Бернар Клавель
В чужом доме
Утром первого октября 1937 года Жюльен Дюбуа проснулся задолго до рассвета. Некоторое время он лежал неподвижно, глядя в темноту широко раскрытыми глазами; потом приподнялся, опираясь на локти. В ногах у него потянулась разбуженная кошка. Он услышал, как она царапает когтями по одеялу.
— Мун, — прошептал он, — иди сюда… Иди сюда, Мун.
Кошка умывалась. Он позвал ее еще раз. Она неторопливо подошла и улеглась на животе у Жюльена. Он погладил ее, и она сразу же принялась мурлыкать. Ее равномерное мурлыканье было единственным, что нарушало тишину комнаты. Порой из сада, сквозь ставни окна, доносилось шуршание листьев. Где-то вдали несколько раз просвистел паровоз, потом опять наступила тишина. Укладываясь снова, Жюльен потревожил кошку. Она спрыгнула с кровати и, должно быть, прошлась по комнате. Он услышал, как она вскочила на кресло, у которого одна ножка была короче других. Не задерживаясь там, она прыгнула на подоконник и стала скрестись в ставень. Жюльен встал и на цыпочках подошел к окну. Еще раз погладил кошку, она, ласкаясь, потерлась о его руку.
— Удираешь? Тебе наплевать, что я уезжаю, — пробормотал он. — Ладно. Беги.
Он тихо отодвинул задвижку и толкнул оконную створку.
Мун сразу же выпрыгнула, мальчик высунулся наружу, пытаясь ее разглядеть, но в саду было еще совсем темно. Небо едва начинало бледнеть за лесом около Шо. Справа смутно вырисовывалась железнодорожная насыпь.
Стоять на полу босиком было холодно. Жюльен ощупью нашел свои ночные туфли и стал одеваться.
Вскоре за перегородкой заскрипели половицы, и под дверь просочилась полоска света. Мальчик вышел из комнаты.
В кухне дядя Пьер накачивал спиртовку. Его длинное костлявое тело было согнуто пополам; надо лбом, в такт движениям, колыхалась прядь седых волос. Не прекращая своего занятия, он посмотрел на Жюльена и усмехнулся.
— Ну, малыш, — сказал он, — ты не проспал!
Жюльен подошел ближе. Дядя Пьер выпрямился, расправил пышные, пожелтевшие от табака усы, наклонился и поцеловал племянника.
— Выпьешь со мной глоток кофе, пока тетя подогреет завтрак? Черт побери! Ты ведь с сегодняшнего дня мужчина и имеешь полное право выпить чашку кофе! — усмехнулся дядя Пьер, увидев, что мальчик медлит с ответом.
Он достал из кармана большую медную зажигалку, поджег фитиль, пропитанный бензином, поднес ее к спиртовке — и тотчас же с шумом вспыхнуло голубовато-розовое пламя. Жюльен вышел набрать воды у колонки. День понемногу занимался, и ветер, казалось, усиливался. По двору летели сухие листья, стремительно пересекая полосу света, падавшую из окна. Когда Жюльен вернулся на кухню, кошка вошла вместе с ним и стала тереться о ноги дяди Пьера, который уже сворачивал свою первую сигарету.
— Ну как, Мунетта, — сказал он, — всласть набегалась?.. Распутничала всю ночь, а теперь небось проголодалась. Ах ты, негодница, негодница!
Густой бас дяди Пьера ласково гудел. Подняв голову над раковиной, Жюльен посмотрел на дверь своей комнаты и тихо сказал:
— Кошка была со мной.
Усы дяди Пьера раздвинулись в улыбке.
— Ты в конце концов получишь нахлобучку. В кровати, верно, полно шерсти.
— Когда тетя увидит, я буду уже далеко.
— Черт возьми! Значит, опять мне придется отдуваться. Она снова станет пилить меня, что вечно, мол, мы с тобой возимся со всякой живностью.
Склонив голову набок, чтобы не опалить усы, дядя Пьер зажег сигарету. Тем временем кофе сварился. Он налил себе и мальчику.
— Сейчас только начало шестого, — сказал он. — Мы бы с тобой успели прокатиться по реке, прежде чем ты тронешься в путь.
— Думаешь, успеем?
Жюльен произнес эти слова прерывающимся голосом, с таким волнением, что дядя невольно рассмеялся.
— Над чем это ты смеешься с утра пораньше? — спросила тетя Эжени, входя на кухню.
Дядя Пьер отпил глоток кофе.
— Я ему предложил сесть в лодку и съездить со мной под мост половить напоследок рыбу, — пояснил он. — Времени у него хватит, но он страшно боится опоздать!
— И мальчик прав, — сказала она. — Если он опоздает в первый же день, это произведет дурное впечатление.
Дядя Пьер только пожал плечами. Тетя Эжени увидела две чашки кофе и спросила:
— Зачем ты даешь ему черный кофе? Ты же знаешь, что в доме есть молоко. Подогреть нетрудно! И чего вы так торопитесь!
— Когда человек идет на работу, — ответил дядя Пьер, — он уже настоящий мужчина. А мужчина всегда по утрам пьет кофе.
— Какой же он мужчина в четырнадцать-то лет!
— Не смеши меня! Через неделю он будет лакать вино стаканами и сворачивать козьи ножки.
— Замолчи, старый дуралей! Ты просто рехнулся!
Тетя Эжени, кажется, начала сердиться не на шутку. Жюльен улыбнулся дяде Пьеру, тот подмигнул ему, зажег потухшую сигарету и выпалил:
— А чего мне молчать! Через недельку он будет делать все, что ему заблагорассудится. Вот пойдешь ты как-нибудь в субботу в Доль за покупками. Поднимешься до конца улицы Арен и увидишь, чего доброго, как он выскакивает с улицы Коллеж-де-Ларк, знаешь, той, что ведет к дому…
Тетя Эжени прервала его:
— Пьер, я тебя не понимаю! Ведь если бы кому-нибудь взбрело в голову говорить так с твоим сыном, когда ему было столько же лет, сколько Жюльену, тебе бы, наверно, это не понравилось!
— К четырнадцати годам твой сын наверняка уже не был девственником.
Тетя Эжени ничего не ответила. Она лишь так передернула плечами, что взметнулись ее длинные темные волосы, кое-где тронутые сединой, и отошла.
— Ты дала кошке молока, пока оно еще не нагрелось? — спросил дядя Пьер.
Она подошла к спиртовке и налила молока в блюдце Мун, потом, убавив огонь под кастрюлей, вернулась к раковине. Там она стала причесываться, смотрясь время от времени в зеркальце, помещавшееся на полке рядом с блестящими эмалированными кастрюлями, выстроенными в ряд.
Дядя Пьер кончил курить, встал, бросил в печку окурок и направился к шкафу; он вынул оттуда бутылку вина, хлеб и небольшую овальную миску, которую поставил на стол. Как только он снял с нее крышку, разнесся острый запах сырого лука и петрушки, заглушив теплый аромат кофе и молока, наполнявший кухню. Кошка отвернулась от своего блюдца и прыгнула на стул. Положив передние лапы на край стола, она с жадностью принюхивалась к содержимому миски. Дядя Пьер бросил на жену быстрый взгляд, — зажав шпильки в зубах и высоко подняв руки, она скручивала волосы в пучок; тогда, не произнеся ни слова и усмехнувшись в усы, он пальцем показал племяннику на миску. Жюльен нерешительно смотрел на дядю, затем перевел взгляд на кошку, которая боязливо тянула лапу по клеенке, и, наконец, утвердительно кивнул головой; дядя Пьер отрезал два ломтя хлеба. Склонившись над миской, он вынул оттуда маленького леща, придерживая его большим пальцем и кончиком ножа; обождав, пока с него стечет соус, он положил рыбку на хлеб. Жюльен последовал его примеру, разломив, как и дядя Пьер, свою рыбешку: из нее вытекал сок с пряным запахом, быстро пропитавший белый хлебный мякиш. Мальчику трудно было проглотить первый кусок, но он подавил гримасу: дядя Пьер следил за ним, сощурившись и весело поблескивая глазами из-под густых бровей.
Когда тетя Эжени подошла к ним, она лишь всплеснула руками и бессильно опустила их на передник, проворчав:
— Зря, значит, я кипятила столько молока.
Она налила себе полную чашку, присела к столу и принялась быстро пить, не глядя на них. Они бросали рыбьи головы кошке, а та грызла их, примостившись возле плиты. Жюльен неторопливо жевал, поглядывая на подмигивавшего ему дядю Пьера. Через некоторое время тот спросил:
— Ну, каково?
Ему ответила тетя Эжени:
— Хорошо еще, если мальчишка не заболеет от того, что прямо спросонок наелся таких острых вещей!
— Но ведь он же их ест не впервые!
— Но не за завтраком!
Дядя Пьер обратился к мальчику:
— А что, сейчас это хуже, чем в обед?
— Сейчас, пожалуй, еще вкусней!
У дяди Пьера весело блеснули глаза. Тетя Эжени допила молоко, встала и направилась к раковине вымыть чашку. Дядя Пьер налил себе стакан вина и спросил Жюльена:
— Хочешь?
На этот раз она взорвалась. Даже не вытерев рук, бросилась к ним, крича:
— Ну, это уж слишком! Можно, конечно, иногда пошутить, но всему есть предел. Перед отъездом поить ребенка вином! Нет, честное слово, ты просто спятил!
— Говорю тебе, что через час он уже сможет пить, сколько захочет, и ты не будешь торчать у него за спиной…
— Хотела бы я посмотреть на это!
— В том-то и дело, что посмотреть тебе больше не удастся!
— Если он наделает глупостей, я все равно узнаю и тут же напишу его матери, чтобы она приехала и забрала его.
