Новицкий был на два-три года моложе Бережкова, но теперь никто не назвал бы его молодым. Кожаное черное пальто, такое же, как у Родионова, не скрывало грузноватости. Его, видимо, увлекала работа: карие глаза, как и прежде, были очень живыми, но под ними набухли небольшие мешки. Сеточка красных жилок в белках глаз, краснота век были печатью многомесячного недосыпания.
— Нуте-с, как ваше здоровье? — спросил Родионов, внимательно вглядываясь в Новицкого. — Как сердце?
— О здоровье, Дмитрий Иванович, будем говорить, когда пустим завод. Тогда уеду лечиться… Этак месяца на два в санаторий. Позволите?
— Конечно.
— Боюсь, что для меня сразу найдется новая ударная задачка. Садитесь… — Новицкий раскрыл дверцу машины. — Дмитрий Иванович, с вашего разрешения, сначала повезу вас подкрепиться…
— Нет, благодарю вас…
— Тогда командуйте… Куда поедем? Что вы хотели бы посмотреть прежде всего? Или позвольте, я сам, Дмитрий Иванович, покажу вам стройку…
— Давайте-ка, Павел Денисович, попросту пройдемся.
— Охотно…
Они пошли по дороге. Новицкий рядом с Родионовым, Бережков сзади. Посматривая по сторонам, задумавшись, он время от времени прислушивался к сильному баску Новицкого.
— …Сейчас гоню шинный туннель, — объяснял Новицкий. Высоковольтный ток дам мостовым кранам точно по графику: первого мая. И немедленно начну монтировать оборудование.
— …Складируем, Дмитрий Иванович, неплохо. Сам это проверяю ежедневно. Не хотите ли туда проехать? Но уже вырисовывается, Дмитрий Иванович, угроза некомплектности. Я вам завтра вышлю рапортичку.
— …Базу создали. Это, Дмитрий Иванович, выполнено. Имеем теперь свой лесокомбинат, свои подсобные заводы: ремонтно-механический, бетонный, кирпичный, котельный…
— …С дорогами трудно. Транспорт режет, Дмитрий Иванович. Да, узкую колею веду… Но не хватает подкладок, костылей. Прошу вас, Дмитрий Иванович, в Москве нажать.
— …Ограда? Это тяжелый объект, Дмитрий Иванович. Ограда встанет нам ровнехонько в миллион рублей. С весны возьмемся… Нет, только из железобетона. Самый дешевый и надежный материал.
Бережков шел, порой ловя эти долетавшие до него слова, глядя на приближающиеся корпуса цехов. Его снова охватывал восторг. Боже мой, какой завод! Миллион рублей ограда!
Внезапно Родионов остановился перед невзрачным длинным бараком, сбитым из нестроганых досок, с небольшими, запотевшими изнутри окнами.
— А это что у вас?
— Это, Дмитрий Иванович, времянка… Скоро ее выбросим.
— А что там?
— Рабочая столовка.
— Вот как… Нуте-с, посмотрим.
В холодноватом помещении пахло щами. Под потолком стлался пар, заколыхавшийся, когда раскрылась дверь. Столы почти не были заняты, еще не настал час обеденного перерыва. Лишь несколько рабочих, не раздевшись, что-то ели из жестяных мисок. У самой двери, за столом, преграждавшим вход, сидела девушка в валенках, в пальто, в шерстяном платке и читала растрепанную книжку. Перед ней была навалена груда деревянных ложек. Не отрываясь от книги, она машинально нашарила и сунула Родионову ложку. Он нахмурился, взял, произнес:
— Странный порядок…
Девушка подняла взор и оторопела.
— Странный порядок, — повторил Родионов. — Для чего, собственно, вы тут сидите с этими ложками?
Запинаясь, она объяснила, что каждый, уходя из столовой, обязан сдать ложку. И показала большую плетеную корзину на столе, куда их следовало бросать.
— И вы здесь контролируете, чтобы рабочий, не дай бог, не унес вот эту деревяшку?
— Да…
Бережков увидел, что шея Родионова опять покраснела. Вынув из кармана совершенно чистый платок, Родионов протер полученную ложку. На полотне остался чуть заметный слой жира: ложка была плохо вымыта. Он повернулся к Новицкому. Брови круто взметнулись.
— Вам хотелось бы обедать здесь, товарищ Новицкий?
Несколько рабочих, сидевших неподалеку, заинтересованно прислушивались. Кто-то торопливо вышел из-за дощатой перегородки в глубине и нерешительно остановился.
— Дмитрий Иванович, — негромко ответил Новицкий, — во-первых, я столовыми не занимаюсь. Это дело кооперации…
— Не мое дело? И это говорит член партии, директор, коммунист?
— Дмитрий Иванович, — по-прежнему негромко, но твердо перебил Новицкий. — Вы могли бы сказать мне все это в кабинете, а не здесь…
Родионов сдержался. Не вымолвив больше ни слова, он бросил ложку в корзину на столе и зашагал к выходу. На воле Новицкий сказал:
— Должен повиниться, Дмитрий Иванович, я ни разу не бывал в этой столовой. Не находил времени…
— И очень плохо. Позор проверять эти несчастные ложки! И содержать столовую в такой грязи! Детские ясли у вас на стройке есть?
— Да…
— Но вы и там, наверное, ни разу не были?
— Не побывал, Дмитрий Иванович.
— Нуте-с, поедемте туда… А затем в партийный комитет… Вы и там, думается, не частый гость?
Новицкий промолчал.
У барака стояла легковая машина, которая ранее, когда они шли, медленно следовала за ними. Родионов обратился к Бережкову:
— Алексей Николаевич, вы, пожалуйста, пройдитесь по цехам. Все осмотрите по-хозяйски… Встретимся… — Отогнув кожаный обшлаг, Родионов взглянул на часы. — Встретимся, если не возражаете, через два часа вот там, у заводоуправления.
Он указал на очень заметное, четырехэтажное, уже оштукатуренное и частью застекленное здание в центре площадки. Потом сел с Новицким в машину. Она тронулась.
Ровно через два часа тот же облупленный пофыркивающий автомобиль подкатил к четырехэтажной коробке заводоуправления.
Фасад был залит мартовским солнцем, перевалившим за полдень. С крыши, обросшей сосульками, сбрасывали тяжелый, напитанный влагой снег. Широкое крыльцо из тесаных плит серого камня вело к главному входу: там уже были навешены массивные дубовые двери, еще не выкрашенные, а только зашпаклеванные. В некоторых окнах уже блестели стекла, забрызганные жидким мелом. А боковое крыльцо еще было забрано лесами. Шаткий наклонный настил из пары досок пока заменял здесь ступени. По этому настилу строители то и дело вкатывали с разбегу тачки или таскали носилки с цементом, известью, песком.
— Где же наш Бережков? — произнес Родионов, выйдя из машины и оглядываясь.
Новицкий ответил:
— Наверное, увлекся и про все забыл… Слишком импульсивная натура.
— А это неплохо… Нуте-с…
Сейчас родионовское «нуте-с» вызывало на разговор. Новицкий сдержанно пожал плечами. Но в ту же минуту появился Бережков. Он вышел из здания, сбежал по главному крыльцу, взволнованно направился к Родионову:
— Дмитрий Иванович, меня зарезали!
Его энергичный вид — слегка разрумянившиеся на ветру щеки, сдвинутая немного набекрень меховая шапка, черненый полушубок, туго перехваченный ремнем, испачканный на плечевом шве известкой, — его вид так противоречил возгласу, что Родионов улыбнулся.
— Кто вас тут обидел?
— Форменным образом зарезали! Я обошел завод…
— Нуте-с, нуте-с…
— Прекрасный завод! Необыкновенный завод! Но для работы главного конструктора не создано абсолютно никаких условий.
— Какие же вам нужны условия? — сухо спросил Новицкий.
— Конструкторское бюро загнали в какой-то закоулок.
— Закоулок в двести пятьдесят квадратных метров.
— А мне нужно в несколько раз больше.
— Ого! Может быть, все это здание?
— Нет, другое… Которого еще здесь нет… Дмитрий Иванович, это страшное наше упущение. Где мы будем изучать мотор? Где наша испытательная станция? Главному конструктору необходимо свое здание. И оно должно быть самым лучшим, самым чудесным на заводе.
— Вот, — усмехнулся Новицкий, — поскакал в царство фантастики.
— Нет, почему же? — проговорил Родионов. — Послушаем его.
— Я, Дмитрий Иванович, категорически настаиваю на отдельном здании. Иначе мы сами зарежем наш мотор! Ведь он должен с каждым годом развиваться, совершенствоваться. Над ним надо работать! Но где же я буду этим заниматься? Где буду экспериментировать?
И Бережков возбужденно описал здание, которое ему виделось в воображении, — со специальными лабораториями, где можно создавать искусственно разреженную атмосферу, чтобы изучать поведение мотора на различных высотах, с небывалыми рентгеновскими установками, которые насквозь просвечивали бы работающий двигатель, и так далее и так далее. Невольно улыбаясь, Родионов опять, как и под Новый год, у ревущего мотора, вглядывался в конструктора с каким-то особым интересом.
— Павел Денисович, нуте-с, что вы можете возразить по существу?
— Ей-богу, с удовольствием бы все это построил, — весело ответил Новицкий. — И перетащил бы сюда весь институт Шелеста. Но мне дан проект. Для меня это закон. И я не могу строить того, что придет в голову мне или такому фантазеру, как наш уважаемый Алексей Николаевич… У нас, как на всяком современном заводе, есть контрольные лаборатории…
