Наутро, на Украине, я проснулся совершенно разбитым человеком: на плечах, куда приходился водолазный хомут, на затылке, в том месте, которым я давил на клапан, вздулись шишки и синяки, ноги отказывались действовать.
VIII
Прошли месяцы и пройдут еще годы. – Когда много сини и солнца в мире! – декабрями, зимами, ночами я часто вспоминаю и буду вспоминать те необыкновенные минуты, которые я провел на морском дне. Чем больше уходит дней, тем чудеснее кажутся мне эти минуты. Это закон, что чудесность, когда она переживается, не кажется чудесностью. Я подробно записал все, что было со мною на морском дне; сейчас мне это кажется иным, непередаваемым, величественным, – фантазия рисует невероятности. И, думая, особенно ночами, о морском дне, я впадаю в странное ощущение странной сини, синь пронизывает меня, все становится чудесным, мне чудесно.
Японцы не нашли золота «Черного Принца».
Японцы нашли «Черного Принца» и погасили его легенду.
Золото с «Черного Принца» подняли – англичане, тогда же, вскоре после гибели судна, в течение тех шести месяцев, которые они провели в Балаклаве после
14 ноября. Англичане подняли не только золото и бриллиантовую шпагу королевы Виктории, но содрали даже все медные части. Японцы нашли под камнями консерв английского водолаза, человека, герметически закупоренного в водолазном костюме. Водолаз погиб на морском дне. Англичане не озаботились его поднять. Его подняли японцы. В кармане водолаза была тетрадь дневника от 1854 года. Водолаз поднимал золото «Черного Принца». Все ясно. Властители морей и мировые купцы – англичане – они умеют хранить тайны и они – национальная английская гордость! – великие шутники: англичане пошутили легендой о «Черном Принце». Легенду потушили – японцы. Историограф Восточной войны, генерал-лейтенант Богданович, в III томе своего труда записал:
«Хотя с нашей стороны и не было сделано ничего, чтобы воспользоваться бедственным положением союзников, однако же буря 2 (14) ноября имела весьма невыгодные для них последствия. Холера и другие болезни развивались с ужасающею быстротою и усилили смертность в английском лагере».
Англичане занимались не только холерою. Генуэзская башня Дон – по-прежнему стоит над Балаклавою. Балаклава при генуэзцах называлась – Чембало. В одесской книге от 1827 года, то есть от дней до Восточной кампании, написано о Чембало:
«…меняли изделия и товары Европейские на меха Русские, Азиатский шелк и пряности Индостана. Караваны с товарами Китая, Тибета, Индии, Туркестана через Астрахань и Тану достигали благополучно. Китай доставлял свой фарфор; Индия – алмазы, пряные коренья; Бенгал – опиум; Малабар – шафран, сандаловое дерево; Цейлон – перлы и корицу; Тибет – мускус; Ефиопия морем доставляла слоновую кость; Аравия – мирру и ладан. Генуэзцы же взамен роскошных произведений Азии и Африки отпускали: сукна разного рода, в особенности пурпурного и красного цвета; поясы, ожерелья, запястья, кольцы и другие женские украшения, также леопардовые кожи. Драгоценные металлы Генуэзцы получили на значительные суммы от Татар, приобретавших оные в России»…
Чембало переименовано турками в Балаклаву, в 1383 году Кедук-Ахмет-паша, турецкий генерал, завоеватель Крыма, взял Чембало хитростью: генуэзцам изменили армяне и генуэзский же – советник Скварчи-афико. Летописец записал:
«На девятый день победитель дал пиршество, на которое пригласил и Армян, участвовавших в сдаче ему города, и советника Скварчиафико. После пира все получили достойную казнь за измену: при выходе каждого сводили по узкой лестнице за крепость к морю, там умерщвляли и бросали в волны».
Название – черное море – есть точный перевод с турецкого кара: но кара имеет два смысла – черное и злое; турки слово кара применяют к теперешнему Черному морю в смысле злое; русский перевод с турецкого сделан неправильно.
…При греках же, при эллинах, во времена Тавриды и Геродота, Чембало называлось – Символоном. У Геродота записано:
«…далее к востоку лежит бухта с узким входом, которая называется гаванью Символов».
Балаклава – гавань символов! – чудесно жить в этом синем мире!
Ямское Поле,
10 февраля 1928 г.
Алексею Силычу Новикову-Прибою, учителю
Штормы приходят так – –
Падает барометр, и все следят за его падением. Радио приносит вести с морей о путях циклонов. Метеорологические станции посылают предсказания, которым никто не верит. Море серо, как серо небо, закованное латами волн. Барограф вдруг начинает визжать десятью баллами ветра, судно воет такелажем, рвутся гребни волн, – и через полчаса штиль, – а через пять минут вслед штилю рвутся десять с половиною баллов. Радио сообщает о SOSax и о штормах во всех морях северного полушария. Капитан приказывает задраивать судно к шторму. Циклон, который шарит рядом в море, дует одиннадцатью с половиною баллами и уронил барометр до 219-ти, – барометр на судне показывает 231, и он все время падает.
Тогда приходит шторм. Море начинает кидаться этажами и латами волн, и этажи корабля ползут на эти этажи лат, воет и стремится ураган, эмульсия воды и воздуха летит выше мачт, и ночи начинают путаться с днями. Ветер сшибает людей и прерывает дыханье. Вода перекатывается через палубы. Люди, морские жители, которые по тридцать лет ходят морями, заболевают морем, ибо нет ни одного человека, которого море не било б. По кораблю, кидаемому этажами, нельзя ходить, – на корабле нельзя спать и нельзя работать, – каждая человеческая мышца должна быть напряжена, – и вскоре голова начинает набухать бредом, должны придти гениальные музыкант и психиатр, которые запишут музыку шторма и бред мозга. – Ветер рычит, плачет, хохочет, кудахчет, – скрипят, рычат, визжат переборки, – воет такелаж, – пароходный гудок гудит, гудит, гудит, и его не слышно. Ничего не видно кругом. Волны становятся полом, небо становится стеною, вода летит над мачтами. – Бред, переутомление. – Новый возникает звук, растет, накатывает, – мозг осмысливает: судно стало против волны, воют винты в воздухе. Звук исчез – и тогда: ничего нет, совершенно тихо, комната в родном городе, диван, книги на столе, на диване в шали заснула жена, не потушив ночную лампу… – Новый звук – та-та-та-та-та – стрельба из пулемета, – человеческих слов не слышно, и слышен голос капитана:
– Вахтенный!
Электрический фонарик. В круге его света лицо матроса. Лицо зелено в свете электричества, лицо испугано. Говорит капитан. На фокмачте размотался стальной конец, это он та-та-та-кает пулеметом в ветре по мачте, он расшиб лампочку топового фонаря. Капитан приказывает:
– Вахтенный, на мачту, наладить топовый огонь!
Лицо матроса очень злобно, матрос протестует. В зеленом свете электрического фонарика появляется рука капитана с револьвером. Прожекторы освещают мачту. Под матросом перекатываются волны. Матрос лезет по веревкам вант. Мачта справа налево кидает матроса к месиву волн, и брызги волн летят над матросом. И: – все мы, все мы были мальчишками, – пустырь соляного амбара, оставшегося от откупов и заросшего бузиной, – мальчишки повесили кошку за хвост, кошка не умирает, – мальчишкам мучительно до тошноты – скорее б умирала кошка, чтобы перестать мучиться ее смертью. Та-та-та-та исчезает, – какою невероятною музыкой воет шторм! – а жены уже нет, и шаль вытерлась, и ночная лампа давно разбита, тишина, ничего нет. – Матрос с веселым лицом рапортует капитану:
– Есть, капитан!
Радист, этот человек, потерявший пространство и шарящий в пространствах, повис над аппаратом своей мистической кухмистерской, он слышит в бреду моря и в бреду мозгов вести о гибели – SOS, SOS.
Пактовое судно идет с лесом, волны бьют в бревна. Бревна занайтованы стальными тросами. Волны перекатытаются через корабль, волны бьют в бревна. И тросы на бревнах лопаются. Стадом взбесившихся дьяволов кидаются в стороны бревна. Волны кинули бревна вверх, бревна поднялись над судном. И – одно, другое, третье – бревна бьют таранами в капитанский мостик. Рулевой бросился в сторону: вместе с волною и с ревом таран бревна бьет по штурвалу, по компасу, пробивает переборку в штурманскую рубку, – паровой руль уничтожен, компас-указатель морских путей – уничтожен, матрос, грудь которого смята, – уничтожен. Люди бегут к ручному рулю, на ют. Лица людей бессильны. Волны и ветер воют. Матросы тянут налево ручное рулевое колесо, синие жилы вздулись на их висках: волна накатилась, ударила, кинула вверх, вторая волна ударила не в ритм по рулевому перу, – люди полетели в стороны от рулевого колеса, – боцман – он не успел отскочить, не успел бросить рулевое колесо – он в воздухе над колесом, его ноги над его головой – и он летит за борт. Люди вновь хватаются за руль. Капитан смотрит за борт, куда упал боцман, – и видит: бревно – бревна мечутся стадом диких кабанов в кипении волн – волна несет бревно – бревно ударило по рулевому перу. И капитан командует:
