательность, и потому мы кончаем языками чесать и начинаем дело делать.
Сказав это, он решительно полез под трактор к Ивану Цыбизову.
…На следующий день в обеденный перерыв Федор Незабудка сидел в кабинете директора совхоза и, разглаживая испачканный в мазуте, исписанный цифрами листок бумаги, говорил с ужимкой:
- Я к вам, Роман Петрович, по поручению ребят, как, значит, агитатор.
- Каких таких ребят? - не поняв его, гулко пророкотал Булыга.
- Наших, из механического цеха.
- Давай выкладывай, чем там недовольны механизаторы?
- Дорогами, Роман Петрович, - ответил Незабудка, не глядя на директора и уставившись в свою бумажку. - Мы тут подсчитали, какие убытки несет совхоз в течение одного года из-за наших дорог. Вот, значит, горючее, моторесурсы, ремонт, ну, потом, значит, несвоевременная доставка кормов и все такое прочее. Это одна статья. А теперь другая статья. Сколько потребуется затрат на ремонт дороги, если ее посыпать гравием, а гравия у нас сколько хочешь и совсем рядом. - Федя поднял глаза на директора. - Одним словом, получается, что ежегодные убытки от бездорожья и расходы на ремонт дороги одинаковы. Так это мы брали убытки только за один год. А мы пережигаем бензин и ломаем машины уже столько лет, сколько совхоз существует. За эти деньги можно было построить не одну дорогу, а десять, и не гравийных, а асфальтовых.
Булыга слушал Незабудку нетерпеливо, почесывая густую бровь, а когда тот кончил, вздохнул тяжело и сокрушенно покивал головой.
- Знаю, Федя, все знаю. Считать механизаторы научились, и ты их неплохо сагитировал. Только меня агитировать нечего. Эту арифметику я давно изучил. Да вот денег нет. Эта дорожка ляжет на себестоимость свининки. Этого вы не подсчитали? А я обязан считать. Иначе какой я директор.
- Роман Петрович, - перебил его, забеспокоившись, Федя. - Да расходы-то совсем невелики: самосвалы есть, экскаватор тоже, гравий под рукой, грейдер, бульдозер - все у нас свое.
- А рабочему классу платить надо? - уставился на него Булыга, но Федя решил не сдаваться, во что бы то ни стало "провернуть" этот злободневный вопрос; он так и ребятам пообещал: не уйду из кабинета, пока, мол, не даст согласия.
- Да если так, если надо, то мы, механизаторы, можем бесплатно поработать. Или давайте воскресник устроим.
- Нет, товарищ Незабудка, тут воскресником не отделаешься. А дорогу строить надо, и мы ее будем строить, - вдруг твердо сказал Булыга, и в глазах его зажглись довольные огоньки победителя. - Закончим посевную и начнем дорогу строить, так и передай механизаторам мое решение.
Обрадованный Незабудка побежал не в мастерские, а домой к секретарю парторганизации, чтобы доложить о своем первом успехе в роли агитатора. Он ворвался в дом Посадовой возбужденный, сгорающий от восторга и невысказанной радости, не поздоровавшись, с порога крикнул:
- Сагитировал! Порядок, Надежда Павловна! Летом делаем дорогу.
- Кого сагитировал? - вскинула изумленные глаза Надежда Павловна. - Ты садись, Незабудка, садись и спокойно расскажи.
- Да что ж тут рассказывать, я постою… Прихожу я к нему, так и так, вот цифры, вот убытки от бездорожья, вот расходы на строительство…
- Постой, погоди, к кому ты приходишь?
- К директору, - удивленный такой недогадливостью, ответил Незабудка и начал рассказывать, как он разговаривал с Булыгой и чем кончился его визит.
Посадова похвалила его за полезную инициативу и заставила все-таки присесть.
- Сегодня Вера мне сообщила, что в гаю какой-то мерзавец подрубил корни у шести кленов, - сказала Надежда Павловна, садясь напротив Незабудки. - Я пошлю лесника, надо составить акт и найти во что бы то ни стало этого подлеца. Подумать только, шесть столетних кленов загубить!
Она была возмущена, то и дело сжимала свои маленькие, но сильные кулачки, точно грозила еще неведомому ей порубщику. Но Федя уже сообразил, в чем дело.
- Сок пошел, - сказал он, что-то припоминая. - Теперь достанется березкам да кленам.
- Как это достанется, Незабудка? Что ты говоришь? Да разве это сок. Это ж кровь деревьев. Они погибнут. Столетние деревья, которые люди сажали, растили тоже для людей, для своих потомков красоту создавали, да чтоб вот так, просто погубить ни за что ни про что.
- Это точно, усохнут, - подтвердил Федя. - Их много поусыхало. Каждую весну сок берут. Вот люди! - Темная Федина копна зашаталась, точно кленовая крона из стороны в сторону, а глаза сверкнули гневом. - Предупреждали, наказывали - и все нипочем.
