А. Нуне - Дневник для друзей

Полвека назад никогда не бывавший заграницей я оказался с некой экскурсией на границе с Румынией. Это была пышно вспаханная полоса, над которой был навешен покрашенный в зебру мостик, по нему нас и провел пограничник. Я не удержался и, приотстав, спрыгнул на полосу и – наследил. Никакой тревоги, обошлось. Так я впервые побывал заграницей.

позавчера больная БАС начала умирать. пришли ее родители, потом отец ушел, а мать осталась в палате. все думали, что за ночь умрет, но нет, она была жива и на следующий день… больная с БАС все еще жива, мать безотлучно при ней, разговорилась… оказывается, у матери тоже неизлечимый рак. вот где ад.

Какое чувство времени на границе жизни и смерти, на границе живых и мертвых! Я прочитал весь текст не отрываясь, несмотря на предубеждение. Предубеждение состояло в том, что я уже писал однажды предисловие к роману А. Нуне «После запятой». Русская писательница родом из Армении, живущая в Германии, окончила МГУ как психолог. Мы дружили в Берлине. Мне импонировала смелость неведомого прозаика, сразу взявшегося за толстый роман, причем начинающийся со смерти героини, с приобретения азов опыта послесмертия. Я не вмешивался со своим опытом, хотя некоторый уже имел, но никогда бы не взялся о нем писать из чувства благодарности, что все еще жив. Мое участие в романе только запятая. Роман был не без достоинств, но остался неопознанным, что, наверно, не устроило автора, и она круто повернула к nonfiction. Устроилась по профессии в хоспис, и материал тут же помог: оказался еще круче, чем решимость в перемене жанра. Никакого умозрения, не рассказ, не повесть, не мемуар – дневник задышал живой прозой. Нет наслаждения для автора и читателя больше, чем фраза, которая сама себя написала:

пришла вчера во вторую смену на работу, а на кухне такой бардак, будто я не в Германии.

Это эхо России особенно поучительно для нашего читателя, если учесть, что описанный здесь хоспис расположен на территории бывшей ГДР. Если хосписы были так же немыслимы, как признание самой смерти или секса в СССР, то и теперь они почти немыслимы, как эвтаназия или однополые браки для нашей Думы. Наши одинокие хосписы существуют лишь на героическом энтузиазме их основателей и сотрудников. Повод задуматься о социальной защищенности, этой пограничной полосе цивилизованного общества.

как уже говорила, заведение находится в зеленой зоне, рядом с натурпарком в виде густого первобытного леса.

само здание принадлежит архитектурному ансамблю старинной больницы. в ГДРовские времена все это пришло в упадок, теперь некоторые здания отреставрированы и превращены в жилые дома с частными квартирами, а другие помещения находятся еще в запущенном состоянии.

в одном большом здании устроили дом для престарелых, а в другом, напротив него, три года назад открыли этот хоспис.

он светский, что меня радует, так как прежние подобные учреждения, в которые я когда-то давно обращалась по поводу работы, принадлежали разным религиозным организациям, чьи верования я не разделяю.

поговорила с начальницей, женщиной, которая практически самостоятельно организовала этот хоспис.

она говорит, что за три года было всего несколько случаев, когда пациенты изъявили желание увидеть какое-то духовное лицо. тогда призывался пастор из соседней кирхи. но случаев было очень мало. она не знает чем это объяснить, то ли секулярностью Берлина, то ли вообще всеобщими тенденциями.

заведение может принять одновременно максимум 16 клиентов.

у каждого своя отдельная палата с огромным плазменным телевизором. в которой многие, пользуясь предоставленной свободой, курят. сестры и санитары на подхвате, прибегают по первому звонку. делают массаж, дают лекарства, моют, делают укол.

кто может передвигаться, спускаются с помощью санитаров к завтраку или обеду. аппетита у них почти нет.

самый старый клиент по возрасту – 92 лет – является самым старым и по сроку пребывания: лежит там с сентября прошлого года. он и поразил меня клубами крепкого трубочного табака, когда меня повели знакомиться вместе с поваром. непрерывно шутил и кокетничал, на вопрос, будет ли он обедать, пошутил: «съем, если не собираетесь меня отравить». это был именно юмор здорового и довольного человека, а не старческая паранойя, то есть в правильном месте улыбки и пр.

сказали, что было уже несколько таких случаев, когда человека привозили умирать, а потом он на своих ногах возвращался домой, выздоровев в хосписе в совершенно безнадежной ситуации.

поразили старушки числом пять, которые, узнав, что есть новенькая сотрудница, впервые в таком количестве спустились обедать, а не попросили еду себе наверх в постель.

всем им под 90, все сидели выпрямив спинку и прижав локти, как полагается хорошо воспитанным дамам.

у большинства не было сил говорить, болтала лишь одна, блистая юмором. кажется, они все виделись впервые.

дама, у которой были силы на разговор, поведала, что последние 50 лет она жила в Берлине, но какая это гадость по сравнению с родимым Гамбургом. потом у всех пыталась выведать, откуда они, пока не пришла дама, к фамилии которой прилагается звание «доктор» и которая на вопрос: «откуда вы» отрезала: «последние 30 лет живу в Берлине», дав понять, что дальнейшие расспросы не приветствует. затем произошел обмен светскими любезностями, говорливая дама спросила каждую из собеседниц: «надеюсь, я не досаждаю вам тем, что много говорю» – «что вы, нисколько».

поедая десерт, дама его похвалила, но бросила укоризненно повару: «боюсь, что в нем многовато калорий!» остальные дамы согласно закивали, присоединяясь к упреку.

повар мне сказала, что самое любимое место общения – это кухня со столовой. есть специальные комнаты общения, но они, несмотря на живые цветы и старания, непривлекательны. людей тянет на кухню, где идет обыденная размеренная жизнь, в том числе и родственников, привезших своих близких или только что их потерявших. они автоматически приходят именно на кухню за утешением, и мне посоветовали находиться там, если я не в палате у кого-то, чтобы родственникам было с кем поговорить, когда они придут.

раз в неделю, а именно в пятницу, привозят живые цветы в виде букетов, их повсюду расставляют, заменяя старые, а в палаты ставят одиночные цветы в тонкой вазе.

беседы

вчера работала во вторую смену.

к середине смены все начальство ушло, кухарка из второй смены вообще в отпуске, остались санитары на верхних этажах и я, оказалась ответственная за проведение досуга больных, с ключами от всех помещений.

конечно, я люблю, когда командовать парадом предоставляют мне, но не в практически первый день работы.

очень нервничала. запросы у всех разные касательно ужина, некоторые дамы опять пожелали спуститься, остальные захотели в постели принять то, что они заказали на ужин, при этом каждый хотел побеседовать, узнать побольше про меня.

итог: некоторые мне сообщили, что смутно слышали слово «Армения», помнят, что это что-то историческое. начали выспрашивать. и зачем им перед смертью такие знания?

вообще же я попала, как и во время работы в системе ювенальной юстиции, в чисто немецкий коллектив, куда иностранцы по логике вещей вообще не должны попадать. я совсем забыла, что могу позвать сестер и санитаров на помощь. хорошо, что какой-то пациент сам пожаловался, что его ледяная вода для питья запаздывает, и сестра пришла справляться. тогда я ей дала и ужин для других оставшихся лежать, сама осталась слушать беседы моих дам.

вчера снова началась жара, и я оправилась на работу в одной из недавно купленных у любимой дизайнерши юбок. люблю я длинные юбки, но обычно на разные работы я себе в них не позволяю появляться, чтобы не производить впечатление экстравагантной особы. но тут вроде длинные юбки начали входить в моду и я рискнула.

говорливая дама при первой встрече сразу осмотрела юбку цепким дамским оценивающим взглядом, при втором визите к ней в палату не удержалась и похвалила красоту юбки, велев повертеться, что я и исполнила.

«я тоже очень люблю юбки», – сообщила она, и я совсем расплылась в улыбке, пока она не продолжила:

«знаете, в них очень удобно в туалет ходить. а то пойдешь в штанах, спускаешь, а они не держатся, у меня же ног нет, потом морока их снова натягивать».

эта же дама делилась с окружающими еще в мой первый визит: «как я завидую людям, которые могут ходить! как хорошо было, когда я могла ходить. вообще, мы за столь многое должны быть чрезвычайно благодарны, но мы не понимали этого раньше!»