«Горячий, видно, парень, — подумала Мира, — не тянет трактор, так он давай мотор жечь, а чтобы воды вовремя подлить — на это смекалки не хватило».
Заглянула в радиатор — воды там и вправду не оказалось, вся выкипела. К тому же и четвертая свеча сдала. Мира налила в радиатор воду, устранила неисправность — и трактор напрягся, рванул и, врезываясь лемехами в податливую землю, вышел на степной простор.
На Миру повеяло терпким запахом сырой земли. Запах этот так опьянил ее, что она забыла обо всем — о доме, о внуке, о всех своих заботах, — так хорошо стало у нее на душе. Казалось, так и запела бы во весь голос вместе с далеким трактористом:
Мы молодая гвардия
Рабочих и крестьян.
До самозабвенья увлеченная любимым трудом, словно слившись с рулем трактора, Мира колесила, все суживая круги, по широкому полю, пока не услышала удивленный и вместе с тем восхищенный оклик:
— Эй, колдунья, как это тебе удалось взнуздать моего коня? А я уже, признаться, подумал, что его увели.
Повернув голову, Мира увидела молодого тракториста. Неподалеку от него стояла машина скорой технической помощи.
Мира быстрым шагом шла домой, не чуя под собой ног от радостного сознания, что вот и она приложила руку к пробуждению этой черноземной, щедрой земли. И только у самого поселка вспомнила, что забыла спросить у парня, откуда он прибыл сюда. В прошлом году, помнится, на районных тракторных курсах был похожий паренек. Но тогда почему он не узнал ее? Не потому ли, что уж очень неожиданной была их встреча в степи, а прощание очень поспешным?
Вовка давно поджидал свою бабушку. Не успела Мира переступить порог дома, где оставила внука, как мальчик уже выбежал ей навстречу. Она отвела его домой, дала поесть, поиграла с ним…
Едва сумерки спустились на поселок, как ребенок побледнел, стал скучным и хмурым и раньше времени запросился спать. Его покрасневшие глазки слипались. Встревоженная Мира коснулась губами его лобика и, взволновавшись не на шутку, сказала дочери, только что вошедшей в дом:
— Ребенок, кажется, нездоров: посмотри-ка, весь горит!
Сима стремительно подбежала к сыну, взяла его на руки и, крепко прижав к груди, тревожно спросила:
— Что у тебя болит, птенчик мой? Скажи своей маме, что с тобой!
Мира тем временем поспешно разобрала постель, и Сима, словно укладывая годовалого младенца, медленно наклонилась с Вовкой на руках и бережно уложила его на кровать.
Ребенок тяжело дышал. С трудом открыл он на миг глаза и тут же закрыл их, сомкнув веки, на которые как будто навалился непомерный груз. Личико его стало пунцовым от жара.
— Что делать? Что за наказание обрушилось на наши головы! — запричитала Мира, беспокойно расхаживая по комнате. — За доктором! Надо бросить всё и ехать за доктором!
Сима побежала на колхозный двор за машиной.
Удрученная Мира сидела рядом с кроваткой внука, не сводя глаз с больного.
«Вот несчастье так несчастье! Разве можно уехать, когда ребенок болен, — думала она. И тут вспомнила, что еще накануне дала телеграмму о выезде. — Эх, поторопилась — ведь телеграмму не опоздали бы дать и в день отъезда».
Часа через полтора приехала Сима и привезла врача.
Врач, высокий широкоплечий старик, длинноносый, с густой седой шевелюрой, долго осматривал и выслушивал больного ребенка. Потом медленно, в раздумье, словно боясь ошибиться, односложно процедил сквозь редкие зубы:
— Простуда.
И тут же сел писать рецепт.
— Порошки давайте по одному три раза в день, микстуру два раза по чайной ложке.
Попрощавшись с женщинами, он уехал.
Сима отправилась за лекарствами. Вернулась она домой поздним вечером, когда уже совсем стемнело. Вовку лихорадило, он метался и бредил. Мира сидела около внука, прикладывая примочки к его пылающей головке и прислушиваясь к неровному дыханию.
— Вот тебе и праздник, — сетовала огорченная Мира, — там, дома, готовятся, съедутся друзья из соседних поселков, будут ждать меня, а я…
— Ну, что поделаешь? — сказала Сима и добавила: — Вот Вовочка выздоровеет, и будет двойной праздник… Если он быстро поправится, ты еще успеешь к своему празднику доехать до дому. Или дай им телеграмму — пусть отложат юбилей…
Прошло несколько дней. Температура у мальчика начала снижаться, у него появился аппетит, болезнь шла на убыль.
Как Мира ни устала от бессонных ночей, в тревоге проведенных у кровати внука, как ни была удручена его состоянием, все же она не переставала думать о своем юбилее.
И вот наступил этот день, который должен был стать таким необыкновенным в жизни Миры. Она представила себе, как бы встретилась со своими друзьями, товарищами по работе. И перед ее глазами встали не только эти тридцать трудовых лет, а вся ее жизнь, такая красочная, такая плодотворная, наполненная неустанным трудом, — жизнь со всеми ее радостями и печалями.
И здесь перед нею та же степь, что в родном ее колхозе, кругом рокочут такие же трактора, работают такие же крепкие и упорные в труде люди. Все как там, как дома. И все же с непостижимой силой ее сердце влечет в этот день туда, где пронеслась, почитай, вся ее жизнь.
Тридцать лет проработала она в степях Украины, отдала им все свои силы, всю душу свою, всю свою любовь, как мать, которая отдает своему ребенку все, что есть у нее.
И как же не сесть ей сегодня, в день своего трудового торжества, за празднично накрытый стол с земляками, которые вместе с ней будили к жизни, к расцвету, к изобилию родную ей степь?
Как ей не вспомнить вместе с ними былые радости и печали? Как не чокнуться с ними бокалом вина из своих собственных, выращенных колхозом виноградников? Как не закусить ей это вино плодами, налившимися на общей колхозной земле?
Вот почему такая щемящая боль сжимает сердце. В такой день она далеко от дома!..
Хоть бы с дочерью посидеть в этот день. Мира совсем было решила позвать в гости кое-кого из местных новоселов — с некоторыми она успела здесь сдружиться. Да вот уже третий день занята Сима на новом целинном массиве, который во что бы то ни стало надо поднять к зиме. И хотя Мира и наказала дочери вырваться сегодня пораньше домой, та, как на грех, задержалась и не идет.
Где же была Сима в то время, когда мать ждала ее с таким нетерпением? Вернувшись поздно вечером с поля, она лицом к лицу столкнулась на пороге колхозного правления с председателем — недавно демобилизованным сверхсрочным старшиной. То был, судя по выправке, ретивый служака, средних лет мужчина, круглолицый, с румянцем во всю щеку и с тщательно подбритыми усиками над полной губой.
— Рапортуй, как у тебя там, на массиве, — спросил он, невольно вытягиваясь в струнку, словно и в самом деле принимая военный рапорт.
Сима принялась поспешно рассказывать о ходе работ, но тут подошел с переполненной сумкой почтальон.
— Рапортуй, — обратился и к нему с излюбленной командой старшина, — какие новости принес. Сколько раз я тебе приказывал — без хороших новостей не сметь заявляться в колхоз, — добавил он с улыбкой.
— А у меня всегда хорошие новости, — ответил, чуть смутившись, почтальон и, положив на стол сумку, вынул оттуда газеты и несколько деловых писем.
Председатель развернул газету и начал бегло ее просматривать, а почтальон, видя, что тот увлечен чтением, обратился к Симе с вопросом, протягивая ей пачку телеграмм:
— Не знаете ли, кто это Канер? Смотрите, сколько телеграмм на ее имя.
— Канер? И моя девичья фамилия — Канер! — с тревогой в голосе ответила Сима.
— И ваша? — удивился почтальон. — Скажите! Целый день прибывают телеграммы на это имя; еще не было случая, чтобы наша почта получала столько их за один день.
— Здесь, в газете, что-то пишется про какую-то Канер, — отозвался председатель и указал на фотографию, помещенную на первой полосе. — Вот и портрет. Однофамилица твоя, что ли?.. Тут пишут…
— Где пишут? — подскочила к председателю Сима и заглянула в газету. — Да ведь это моя мать… Она, мама, как живая! Сегодня ее праздник там, в родном колхозе… А она здесь застряла…
— Твоя мать? Почитай, почитай, что тут пишут о ней, — передал ей газету председатель.
Сима так и припала к газете и стала жадно читать строку за строкой. Подошли и другие новоселы, до сих пор стоявшие в сторонке.
— Читайте вслух!.. И мы послушаем… — раздались голоса.
— Если она здесь, твоя матушка, зови ее сюда. Пусть народ услышит от нее самой историю ее жизни, о которой пишут газеты, — обратился к Симе председатель. — У нее праздник? Ну что ж, мы его отметим и у нас не хуже, чем у нее дома… Зови, зови ее сюда, мы ее хотим поздравить.
Перевод Б. Лейтина и Р. Миллер-Будницкой
ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ
