— Подумаешь, проблема! Протолкну, без горючего не оставят.
— Почему же ты не идешь проталкивать? Знаешь, папа, ты пассивен там, где нужна энергия, и слишком активен в том, что никакого отношения к делу не имеет.
Резкостью Игорь хотел вернуть отца «на землю». Но Матвей Денисович добродушно потрепал его по плечу:
— А ты уже все превзошел и без ошибки понимаешь, где — дело, а где — не дело?
Через полчаса, дозвонившись до кого-то, он заглянул к Игорю и весело спросил, есть ли в доме какой-нибудь харч и выпивка, так как придут два географа, один из них — замечательный умница и большой выпивоха.
— По-моему, все съели и выпили вчерашние водники.
— Может, сбегаешь купить?
— Сбегаю, если ты с утра пойдешь по поводу заявки.
Отец поднял руку и со смехом сказал: клянусь! Можно было подумать, что это не у него неприятности.
Утром, когда отец отправился-таки проталкивать заявку, пришла телеграмма из Углича: «Среду похороны вечером выеду».
Игорь испытал минутный ужас — тетя Надя умерла. Перед глазами возникла оживленная, деятельная тетя Надя, какою она была в свой последний приезд, — педантично аккуратная высокая женщина в очках, отнюдь не старая, хотя ей перевалило за пятьдесят. Бегала, как девчонка, по Москве и проявляла юношеский интерес ко всему решительно — к художественным выставкам, к освоению Арктики, к стахановским методам каменщиков, к новым спектаклям, к парашютизму… Тети Нади больше нет?! Жила себе, лечила других, ничем как будто не болела, и вдруг…
Затем он подумал об отце — как сказать ему? Игорь смутно догадывался, что у отца к тете Наде какое-то особое отношение, что-то у них в молодости произошло и что-то между сестрами осталось, у мамы всегда делалось виноватое лицо, когда заходила речь о Наде. Отец расстроится. А может, хоть это вернет его «на землю»?..
Игорь положил телеграмму на отцовский стол и начал генеральную уборку квартиры, опасаясь материнского нагоняя и радуясь, что послезавтра мама будет дома.
А отца все нет…
Уже кончились часы занятий, а отец как в воду канул.
В восьмом часу он наконец появился. Игорь слышал, как он напевал, снимая пальто. Игорь нарочно не вышел, но отец сам заглянул к нему — то ли выпивший, то ли необыкновенно довольный.
— Ну что, папа, протолкнул?
Отец как будто не сразу понял, о чем спрашивает Игорь. Потом беспечно ответил:
— Разумеется!
И обнял сына за плечи.
— Как диплом, Игорек? Кончаешь?
Нужно было сказать о смерти тети Нади, но Игорь медлил огорчать отца в этом непонятно счастливом состоянии.
— Ты что так поздно, папа?
— Я обедал с Юрасовым.
— С Юрасовым?
Один из столпов гидротехники, Юрасов казался Игорю почти легендарной личностью. Еще бы! Строил Волховстрой и Днепрострой, так или иначе участвовал во всех крупнейших начинаниях в области электрификации страны. К тому же — руководитель проекта новой гидростанции на реке Светлой, куда Игорь мечтал попасть после защиты диплома. Если бы отец замолвил словечко…
Игорь еще не решился заговорить об этом, когда отец улыбнулся своим счастливым мыслям и ласково сказал:
— Кончай скорей, Игорек! Я попрошу, чтобы тебя направили в нашу экспедицию, тебе там все знакомо, а мне будет легче…
И тогда Игорь со злобой выкрикнул:
— Нет уж, спасибо! Ты будешь заниматься прожектами, а я — работай?!
Только на миг появилось в лице Матвея Денисовича растерянное, недоуменное выражение, затем он весь подобрался, с горечью сказал:
— Впрочем, зачем ты мне такой… щенок!
И вышел, особенно грузно ступая.
Игорь слышал, как отец захлопнул свою дверь и повернул ключ в замке. Тихо стало в квартире.
Матвей Денисович с утра нахлебался горечи, проталкивая опоздавшую заявку. Никто ему не отказывал — план буровых работ без горючего не выполнишь! — но каждый считал своим долгом попрекнуть рассеянного начальника экспедиции, а руководитель отдела изысканий ядовито спросил, о чем он вообще думает. Матвей Денисович не удержался, попробовал рассказать — о чем, но тот пренебрежительно оборвал:
— Лучше занимайтесь тем, что вам поручено!
В другое время Матвей Денисович заспорил бы, но сейчас чувствовал свою вину и, удрученный, побрел по длинному учрежденческому коридору, медля идти в следующую инстанцию, где его ждали новые попреки.
Навстречу шел Юрасов, как всегда раздражающе изящный и моложавый — никто не дал бы ему пятидесяти лет, если б его юбилей не отмечался недавно во всех газетах. Новенький орден Ленина мерцал на его синем с искрой пиджаке.
— Рад видеть вас, Матвей Денисович! — останавливаясь, сказал Юрасов. — Я думал, вы где-нибудь в Каракумах.
Вряд ли он вообще думал об этом, просто хорошо воспитан и не забыл их общую студенческую юность.
— Как здоровье супруги? — продолжал осведомляться Юрасов. — Имеете ли известия от Надежды Григорьевны?
Сквозь вежливое безразличие впервые проступила заинтересованность — Надя, видимо, навсегда осталась для него Надей; «белокрылая птица с лицом подвижницы» — так он когда-то назвал ее, прикрывая восхищение скептической усмешкой.
— Умирает Надя, — опустив голову, сказал Матвей Денисович.
Юрасов мучительно сморщился и несколько минут молчал.
— Надя — Надежда, — пробормотал он. — Надя — и смерть… невероятно! — Он покрутил шеей, будто накрахмаленный воротничок стал тесен. — Пойдем куда-нибудь, Матвей, посидим, поговорим…
Узнав, что Матвею Денисовичу нужно сперва протолкнуть заявку, Юрасов без доклада вошел в кабинет самого ответственного лица и в одну минуту, пошучивая, получил заветную подпись, затем усадил Матвея Денисовича в машину и привез в ресторан.
Не успели они войти в зал, как почтенный метрдотель с уложенными на щеках фигурными усами подбежал к столику у края фонтана, отодвинул для Юрасова стул и почтительно-дружелюбно спросил:
— Чем вас накормить сегодня, Аркадий Георгиевич? Есть недурная форель.
Предоставив Юрасову заказывать, Матвей Денисович поглядывал на него с двойственным чувством уважения и отчужденности.
В юности он тянулся к этому человеку — и не любил его. Сын крупного путейца, Аркадий Юрасов занимал в роскошной квартире отца три комнаты, в одной из которых Надя прятала нелегальную литературу, а некоторое время и гектограф. Аркадий ни во что не верил и, просматривая листовки, холодно отмечал недостатки стиля, но потом помогал Наде развозить их — мчась на лихаче, они разыгрывали веселящуюся парочку. Однажды Матвей Денисович с раздражением спросил, ради чего он рискует собой; Юрасов ответил: «По математическому и психологическому расчету, охранка доберется сюда не скоро, а кроме того, рисковать интересно».
Они были разными во всем и постоянно спорили, но возражения и насмешки Аркадия помогали Матвею утвердиться в своих взглядах. С малых лет работая и своим горбом пробиваясь к образованию, Матвей Митрофанов бессистемно хватал знания, на ходу восполняя зияющие пробелы; жадно читал он философов и экономистов, романистов и историков, ученых и публицистов, стараясь понять, почему так плохо устроен мир, и найти ответ — как жить. Тысячи умов — каждый по-своему — пытались понять и объяснить мир. Матвей увлекался то одной теорией, то другой, пока не прикоснулся к научному материализму. Философы лишь объясняли мир, дело заключается в том, чтобы изменить его, — эти слова Маркса были для него откровением, и он ринулся в борьбу, чтобы изменить и преобразовать мир.
Юрасов скептически усмехался: «Изменить мир? Глупости! Вас сгноят на каторге, а что будет после, вы все равно не увидите». Он признавал только постепенные изменения в результате прогресса науки и техники. Он был широко образован, а если чего и не знал, то потому, что данная проблема его не занимала; но общее представление у него было обо всем — культура, воспринимаемая с детства и без особых усилий. Будь Юрасов обычным барчуком-белоподкладочником, было бы приятно презирать его. Но Юрасов был умен и талантлив, это приходилось признать. На старшем курсе он из любопытства разработал проект — целую систему каналов, соединяющую Белое море с Балтийским, Каспийским и Азовским. Студенты были в восторге, а Юрасов небрежно закинул проект на шкаф и усмехнулся: «В нищей стране с лучинами и деревянной сохой?!» Получив диплом, он уехал за границу совершенствоваться, а потом читал в институте курс гидротехники.
Революция надолго оторвала Матвея Денисовича от его профессии. Подполье, красногвардейский отряд, комбеды, фронты… С Юрасовым он столкнулся в Петрограде уже в двадцатом году — похудевший, в потертом пальто, тот насмешливо отрекомендовался:
— Безработный инженер. Впрочем, разыскал в Публичной библиотеке старинные рецепты и делаю свечи для товарообмена, так что по-вашему — кустарь-одиночка, мелкая буржуазия.
