Кто-то заливался Моцартом по соседству, а другая станция, проводя, очевидно, час мировой литературы, декламировала Вергилия.
– Кандидов снова выбил мяч из свалки у ворот, – сообщал Карасик где-то очень далеко, – но «Буйволы» обрушились рьяной атакой. Атака форвардов…
Опять он куда-то затерялся!
– Кандидов и на этот раз спас ворота СССР от мертвого мяча. Игра переведена им на неприятельскую половину поля. В неудержимом беге наши нападающие пробились сквозь полузащиту гостей. Правый полусредний Цветочкин, получив подачу из центра, стремительно ведет мяч вперед.
– …и меж тем, как главу, разлученную с мраморной шеей, посредине пучины, вращая, Гэбр Оэагров мчал…
– Черные защитники обойдены. Они мчатся, чтобы настичь прорвавшегося…
– …юношей напряжены надежды. И бьется от страха сердце у них, трепеща напирают…
– Яростно нагоняя мяч, набегают советские нападающие на ворота противника.
– …Ни остановки, ни отдыха. Желтый песок заклубился облаком; мочит их пена и дых набегающих сзади. Страсть такова к похвалам. Такова о победе забота!
– Ну, пошли теперь буколики-вергилики! – сердито сказала Настя.
Голос Карасика на минуту опять затерялся среди георгинов и сорняков, обкосить которые требовал настойчивый лектор. Потом Карасик прорвался.
– Первая половина игры закончена, – дошло до Насти. – Она принесла бесстрастный результат ничьей: ноль – ноль.
Но тут в эфирную катавасию впуталась еще одна совсем уже замечательная станция. Она зашаманила. Вероятно, это была какая-то экспериментальная передача.
– Раз, два, три, четыре, пять, я «Рыба», вы «Медведь», – вещала станция. – Иван Петрович, возбуждение триста. Я кончаю, я кончаю. Витя, Витя, я «Рыба», модуляция шестьдесят, возбуждение триста. Как слышите? Раз, два, три, шишел, вышел, вон пошел. Я «Рыба». Кончаю, кончаю…
И радиолюбители, слушавшие трансляцию матча, радиолюбители Кутаиси, Вологды, Тамбова, Воронежа, Вапнярки, Бологого и Ходжента… прокляли ее, эту станцию.
Мальчишки, забегая вперед, окружали Кандидова. Он шел, черный от пота и грязи. Ему аплодировали.
– Тоша, прошу, уважь! – кричал ему сверху дядя Кеша.
На круглой трибуне, как всегда, расхаивали своих и восхищались игрой гостей. Действительно, «Буйволы» играли блестяще. А у советской команды на этот раз дело что-то не ладилось. Нападение играло рваной линией. Края партизанили и заводились. Цветочкин не оправдывал надежд. Полузащита не держала места и плохо прикрывала Бена Хорга. Он все время пасся у ворот красных. Не будь Кандидова, наловили бы голов… Но вратарь Республики был поистине несокрушим. На скамье, где сидели гидраэровцы, только и говорили, что об Антоне. Мария Дементьевна тараторила без умолку. Профессор совсем допек соседа, хвалившего Цветочкина. Лишь ворчливая мама Фрума из общежития гидраэровцев не могла постичь это шумное и утомительное времяпрепровождение. Двадцать два здоровых вспотевших обормота старательно гонялись друг за дружкой, всячески пакостили друг другу, пихали, валялись, били по очереди ногами мячик, кричали и вообще что есть силы старались умориться. А один этот умник, слава богу уже пожилой человек, бегал со свистулькой и не давал убивать до смерти. Что тут было интересного, за что люди платили деньги, мама Фрума решительно не могла понять.
Начался второй тайм. Опять наседали «Буйволы». Страшные удары сыпались на ворота СССР. Но самые сокрушительные и неотвратимые мячи бесплодно глохли в хватких перчатках Антона. Он уже не грыз, как обычно, семечек. С него слетел весь наигранный шик. Тело его пребывало в предельной подобранности, в постоянной готовности отразить в любой точке пушечный удар мяча. Он бросался в ноги нападающих, он опрокидывал на себя набегавших и снимал у них мяч с ноги в момент почти уже совершившегося удара. Он ловил мяч в воздухе, прыгал навстречу ему, выбрасывая мяч в поле, и тотчас, спиной к воротам, пятясь, отбегал на свое место, ни на секунду не выпуская мяч из поля зрения. Он рыбкой нырял в нижний угол с прижатым к груди мячом, вытянувшись, пересекал телом ворота, вытаскивая мяч из верхнего угла. Он вылущивал мяч из груды свалившихся на него разгоряченных тел. Он лез в самое пекло игры и длинными руками выхватывал оттуда мяч, который, казалось, уже дымился… Стадион неистовствовал.
– Кандидов, Кандидов, Тоша!.. Кандибоберов!..
Ни одна пчела не залетела бы в сетку Кандидова! Мячи жалили его, но бессильно замирали в цепких объятиях. Мяч неминуемо встречал в полете его тело. И, как всегда, начинало казаться, что он чудодейственно затягивает мячи к себе, и те, изменяя траекторию полета, сворачивают к нему. Имя Кандидова не сходило с восьмидесяти тысяч уст.
«Буйволы» нападали блистательно и неудержимо. Они играли совершенно молча. Советские футболисты по привычке перекликались. «Буйволы» напирали упрямо и безмолвно. Бен Хорг, пораженный тем, что все его удары не дали результата, стал охотиться за Кандидовым. Он прыгал на него, пытаясь ударить его черной своей головой под ложечку в тот момент, когда Антон, вытянувшись, взлетал над головами нападавших, хватая высокий мяч.
Был момент, когда Кандидов рухнул плашмя у своих ворот и несколько секунд не мог встать. Стадион замер. Настя услышала взволнованный голос Карасика, сообщавшего о падении Антона. Затем последовала тяжелая пауза. Настя схватила обеими руками репродуктор. Она услышала огромный вздох облегчения и аплодисменты.
Антон встал. Через несколько минут Бен Хорг опять коварно напал на Антона. Он применил свой знаменитый, хотя и потайной, прием. Это был бросок головой вперед, на вратаря. На трибунах – смятение. Но, как мяч, как арбуз, взял вмертвую, накрепко, голову Бена Хорга бывший тамада Антон Кандидов, вратарь Республики. Свирепоголовый Бен беспомощно дрыгал ногами. Испуская певучую трель своей сиреной, бежал судья. На трибунах хохотали и галдели. Скандал, скандал… В руках Антона осталась черная повязка. Блеснула лысая макушка Свирепоголового Бена. Антон, вежливо поддерживая и отряхивая совершенно обалдевшего чемпиона, что-то добродушно говорил. Бежали переводчики. На трибунах веселились.
После краткой заминки судья дал «спорный». Он взял мяч в руки, «освятил» его прикосновением к земле, и тотчас здесь снова забила ключом игра. Теперь нападали красные. Они оттянулись от гола и, сплотившись, бросились в атаку. Игра пошла в сумасшедшем темпе. Мячу не давали отдыхать в ауте. Советские полузащитники бросались за ним и, почти не останавливаясь, водворяли мяч в игру. Мяч, скользя по траве зигзагами, от ноги к ноге, приближался к воротам черных.
– Даешь, даешь, Цветочкин! – кричали на трибунах.
Длинный росчерк мяча по траве, и нога Цветочкина с ходу приняла мяч. Мяч прошел далеко от стойки, мимо… Стадион засвистел. Видя, что промазал, Цветочкин в оправдание искусно захромал. Шла оживленная, но безрезультатная игра. Игроки вымотались. Судья посматривал на часы. На трибунах уже двинулись к выходам. Оставалось две минуты до конца. Черные собрали последние силы и всей командой перешли в нападение. Красные никак не ожидали этого. Красные оказались прижатыми к воротам. Удар следовал за ударом.
Став стеной у ворот, красные отбивались головой, грудью, ногами. Вдруг у самых ворот произошло ураганное замешательство. Советский защитник схватил мяч рукой. Он тотчас отнял ее, точно ожегшись, и, сморщившись, даже помахал в воздухе: малейшая провинность в пределах штрафной площадки несла за собой гибельные последствия. Поздно! Судья свистнул. И мстительный единодушный вопль потряс стадион.
– Рука! – кричала южная трибуна.
– Рука! – повторяла северная.
– Пенальти! – с отчаянием резюмировала круглая.
«Буйволов» изумил этот залп беспристрастия. Ни в одной стране не доводилось им слышать такое… Ведь это же неизбежный проигрыш для советской команды. Отыграть уже не было времени. Оставалось полторы минуты. И судья присудил пенальти – одиннадцатиметровый удар, неумолимый, как выстрел в упор. Отсчитали шаги и положили мяч перед воротами сборной СССР.
Все игроки выстроились за чертой штрафной площадки. Осталась минута с четвертью. Игра кончалась. Поле опустело, так как вся команда «Буйволов», кроме вратаря, сгрудилась у советской штрафной черты.
Вперед вышел Бен Хорг. Ему команда вручила право карающего удара. Он был специалистом по вбиванию одиннадцатиметровых. Он мог вбить пенальти любому вратарю мира, даже не глядя.
Космогрудый, он медленно вышел вперед. Обреченный Кандидов впился в него немигающими глазами. Он весь подался вперед и закоченел в напряжении мышц.
Одиннадцать метров.
Один на один…
И мяч.
Стадион окаменел. Судья приложил сирену к губам. Свисток! И Кандидов, в ту же секунду вырвавшись из ворот, поймал мяч на полпути. Стадион бешено грохнул в ладони.
