Обернулись. На пороге Вовочка Васюткин, самый молодой и самый маленький по росту инструктор. Ему было всего лишь семнадцать лет, и командир отряда, глядя на него, хватался за голову: «Не отряд, а какой-то бродячий детский сад». На днях Васюткин накидал в волосы Соколовой репьев, а та в ответ протянула его ремнем, да так, что парень чуть не заплакал.
— Опять? — строго спросила Нина у Вовочки.
— А что «опять»? Работать надо. Все уже в машине…
Дремов взглянул на часы и спохватился:
— Да, уже время. Помчались, Нина.
Нина побежала в свою комнату за шлемом, планшетом и перчатками и по пути наградила Вовочку легким подзатыльником. Тот было погнался за ней, но Дремов поймал его за руку.
— Куда? Опять ремня захотел?
— Так, дядя же Вася, — взмолился Вовочка, — она же первая!
Но Дремов не стал его слушать, сгреб, как мальчишку, и понес к машине.
Бывшие тут другие инструкторы засмеялись:
— Что, Дремыч, не успел еще зарегистрироваться с Ниной, и уже такое большое и капризное дитя!
— Не так капризное, как шкодливое, — ответил Василий. — Вот видали? — Он вынул из кармана Вовочки большую лягушку. — Наверняка бы у Нинки оказалась за шиворотом. — И, как младенца, подал Вовочку в кузов грузовика.
Подбежала Нина. Вовочка подвинулся, уступая ей место рядом с собой на доске, заменяющей скамейку.
— Садись, не бойся, меня уже обезвредили.
Через полчаса они были на аэродроме. Слабый ветер колыхал флажки, разметившие летное поле, лениво гнал облака серой пыли, вздымаемые непрерывно взлетающими и садящимися самолетами. В воздухе стоял несмолкаемый рокот моторов.
Журавлев сидел за столиком. Над ним трепетало легкое шелковое полотнище лучистого авиационного флага. Зеленая широкополая панама с большой звездой и черные очки защищали его от слепящего солнца. Изредка он взмахивал флажком, и подчиненные, хорошо изучившие каждое его движение, выполняли, что нужно. Подошел командир звена младший лейтенант Ковалев, доложил:
— Мои почти все отлетали. Осталось слетать Дремову.
— Хорошо. Соколову и Васюткина отпустите, а Дремов пусть летит.
— У меня еще один вопрос: механик Иванов просится слетать с Дремовым. Я не против.
— Пусть слетает. Лишний раз прослушать работу мотора в воздухе ему полезно.
Нина решила ждать возвращения Дремова на аэродроме. Вовочке поручили съездить в город, купить билеты в кино на всю компанию, и он с радостью помчался переодеваться.
Нина хотела было полететь с Дремовым, но Ковалев сказал:
— Пожалейте вы Иванова! Он давно уже просится слетать. Скоро год, как в авиации, и ни разу не был в небе. А ты носишься каждый день.
И Нина не стала настаивать.
Иванов поспешно кинулся к парашюту, торопливо потянул его на себя и сразу же запутался в лямках. Очень смутился, но Нина успокоила его:
— Не торопись, дай я помогу.
Дремов порулил на старт. Тут немного задержался, поднял над головой руку, спрашивая разрешения на взлет. Стартер вытянул руку с флажком, и самолет устремился вперед, быстро набирая скорость. Вот он, слегка качнувшись, оторвался от земли, некоторое время стлался над самой ее поверхностью, потом хвост пыли оборвался, и самолет, сверкнув в солнечных лучах крыльями, пошел в высоту.
Нина следила за самолетом, пока он не растаял, потом пошла на «левый фланг», то есть к месту, где стоят бензинозаправочные, маслозаправочные и санитарные машины. Около санитарного автомобиля она нашла свою приятельницу — врача Альбину Моисеевну. Та сидела над книгой и охала, то и дело хватаясь за голову.
— Альбина Моисеевна, опуститесь на землю из вашего мира грез и фантазий.
Та взглянула на Нину диковатым взглядом, поняла, где она, и начала извиняться:
— Простите! Я так увлеклась… А что у вас болит? — вдруг неожиданно спросила она. — Ах, ничего! Ждете Васю? Понятно. На сколько у него рассчитан маршрут? На полтора часа? На это время вы моя пленница. Садитесь и слушайте. Я буду читать вам вслух.
Нина села рядом, и Альбина Моисеевна начала читать откуда-то с середины «Собор Парижской богомaтери» Гюго. И время полетело незаметно.
Вдруг Нина опомнилась, взглянула на часы, вскочила.
— А? Что? — всполошилась Альбина Моисеевна. — Вася летит?
— В том-то и дело, что не летит, — озабоченно сказала Нина, — Время его вышло, а его нет. Пойду к руководителю полетов.
Журавлев беспокойно водил биноклем по горизонту. Рядом стоял Ковалев, нетерпеливо мял в руках шлем и говорил:
— Товарищ командир, может быть, вылететь по его маршруту? Если он где «сидит», так увидим…
— Нельзя. Через полчаса солнце сядет. А тут ночи такие, что…
— Но, может быть, он где-нибудь поблизости, — с тоской в голосе продолжал Ковалев.
— Лети! — сердито выкрикнул командир. И опять стал шарить биноклем по горизонту.
Ковалев бросился к самолету.
— Товарищ командир, — начала было Нина, но тот перебил ее:
— Лети! — и, кинув бинокль на грудь, скорым шагом двинулся за Соколовой. — Вместе полетим.
На ходу он приказал начальнику наряда разбить ночной старт, возле посадочной площадки зажечь костер, поставить машину с сильными фарами. Школа не готовила «ночников», поэтому ночное оборудование старта было примитивным.
Прямо с заправочной линии, нарушая правила движения по старту, пошел на взлет Ковалев, а еще через три минуты оторвался от земли самолет Журавлева, за спиной которого сидела Соколова. На затихшем аэродроме все замерло в тревожном ожидании.
С начала все шло хорошо. Дремов спокойно посматривал по сторонам, изредка бросал взгляд на приборы; мотор работал ровно. Самолет дрожал мелкой дрожью и, плавно покачиваясь, уверенно нес над степью двух людей. Самолет был маленький, фюзеляж деревянный, крылья обтянуты перкалью. В расположенных друг за другом двух кабинах одинаковые рычаги управления. Такое устройство очень удобно для обучения курсантов летному делу. Само название самолета «Ут» (учебно-тренировочный) говорило о его назначении. Он очень послушен рулям, имеет достаточную маневренность и по сравнению с любым бипланом — отличный обзор. Начинающего пилота этот самолет приучает к чистоте и аккуратности маневров. Выражаясь авиационным языком, эта машина относится к разряду «строгих», то есть не прощает летчику грубых движений рулями. Короче говоря, она может сломаться на посадке, на взлете или сорваться в штопор в полете.
Для такого опытного летчика, каким был Дремов, «Ут» был игрушкой. Поставив самолет на курс, он повел его без всякого напряжения и спокойно стал любоваться просторами, открывающимися с высоты. Нос самолета с сияющим диском винта и подрагивающими от работы мотора капотами был направлен в сторону солнца, склоняющегося к горизонту. Небо с этой стороны пылало. Слева поднимались цепи далеких гор с зубчатыми причудливыми вершинами, местами столь отвесными, что на них не держался снег. Дойдя до половины их высоты, белыми стадами толпились барашки пушистых облаков, бросая на подножья гор синие тени. Глубокими морщинами чернели в горах ущелья. Из них белыми нитями тянулись реки, местами посверкивая серебром. Перед горами зеленели массивы садов и полей, которые, превращаясь в зеленые островки, потом совсем растворялись в сером однообразии степи. Впереди и справа степь расстилалась без конца и края, на горизонте же золотились пески пустыни.
Маршрут пролегал под углом от линии гор. Таким образом, Дремов уходил все дальше и дальше в степь: в конце первого отрезка маршрута, представляющего собой замкнутый треугольник, он должен был выйти к развалинам старинной крепости Темир-Тепе, потом сделать резкий поворот влево и идти к линии гор. Тут еще один крутой поворот влево и — вдоль железной дороги обратно на аэродром.
До первой вершины «треугольника» Дремов дошел благополучно. Внизу перед косом самолета показался Темир-Тепе. Чтобы лучше рассмотреть живописные развалины, Дремов снизил самолет, спикировав на центр крепости, из которого поднимался красивый, как игрушка, минарет. Сделав над крепостью круг на небольшой высоте, летчик разглядел на крепостной стене фигуру девушки в ярком одеянии. Она замахала над головой платком. Под стеной Дремов увидел пару лошадей и рядом человека в полосатом халате. Дремов помахал им рукой, покачал крыльями и легким движением рулей заставил самолет взмыть вверх, одновременно развернув его на юг, к горам. Набирая высоту, он увидел невдалеке от крепости еще несколько лошадей и рядом с ними группу сидящих на земле мужчин. Дремов успел заметить: все лица сидящих запрокинуты. За ним смотрели. Он и им покачал крыльями и, точнее встав на курс, повел самолет дальше. Но в это время и случилась неприятность…
