Сабир Мартышев и Олег Шевелев
Дурная кровь
Посвящается женщинам,
которые научили нас многому.
«Если бы вы объявили секс злом, все равно, против собственной воли, вы бы действовали, исходя из верных моральных предпосылок. Вас бы привлекала самая лучшая женщина, которую вы знаете. Вы бы всегда хотели героиню. Вы бы не были способны на самопрезрение».
-- Эйн Рэнд, «Атлант расправил плечи»
«В червоточинке, по-моему, есть некая привлекательность. Разве женщине интересен мужчина без червоточинки? Да и мужчина женщину любит за недостатки, а не за достоинства».
-- Дмитрий Липскеров, интервью
Глава первая
Начало начал
– Скажите, вы когда-нибудь влюблялись животом? – спросил я своего собеседника.
Мы сидели за отдельным столиком. Тусклый свет, струящийся из под низко опущенных абажуров, мерно колыхался в сигаретном дыму и создавал в баре уютный полумрак. Помещение было заполнено наполовину – футбольный матч, ради просмотра которого собралось большинство присутствующих, закончился полчаса назад, и люди начали расходиться. Остались лишь самые ярые поклонники этого вида спорта, чтобы в деталях обсудить прошедшую игру, и такие одиночки, как мы, смакующие пиво и не спешащие домой.
Я не могу назвать себя фанатом футбола, не слежу за турнирной таблицей и ни за кого не болею. Это место для меня всего лишь одно из многих, где я иногда появляюсь в поисках новых и не совсем обычных знакомств. Однако нельзя сказать, что мне совсем чужда эта обстановка. Меня забавляет тот дух единства, который в дни игр охватывает приходящих сюда людей. Я с интересом наблюдаю за ними, сидящими у стойки бара, над которой висит подцепленный к потолку огромный телевизор – основная достопримечательность этого места. За тем, как они затихают в первые же минуты матча, как взрываются ликованием при забитом мяче или возмущенными криками при пропущенном, как они что-то доказывают друг другу во время перерыва и ожесточенно спорят. В такие минуты, я наиболее остро ощущаю свое одиночество. И именно тогда у меня появляется чуть ли не физическая потребность его нарушить.
Хотя своего собеседника я видел здесь и раньше, заговорил я с ним только сегодня. В этот вечер транслировался какой-то кубок, и потому все места в баре были заняты за исключением одного, самого дальнего от телевизора. Пройдясь с кружкой пива в руке вдоль рядов занятых столиков, я остановился и улыбнулся сидящему за ним парню. Он улыбнулся в ответ. Я присел рядом. Так мы и познакомились.
Во время матча мы перебросились едва ли десятком слов. Однако теперь, спустя почти три часа и нескольких кружек пива, я решил, что пора завести взяться за него основательнее.
– Животом? – переспросил он.
Я кивнул и продолжил:
– Не сердцем, как утверждают поэты, и не умом, как любят говорить философы, а животом. Тем самым местом, где, по мнению некоторых, обитает душа человека.
Парень, имени которого я не знал, недоверчиво усмехнулся. Однако по выражению его лица я понял, что мои слова вызвали у него интерес.
– Насчет души, кстати, трудно не согласиться, – добавил я и, отхлебнув немного пива, расположился поудобнее на своем стуле. – Ведь животом мы испытываем два самых сильных чувства, которые нам даровала природа – страх и влечение.
На вид ему было не больше двадцати пяти. Безупречная осанка и изысканные манеры выгодно отличали его от прочих грубоватых посетителей бара с их детской страстью к футболу и чрезмерной суетливостью. Произнося преамбулу, я зачарованно следил за тем, как его длинные тонкие пальцы очищают фисташки и отправляют их в рот.
– Кто не ощущал пресловутого ледяного кома ужаса в животе хоть раз в жизни? А это неповторимое призрачное покалывание, словно от мелких электрических разрядов, которое говорит мозгу «Я хочу этого человека»? – сказал я и посмотрел на него. – Причем, и то, и другое есть проявление инстинкта самосохранения. Страх является его защитной функцией, которая позволяет особи сохранить свою жизнь, а сексуальное влечение…
– …продолжить ее в новом поколении, – подхватил он, увидев, что я замялся в поисках подходящего слова.
Я утвердительно кивнул – как я и думал, передо мной был внимательный и, самое главное, неглупый слушатель. Люблю иметь дело с такими.
– Раньше я не думал об этих вещах, был другим человеком. Восемнадцать лет – это не увядающий обыватель, привыкший к своей размеренной жизни. Иные заботы, возможности, приоритеты. Молодому человеку не знакомы кризис среднего возраста, плешь в когда-то пышной шевелюре, да и многие другие «прелести», с которыми мы сталкиваемся по ходу времени. Тогда я, как и ты сейчас, был уверен в себе и спокойно смотрел в будущее.
Он немного склонил голову, словно предвосхищая мое «но». Я же не торопился с продолжением, вспоминая дни далекого прошлого.
– Но… появилась Вера и с легкой руки перечеркнула мое спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Страх и влечение – эти два чувства для меня неразрывно связаны с ней. Сплетенные в грязный черный клубок они до сих пор живут в моей памяти. Странно, – усмехнулся я и отпил пива, – у судьбы, видимо, есть определенное чувство юмора. Ее звали Вера. Но вера во что? Я пытался найти в этом смысл, однако мои поиски не увенчались успехом.
Опустошив кружку, я махнул помощнику бармена, чтобы тот принес еще.
– Итак, – вздохнул я, в который раз готовясь окунуться в воспоминания, прятавшиеся в дальних уголках моей памяти, – влюблялся ли ты когда-нибудь животом? Если нет, то слушай. Это моя история.
Я ускорил шаг и в очередной раз пожалел о том, что отправился к тетке на ночь глядя. Фонарь по другую сторону улицы замигал, словно соглашаясь со мной, и потух. Следом за ним выключились третий, пятый, седьмой и далее по цепочке, оставляя меня наедине с тенью собственных дурных предчувствий. Опять на электричестве экономят, подумал я, а потом еще удивляются, что у нас такая преступность в темное время суток.
Как некстати тетя Сима позвонила матери в ту минуту, когда мне приспичило выйти покурить – уж лучше бы я спал. Оказалось, что мать забыла у нее очки и не сможет завтра без них работать. Тогда я лишь вяло возмутился, выругался про себя, но отказать не смог. К тетке дошел спокойно, даже попил у неё чай, а вот обратно…
– Черт, ну и идиот, – произнес я вслух и испугался громкости собственного голоса в ночной тишине.
Оглядевшись вокруг, я решил, что лучше спрятать часы и цепочку в задний карман джинсов. Мало ли, а так все равно спокойней, хоть в глаза не бросаются. Закончив с этими манипуляциями, я снова зашагал вперед.
По пути мне попалась лужа, через которую я, не колеблясь, прыгнул. Только прыгнув, я понял, что отсутствие света сыграло со мной злую шутку – лужа была больших размеров, чем казалось вначале, и занимала львиную долю пешеходной дорожки и проезжей части. Потому совсем неудивительно, что приземлился я прямо в нее.
Обувь тут же промокла. Теперь уже терять было нечего – с этой мыслью, стоя по щиколотку в воде, я смело шагнул вперед. Еще раз помянув тетю Симу добрым словом, я направился в сторону проезжей части. Не успел я сделать и пары шагов, как сзади раздался пронзительный звук клаксона. Я метнулся вбок прежде, чем понял, что происходит. В пугающей близости пронеслась легковушка и обдала меня мощным фонтаном брызг из злополучной лужи.
Грязная вода стекала с меня ручьями, а промокшие волосы жадно облепили лицо. Совершенно растерявшись, я машинально принялся стряхивать с себя воду, но тут же прекратил это бессмысленное занятие – одежда промокла до нитки, и помочь тут могло только переодевание.
Автомобиль, оказавшийся «девяткой», затормозил впереди. Наверное, сейчас вылезет водитель, подумал я, и будет извиняться. А может, наоборот, захочет выяснить отношения, так как сам перепугался.
Однако никто не торопился выходить. Напротив, машина стояла на месте, и ничего не происходило. Только красный свет стоп-сигнала, похожий на два глаза, светящихся в темноте, и мерный звук работающего вхолостую двигателя. Не считая меня, на пустынной улице больше никого не было.
Стало как-то не по себе. Двенадцать ночи для нашего городка довольно позднее время. На улицах мертвая тишина, а большинство обитателей однотипных кирпичных многоэтажек и панельных «хрущевок» видят третий по счету сон. Шансы на спасение весьма невелики. Сейчас не каждый бы рискнул выйти погулять, опасаясь непредвиденных встреч. Гопники, стаи которых нередко шастают под окнами, всякие прочие придурки, наркоманы или просто пьяные недоброжелатели – да мало ли тех, кто хочет поживиться чужим добром, а, может быть, и телом.
