Михаил Васильев - Остров

Конечно, мало кто сейчас помнит о событиях, произошедших в 70х годах прошлого уже века на одном маленьком острове в Тихом океане… Мало кто слышал о них и тогда — об этом позаботились участники и виновники того конфликта: очень им хотелось, чтобы мы не знали или побыстрее забыли обо всем.

Хотя в открытом эфире участники эти не скромничали, "в вещании", как тогда выражались, шло активное, в духе того времени, подобие дискуссии: циничное и даже оскорбительное. Стороны этой дискуссии, не стесняясь, перекладывали друг на друга ответственность, не считаясь ни с этикой ни с фактами.

Так что, если вы были любителем послушать "вражеские голоса", то, может быть, вы сейчас и вспоминаете что-то, но, надо сказать, ничего конкретного и правдивого вам не сообщали. Ничего не могли сообщить и немногочисленные свидетели, не имели права. После разрешения конфликта в нашей стране был наложен строжайший запрет, обязанность молчать, на всех его участников и свидетелей.

Много прошло времени, и вот один из таких участников, — может уже и последний, оставшийся в живых, — решил вспомнить о том, что ему пришлось пережить в юности. Он уже много лет писал нечто вроде воспоминаний, отдельные заметки, впечатления о прошлом. Наступило время, когда некому охранять прежние тайны, стали абсурдом все подписки. Но, надо сказать, даже после этого стоило немалого труда убедить автора текста опубликовать эти материалы. Свое подлинное имя он все-таки предпочитает пока не сообщать, оставаясь верным, данной когда-то, подписке о неразглашении, и даже на обложке этой книги стоит мое имя, скромного литобработчика.

Со своей стороны я надеялся покончить со всеми искажениями и легендами- теми, что возникли за это время, в основном, на Западе и в странах, окружающих остров, — и создать полноценное историческое исследование. Строго беспристрастное, не направленное ни в чью пользу. Должен сказать, что раньше мне это удавалось, я, как литобработчик, имею отношение к мемуарам многих наших военных и политических деятелей. Наверное, В данном романе (нужно признать) не хватает настоящего исторического исследования минувших событий, обидно и то, что автор текста не поднимается здесь до понимания глобальных политических процессов, но моя роль, роль литобработчика, слишком скромна — ,видимо, скромна и ответственность.

Возможно, что читателю будет любопытно, что автор текста, и в этом случае сохраняя инкогнито, выступил в роли автора песен на тему пережитого им в период юности. Песни эти хорошо вам известны, их давно и охотно исполняют, но никто, ни исполнители, ни слушатели, пока не догадываются об их подлинном содержании.

К сожалению, автор текста, храня свою "страшную тайну",не согласился опубликовать свой обширный и интересный фотоархив, включающий также вырезки, фоторепортажи и статьи из иностранных газет. Только на таких условиях он согласился, как он выразился, "дать ход" роману. А архив завещал опубликовать только после собственной кончины, до которой, надеемся, еще далеко.

Немолодой худой человек в черных трусах сидел на берегу океана и надувал резиновую лягушку. Редкие темные волосы прилипли к его потной лысине, при каждом вздохе проступали ребра, заметные даже на спине.

"Хорош!" — прошептал он и стукнул надутой лягушкой о песок. Игрушка упруго подскочила. Непонятный этот человек о чем-то задумался, оцепенел, угрюмо уставившись на свой живот с выцветшей татуировкой.

"Нагим пришел, наг и уходишь. Грелка с водкой, резиновая жаба и ворованный кухонный нож. Нажил немало."

На берегу стало холодно. Все еще не хотелось идти в воду.

— Бежать надумал? — внезапно раздалось сзади. Человек вздрогнул, потому что давно имел испорченные нервы.

— Купаться надумал! — непонятно кому ответил он, поспешно натягивая на себя резиновую жабу. — Чего тебе? — Он оглянулся.

Невдалеке стоял толстый мужик в очках и штатском брезентовом плаще:

— А это тебе зачем? Спасательный круг зачем?

— Плавать не умею. Пошел ты!.. — выкрикнул человек и, шлепая, побежал по воде.

"Сейчас камнем запустит! — почему-то подумал он. — Галькой по затылку как!.."- и упал в воду.

Ветер относил его от берега, развернул. Очкастый уходил, засунув руки в карманы дождевика. Дальше, за ним, поднималась тонкая полосатая башня маяка, у берега- свинарник, длинное грязно-белое здание. Раздвигая руками воду перед спасательным кругом, человек отплывал от берега. Туда, где короткой синеватой полоской виднелся другой остров. Крупные волны обгоняли его. Звали человека Онуфрий Мамонтов. Но чаще знакомые его, как и он сам, звали его Мамонтом.

Вскоре он устал грести. Повис в своем игрушечном круге, маленькое зеленое пятно посреди океана. Над головой, свесив лапку, проскользнула чайка. Рожденный ползать, задрав голову, с завистью смотрел ей вслед. От длинного белого дома доносился запах навоза. Откуда-то издали послышалась тоскливая песня идущих солдат. Он ощутил давнее: теснота спотыкающихся ног, запах псины из воротника идущего впереди… Тогда это странно, даже издевательски, называлось "вечерней прогулкой".

"Вот и память еще действует", — Однообразный вид воды утомлял, но круг не давал лечь на спину. Нелепый купальщик поднял голову, задрал вверх изношенное, изрезанное морщинами, лицо. По небу сильный ветер гнал облака, чайка скользнула вниз, закачалась на воде и сразу стала похожа на деревянную подсадную утку. То ли устав болтаться на воде, то ли пытаясь разглядеть дальний остров, он попытался приподняться, оперевшись на круг руками, мимолетно удивившись тому, насколько эти руки оцепенели, и тут опрокинулся. Вода сомкнулась над головой, горькое и соленое хлынуло в нос, рот… Он яростно забился, вырвался на поверхность и схватился за круг, ошеломленный внезапным приступом жажды жизни.

Дальний берег перед ним превратился в синеватый остроконечный конус, похожий на вулкан, даже в очертаниях его было что-то непривычное, экзотическое.

"Остров со счастьем, — непонятно подумал он. — Теперь близко. Надо доплыть, побыстрее!"

Он вытянулся в воде, опустив лицо, заработал руками и ногами, Плыл, как ему показалось, долго, очень долго, выбившись из сил, выпрямился, уверенный, что все почти закончилось: тот остров уже близко. Но он совсем не приблизился и даже вроде чуть ушел в сторону. Мамонт оглянулся: покинутого им берега уже не было. Только бесконечные однообразные волны, небо с остановившимися облаками. Ничего больше, пустота.

Вода, быстро становившаяся все холоднее, сдавила враждебный очаг тепла. Темнело. Толстые косые лучи света падали сквозь облака.

"Как в Библии, на иллюстрациях Доре", — некстати пришло в голову. Глядя вверх, на явно, зримо, ползущие по небу черные облака, он вдруг понял с какой огромной скоростью там, вверху, гонит их ветер и почувствовал, какой маленький-маленький повис он посреди мира, удерживаемый резиновой жабой. И будто увидел бездну под собой и свои, висящие над ней, худые бледные ноги, — отчетливо, будто кто-то повернул регулятор яркости, осознал реальность смерти. Нелепая опора его стала дряблой и ненадежной, он понял, что скоро воздух из жабы уйдет совсем.

"Какой я болван!" — это он сказал вслух. И голос охрип.

Уже несколько раз Мамонт пытался развязать веревку на животе, на ней висела грелка со смесью какао и водки и кухонный нож. Теперь осенило: "Конечно… Веревку разрезать!"

Грелка ушла вниз, в бездонный черный космос. Потом- нож. Когда-то он боялся акул.

Оцепеневшее тело монотонно колыхало волнами. Появился пограничный катер, ныряя, кивая носом, прошел в сторону, оставленного Мамонтом, берега. Луч прожектора осветил его, ослепил, ушел в сторону. Только вода засветилась изнутри фосфорным светом. Его уносило в океан. Огонек маяка превратился в пульсирующую желтую точку. Затерянный в океане вдруг почувствовал всю величину своего одиночества. Оказывается, вот как это происходит. Муки тела все сильнее и сильнее, они увеличиваются до какого-то невероятного предела, и вдруг обнаруживается, что есть еще один предел и еще, и еще.

Ледяной мрак окружал его. Потом впереди появился приближающийся свет, что-то несло его туда, к свету. Он еще успел почувствовать последний припадок жалости к себе и исчез.

Прошло очень много времени, века. Он видел пустынную бурую землю, камни; извилистые дороги расходились веером и исчезали вдали в полосе мрака, заменяющей здесь горизонт. Неизвестно почему все это производило впечатление чего-то очень древнего, библейского. Каким-то образом он чувствовал это. Раньше Мамонт не знал, что это такое, библейское, и вдруг увидел и ощутил. Здесь было неестественно тихо и холодно, очень холодно…