— Так ведь до ада еще черт знает сколько лет — это во-первых. А во-вторых, никакого ада вовсе и нет. А в-третьих, я попаду в рай — за выдающиеся заслуги по охране спокойствия душ выдающихся людей. Разве я не охраняю спокойствие твоей души? И разве ты не выдающийся человек?
— Слушай, заткнись, а?
— Слушаюсь, — тотчас же согласился Ольф. — Раз выдающийся человек не в духе…
Дмитрий безнадежно махнул рукой:
— Вот трепло…
Потом шли они по длинному узкому коридору, впереди, за прозрачными оргстеклянными дверями, стояла толпа ожидающих, Ольф разглядел в ней Жанну и посмотрел на Дмитрия — он шел, плотно сжав губы, и, щурясь, неуверенно смотрел перед собой. Ольф чуть отстал и увидел, как фигура Дмитрия неловко протиснулась мимо дежурной, Жанна качнулась к нему, и на пол посыпались цветы. Ольф наклонился, чтобы подобрать, но чьи-то ноги уже наступили на них. Ольф разогнулся, увидел неестественно белую, подрагивающую руку Жанны на шее Дмитрия, встал так, чтобы загородить их от людей, и, положив им руки на плечи, осторожно подтолкнул к выходу:
— Ладно, ребятишки, давайте выбираться.
Жанна споткнулась и судорожно вцепилась в Дмитрия. И выбрались уже на свободное место, а Жанна все держалась за него, низко склонив тяжелую, густую корону влажных волос, и как будто боялась поднять от пола глаза. Потом она провела рукой по лицу, боязливо взглянула на Ольфа и растерянно спросила:
— А цветы? У меня же цветы были…
И стала оглядываться кругом, избегая взгляда Дмитрия, увидела растоптанные цветы и заплакала:
— Ну вот, всегда мне не везет…
— Да будет тебе… — начал было Ольф — и замолчал.
Дмитрий быстрым движением притянул к себе Жанну, она неловко ткнулась губами ему в подбородок, он обеими руками обхватил ее голову и зашептал что-то в ухо.
Ольф отвернулся, полез за бумажником, вытащил багажные квитанции и сказал:
— Ждите здесь, я сейчас.
Он направился в огромный, гудящий множеством голосов зал, и через несколько шагов чьи-то сильные руки резко остановили его.
— Ольф!
Он поднял голову — и увидел Лешку Савина, Игоря Воронова, Майю, Дину, Аллу. Ольф широко раскинул руки, сгреб их в охапку.
— Ну, молодцы, что прибыли! Видали? — Он кивнул на Дмитрия и Жанну. — Привез вашего Дмитрия Александровича, берите его за рупь двадцать. Вам завернуть или так возьмете?
— Так возьмем, — засмеялась Майя.
— Ну-с, ждите еще пару минут, заворачивайте их в целлофан, а я за шмотками. Савва, подойдешь потом, поможешь.
Когда Ольф и Лешка выбрались с вещами, они увидели такую картину: Дмитрий стоял в центре, Жанна по-прежнему так крепко держалась за него, словно боялась упасть, а ребята тесно окружили их, как будто опасались, что кто-то может похитить Дмитрия.
— Ну, пастырь, — сказал Ольф, — как ты находишь свое стадо? А вы, бараны и баранессы, держите своего пастуха покрепче, а то он чего доброго, улизнет в Африку, к белым медведям.
В Долинск приехали почти в два часа. Ребята проводили их до дома, долго прощались во дворе. Прощались бы и еще дольше, очень не хотелось им расходиться, но Ольф скомандовал:
— Стадо, по хлевам! Завтра наговоритесь.
Сам он, остановившись на площадке, тихо сказал:
— Нуте-с, влезайте, я через минуту на минутку загляну, выпьем по рюмашечке. Выпить-то найдется, Жан?
— Найдется.
— А рюмашечку я заслужил?
— Две. — Жанна засмеялась и открыла дверь квартиры Дмитрия.
Пришел он, конечно, не через минуту, а через полчаса. Дмитрий лежал на диване, Жанна сидела рядом с ним и, положив руку ему на плечо, что-то тихо говорила, низко склонившись к его лицу. На шаги Ольфа она повернулась медленно, и лицо у нее было уже не такое, как в электричке, — спокойное, глаза светились нескрываемой радостью. А в электричке сидела она как-то очень неудобно, не поднимая глаз от пола, и почти ничего не говорила.
— Ну и минутка у тебя, — весело сказала Жанна.
— А вы, я смотрю, уже причастились.
— Было дело. Садись, наливай.
— Я, однако же, точно на минутку, — сказал Ольф, налил всем и, не садясь, высоко поднял свою рюмку. — За наш ренессанс — и за вашу удачу.
Дмитрий приподнялся на локте, молча выпил. Жанна дала ему ломтик лимона, чуть пригубила свою рюмку и, заметив движение Ольфа, спросила:
— Уже идешь?
— Да-с. Минута на исходе, а я человек слова. Иногда.
Жанна вышла проводить его, прикрыла дверь в комнату.
— Ну что? — тихо спросил Ольф.
— Все хорошо. — Жанна даже глаза закрыла, покачала головой. — Так хорошо, что даже не верится. Спасибо тебе. — Она пригнула голову Ольфа, поцеловала его и легонько подтолкнула к двери: — Иди. Завтра скажешь, что мы после обеда приедем.
Спустя час Ольф говорил Светлане:
— Столько уже лет знаю я его, а там — поразил он меня.
— Чем?
— Когда он рассказал мне, что в действительности означают результаты нашей работы, — у меня голова кругом пошла. И что меня изумляет до сих пор — ведь вместе всю работу делали, все, что знал он, мне известно было, — а ведь и капли подозрения у меня не возникло, что тут что-то еще, кроме голых этих результатов, может быть. Все-таки, талантище он необыкновенный, может быть — и гений, хотя при жизни такие титулы и не принято раздавать.
— А знаешь, — сказала Светлана, уютно устраиваясь на его плече, — я всегда почему-то немножко боялась его. Еще с первой встречи, тогда, на Балтике. И даже не представляю, что я когда-нибудь смогла бы понять его… вот так, как тебя понимаю.
— Ничего удивительного, я сам иногда не понимаю его. Он как будто иначе устроен, чем все люди. И что побаиваешься, тоже понятно. Мне там за него просто страшно стало…
— Страшно?
— Да. Такое впечатление было, будто он взвалил на себя какой-то немыслимый груз, и никто не видит его, а тяжесть — чувствуется. Вот и страшно — вдруг не выдержит? Может, этот груз и называется талантом?
— А ты у меня что, не талант?
— Ну, по сравнению с ним я школьник. Когда-то я думал, что мы более или менее равны, но очень давно это было. И знаешь, глядя на него, я, грешным делом, иногда думал: и хорошо, что бог мне такого таланта не дал. Все-таки тяжела эта ноша… Ой, как тяжела…
70
Жанна пошла провожать Ольфа. Я слышал, как они о чем-то тихо говорили, потом хлопнула дверь. Жанна прошла на кухню и включила колонку.
Я оглядел комнату. Было в ней как-то очень уж чисто и непривычно уютно.
Жанна вернулась, села рядом со мной и положила руку мне на шею. Я прижался к ней щекой.
— Устал?
— Есть немножко.
— Три часа уже… А сколько на Сахалине?
— Одиннадцать. О чем это вы с Ольфом любезничали?
— А тебе все знать надо?
— Я смотрю, вы наконец-то поладили с ним.
— Да, — живо отозвалась Жанна. — Он… очень хороший. Прости, раньше я была несправедлива к нему. — Она улыбнулась и склонилась ко мне. — Как он забавно сказал: за наш ренессанс — и за вашу удачу.
— Язык у него вообще недурно подвешен.
— Но иногда он так говорит, что не поймешь — то ли всерьез, то ли шутит…
— Он и сам не всегда это знает.
— Наверно. — Жанна засмеялась. — Знаешь, он как-то очень растерялся без тебя, особенно в первое время. О ребятах я уж не говорю. Когда я им сказала, что ты прилетаешь, они такой сабантуй устроили… Вообще я впервые поняла, как много может значить один человек…
— Смотри, зазнаюсь…
— Ну вот еще…
Она все еще избегала подолгу смотреть на меня и теперь отвернула голову, пряча лицо, прижалась ко мне и тихо спросила:
— Похудела я, да?
— Немножко.
— Ничего, теперь поправлюсь.
Я осторожно перебирал руками ее волосы, случайно вытащил несколько шпилек и почувствовал, что Жанна улыбается.
— Что ты?
— Приятно…
— Остальные тоже можно?
— Конечно.
Я вытащил все шпильки, волосы рассыпались, и я удивился, как их много, и сказал ей об этом.
Жанна выпрямилась и с улыбкой спросила:
— А ты не знал?
— Нет. Я ведь впервые вижу тебя такой.
Она снова отвернула голову и с усилием сказала:
— Иди… мойся, вода уже набралась.
Я молча смотрел на нее. Наверно, и она думала сейчас о том, что будет потом, полчаса спустя, и так же, как я, боялась этого.
— Ну иди же, — повторила она, все еще не глядя на меня, и я сел, осторожно обнял ее за плечи и прикоснулся губами к ее шее. Она вдруг судорожно схватила мои руки и прижала ладони к своим губам: — Господи, как я ждала тебя… Нет, не надо пока целовать меня, прошу тебя.
И я тут же отпустил ее и пошел в ванную.
Когда мы приехали в институт, я сразу пошел к Дубровину. Я почему-то без стука открыл дверь его кабинета и заметил, что Дубровин вздрогнул.
— Извините, я напугал вас…
Он снял очки — я даже не знал, что он пользуется ими, — и медленно поднялся.
