Но наши всерьез уверяли, что Лелик не только профессионал, а еще и самый настоящий подпольный миллионер и что марок у него на несколько сотен тысяч рублей… Опять же не могу ручаться, что это так. Но деньги (как видно уже из предыдущего) у него водились. Взаймы, во всяком случае, у него всегда можно перехватить, по мелочам давал он спокойно. Подойдет к нему кто-нибудь: «Леонтий Константинович, дайте десятку до понедельника». Лелик удивится: «Да я же только что Иванову четвертной дал! Ну да ладно, разве что из другого кармана!» — и выгребет целую кучу бумажек.
Эль-К относился к нему свысока, не раз говорил, что ему «этот тип» неприятен, но тем не менее поддерживал с ним отношения, так как, помимо всего прочего, сам коллекционировал марки и пользовался по этой части его услугами. Но — услуга за услугу — получилось поэтому так, что его стараниями Лелика даже продвинули, сделав заместителем Ивана Ивановича в отделе Системы. Эль-К мотивировал предложение на этот счет тем, что, дескать, коммерческие способности Лелика пригодятся, когда Система начнет обслуживать сторонние организации и пойдет поток хоздоговорных отношений.
Сейчас в маленькой гостиной Лелик был в маске почтительно внимающего и одобрительно хмыкающего. Говорили Эль-К и Валерий.
Эль-К сказал:
— Я удивляюсь все-таки, как легко у нас производят в великие, в гении, в таланты! Азиатский обычай льстить напропалую! Восток в нас сидит! Когда я читаю некоторые наши рецензии, хотя бы в «Литгазете» или в научном журнале, не говоря уж о речах на банкетах, я всегда вспоминаю пушкинскую «Детскую книжку». Остроумнейшая вещь, не без перца. Высмеиваются тогдашние литературные нравы, но — увы! — они живы и поныне! Помните там рассказ про мальчика Павлушу, который уверял, что у них в доме поваренок — астроном, форейтор — историк, а птичник Прош-ка сочиняет стихи лучше Ломоносова? Так вот и у нас так же! Стоит кому-нибудь сделать вот столько, — Эль-К показал кусочек ногтя на мизинце, — как мы подхватываемся — ура, да здравствует, новый гений народился!.. М-да… я очень люблю Ивана Ивановича, но все же… как можно?! Никакого чувства меры!..
Нет, положительно, сам Эль-К потерял в этот день чувство меры. Я растерялся, не зная, как возразить ему и надо ли возражать, но тут неожиданно, к большому моему удивлению, запротестовал Валерий.
— А мне, простите, Виктор Викторович, понравился тост нашего уважаемого Михаилы Петровича, — дерзко заявил он. — Сравнить Ивана Ивановича с Ильей Муромцем! В этом что-то есть! Нет, я говорю совершенно серьезно, вы зря смеетесь. Я сейчас объясню, в чем дело. В современной психологии есть понятие «мораторий». Замечено, что многие очень одаренные люди юность, а то и годы молодости провели как бы в спячке, в состоянии заторможенности, производя на окружающих впечатление чуть ли не тупиц, и на первый взгляд сильно отставали в развитии — интеллектуальном и эмоциональном — от сверстников. Известный психолог Эрик Эриксон называет в этой связи имена Лютера, Фрейда, Дарвина и других. Ничто в это время, казалось, не свидетельствовало о том, что впоследствии эти юноши проявят себя как предельно целеустремленные, наделенные феноменальным трудолюбием, талантливейшие деятели, которым суждено совершить грандиозные перевороты в избранных ими областях культуры. Они и сами, будучи юношами, еще не знали об этом (что естественно), но характерно, что они об этом даже и не мечтали, они даже не выбрали еще своего жизненного пути, занимались чем-то совсем не тем, чему впоследствии суждено было их прославить. Более того, они переживали глубочайший психический кризис, они были на грани катастрофы. Они чурались сверстников, избегали девушек, на этой почве у них развивались чудовищные комплексы, у них были напряженнейшие отношения с родителями и так далее… Но кризис разрешался, под корой тупости и отчужденности совершалась необходимая работа, и… тут уже ничто не могло остановить их!.. Образ Ильи Муромца в этом отношении символичен! Сказка, миф, как часто бывает, помогает нам выявить архетипическую структуру феномена!..
Эль-К, пожалуй, от этих речей немного опешил! Потом какая-то мысль осенила его. Он пристально посмотрел на Валерия.
— Д-да, — сказал он, даже заикаясь чуточку. — И ч-что же, вас эта т-теория п-привлекает к-как юриста?..
— Почему как юриста, — заартачился Валерий. — Вовсе нет! Как психолога! Я прежде всего психолог.
— А-а, — протянул как бы разочарованно Эль-К. — Стало быть, вы представили всего-навсего… краткий реферат… э-э… чужих исследований… Я-то думал, что за вашими словами… э-э… кроется что-то более содержательное…. А у вас все Эрики да Гарики… Марики да Шурики… Хе-хе…
Это было грубо и несправедливо, и Валерий обиделся.
— Разве того, что я сказал, мало?!
— М-м… как вам сказать… — нарочито затягивал время Эль-К. — Но… я, повторяю, я думал, что вы… извлечете из этой концепции еще и дополнительный смысл… который, по-моему, был бы важен для вас именно как для юриста. Вы ведь все-таки и юрист, не так ли?
— О чем вы?
— О том, что описанный вами случай, — вкрадчиво повел Эль-К, — юношеского моратория, по-видимому, потенциально… э-э… как это у вас называется?.. Ага, вспомнил! Да, по-видимому, потенциально криминогенен! То есть, поясняю, может, между прочим, давать в качестве результата и преступное поведение?! А?! Гений, конечно, всегда является личностью маргинальной, действующей на грани или за гранью дозволенного общепринятыми законами и нормами морали. Он на то и призван, чтобы эти законы и нормы изменить… Ну а что, если ему это почему-либо не удалось?! То есть что, если он оказался не таким уж гением? Тогда он остается преступником, поскольку он преступил общепринятые нормы, а изменить их ему не удалось! Да, предположим, он прошел через юношеский кризис, провел годы в спячке, выбрал свой путь, ринулся вперед… но выясняется, что чего-то ему недостает! Что тогда?! Да… тогда он преступник!.. Нет, разумеется, он может не совершить уголовно наказуемого деяния, он может всю жизнь оставаться добропорядочным законопослушным гражданином… но определенные предпосылки для правонарушения, безусловно, имеются и — субъективно — в его психике, и — объективно — в самой ситуации, в которой он находится, поставив перед собой цели, достичь коих ему не хватает сил! Теперь опешил уже Валерий.
— Вы хотите сказать, вы хотите сказать… Да, я вас понял! Великолепно! — просиял он, с признательностью и восхищением глядя на Эль-К. — Блестящая мысль!.. Как верно схвачено! Я, извините, снимаю перед вами шляпу!.. Нет, а вы знаете, — сказал он, подумав, — вы знаете, быть может, подсознательно именно это я и имел в виду! Да-да, именно так! Ситуация криминогенна! Богатая идея! Богатейшая! Я в связи с этим вспоминаю одно ростовское дело. О нем еще писали в газетах, помните? Главарь банды, грабившей сберкассы, считал себя непризнанным гением. Причем сам в акциях не участвовал, руководил, так сказать, идейно…
Валерий, пугая дам, пустился в детальное обсуждение грабежей, заодно давая психологическую трактовку поведения бандитов. Термины — «эдипов комплекс», «кризис идентичности», «фаллическая стадия психосексуальности» (это при дамах-то!) и другие — сыпались из него как из мешка. Эль-К весело смеялся; а меня этот диалог огорчил до крайности. Неудачный тост, пошлые намеки насчет птичника-астронома и форейтора-историка, а теперь еще эта «криминогенная ситуация», и все это про своего же товарища! И из-за чего?! Из-за того, что сказали, что первым номером на выборах пойдет он, а не ты! Да ведь неизвестно еще, сколько мест дадут филиалу на выборах! Может, два, а может, и вообще ни одного, так чего ж ронять себя?!
Но более всего внутренне бесило меня в течение всего разговора выражение лица Сорокосидиса. Глубочайшее внимание было написано на его лице. О, как он слушал — кожей, всеми порами впитывая каждое слово! Молчал, не проронил ни звука, но в отличие от самозабвенно болтавшего наивняка Валерия все понял, все!..
Вдруг он не выдержал и подал голос:
— Интересно было бы посмотреть с этой точки зрения биографию Ивана Ивановича, — сказал он.
Я не мог дольше оставаться с Эль-К и его клевретами, а вернулся к общему столу, где все окончательно перемешалось, и сел поближе к Михаиле Петровичу, повествовавшему во всеуслышание, как он выбросил из окна шестого этажа одного субъекта, волочившегося за его женой, а тот, негодяй, оставшись невредим, не только не оскорбился, не вынашивал плана мести, но напротив — рассказывал всем, какая смешная история с ним приключилась.
Оказавшаяся рядом со мной Марья Григорьевна Благолепова — я, по правде, и не понял сперва со спины, что это она, — повернулась ко мне и резюмировала:
— Да, нынче нет любви! Нет человека, который хоть чем-то пожертвовал бы для любви. Отношение скорее ироническое. Ирония и скепсис. Мужчина рассуждает так: «Не хочешь, ну и ладно». Разве кто-нибудь добивается женщины?! Я уже не говорю, годами — что годами! — хотя бы месяцами, неделями?! Нет и нет! Если он встречает сопротивление или если их соединению мешают какие-то внешние причины, он сразу же готов отступиться!..
