Томас Вулф - Паутина и скала

Это роман об открытии одним человеком жизни и мира – не мгновенном, внезапном, не подобно некоему астроному, «чьим взорам новое открылося светило», а в процессе поисков, через неизбежные ошибки и испытания, через фантазию и иллюзии, через ложь и собственное неразумие, через просчеты и заблужде shy;ния, эгоизм, честолюбие, надежды, веру, путаницу; он во многом схож с любым из людей тем, что переживает, познает, и каким становится.

Надеюсь, главный герой отобразит своим жизненным опы shy;том каждого из нас – этот впечатлительный молодой человек не только пребывает в разладе со своим городом, семьей, окружаю shy;щим мирком; не только влюблен и потому сосредоточен на ма shy;ленькой вселенной своей любви, которую принимает за всю все shy;ленную – кроме этих черт ему присущи и многие другие. Черты эти, хоть и весьма существенны, подчинены замыслу книги; юностью, влюбленностью, жизнью в большом городе не исчер shy;пывается приключение ученичества и открывания.

Таким образом, роман этот не просто отход от тех книг, кото shy;рые я написал в прошлом, но подлинное духовное и художественное обновление. Он самый объективный из всех, мною написанных. Я вывел на его страницы персонажей, которые склады-м а юте я из всех отражений и отзвуков увиденного, прочувство-нанного, продуманного, пережитого, знания многих людей. Через свободное творчество я стремился дать выход всей мощи своей фантазии.

И, наконец, в романе с начала до конца присутствует силь shy;ный элемент сатирического преувеличения: этого требует не только характер сюжета – «наивный человек» познает жизнь, – но и характер жизни, особенно американской.

ТОМАС ВУЛФ

Нью-Йорк, май 1938 г.

Заставить бы язык сказать больше, чем он

способен произнести!

Заставить бы мозг постичь больше, чем он

способен осмыслить!

Вплести бы в бессмертную глупость небольшую

словесную тесьму, обнажить сокрытые

в непроглядных глубинах корни жизни

какой-нибудь сотней тысяч волшебных слов,

сильных, как моя жажда, излить на трехстах

страницах итог своей жизни, – а потом пусть смерть

уносит меня, ибо я добился своего: я утолил жажду,

я победил смерть!

До самой смерти Джона Уэббера, отца Джорджа, в городе Либия-хилл находились непримиримые люди, отзывавшиеся о нем как о человеке, который не только бросил жену с ребенком, но и увенчал свое прегрешение уходом к другой женщине. В основ shy;ном эти факты верны. Что до их трактовки, могу лишь сказать, что предпочел бы предоставить окончательное суждение Всемо shy;гущему Богу или тем Его многочисленным представителям, ко shy;торых Он, видимо, назначил Своими глашатаями на земле. В Либия-хилле их полно, и я готов предоставить слово им. Со своей стороны, могу только подтвердить, что голые факты ухода Джо shy;на Уэббера от жены не выдуманы, и отрицать их никто из его дру shy;зей никогда не пытался. Кстати, стоит отметить, что друзья у Джона Уэббера были.

Джон Уэббер, северянин, пенсильванец голландского проис shy;хождения, приехал в Старую Кэтоубу в 1881 году. Он был камен shy;щиком, подрядчиком, и его пригласили руководить строительст shy;вом отеля, который возводили Коркораны на Белмонт-хилле, в центре города. Коркораны были богачами, они приехали в этот край, накупили земельных участков и стали строить большие планы, в которых отель занимал центральное место. Строительство железной дороги близилось к концу. И всего года два назад Джордж Уиллетс, мультимиллионер-северянин, купил несколько тысяч акров горных дебрей и привез своего архитектора для проектирования громадного загородного имения, равного которому не было во всей Америке. Новые люди приезжали в город постоянно, на улицах появлялись новые лица. Почти все считали, что близятся великие события и Либия-хиллу уготована блестящая судьба.

То было время первых шагов, затерянный горный поселок с населением в несколько тысяч человек превращался в оживленный современный город с железной дорогой, с растущим количеством богатых людей, которые, прослышав о красотах той ме shy;стности, приезжали туда жить.

Тогда-то Джон Уэббер приехал в Либия-хилл, остался, добил shy;ся скромного преуспеяния. И оставил на городе свою печать. Го shy;ворили, что нашел он это место поселком с деревянными дома shy;ми, а оставил процветающим кирпичным городом. Такой это был человек. Любил все крепкое и стойкое. Когда к нему обращались за советом относительно строительства нового здания и спраши shy;вали, какой материал будет наилучшим, он неизменно отвечал: «Кирпич».

Поначалу в Либия-хилле идея строить из кирпича была в но shy;винку, и с минуту, покуда мистер Уэббер бесстрастно ждал, спра shy;шивающий не произносил ни слова; потом удивленно, словно сомневаясь, что расслышал правильно, переспрашивал:

– Кирпич?

– Да, сэр, – непреклонно отвечал мистер Уэббер, – кирпич. Он в конечном счете обойдется вам не намного дороже леса, и, – говорил он негромко, но убежденно, – это единственный подходящий материал для строительства. Его нельзя сгноить, он не растрескается и не покоробится, достаточно прочен, в до shy;ме будет тепло зимой, прохладно летом, и пятьдесят лет спустя, собственно, даже и сто, дом будет все так же стоять. Не люблю я лесоматериалов, – упрямо продолжал мистер Уэббер, – не люблю деревянных домов. Я приехал из Пенсильвании, где зна shy;ют, как строить. Да что там, – говорил он в тех редких случаях, когда у него проявлялась хвастливость, – у нас в Пенсильвании каменные сараи построены лучше и стоят дольше, чем любой дом в этих краях.На мой взгляд, для строительства дома годят shy;ся только два материала – кирпич или камень. И будь моя во shy;ля, – добавлял он с легкой угрюмостью, – строил бы только из них.

Но мистер Уэббер не всегда мог поступать по своей воле. Со временем условия конкуренции вынудили его присоединить к кирпичному складу лесосклад, но то было просто-напросто не shy;охотной уступкой условиям времени и места. Его настоящей, первой, глубокой, неизменной любовью являлся кирпич.

И в самом деле, даже сама внешность Джона Уэббера, несмотря на физические черты, казавшиеся с первого взгляда странными и даже несколько настораживающими, наводила на мысль о достоинствах, столь же стойких и основательных, как дома, ко shy;торые он строил. Роста он был чуть выше среднего, однако про shy;изводил впечатление более низкого, чем на самом деле. Вызыва shy;лось это целым рядом причин, главной была легкая сутулость. Было нечто почти обезьянье в его коротких, чуть выгнутых нару shy;жу ногах, широких, выглядевших плоскими ступнях, мощном бочкообразном торсе и громадных, длинных, как у гориллы, ру shy;ках, огромные кисти которых болтались возле колен. Короткая толстая шея словно бы уходила в широкие плечи, короткие ры shy;жеватые волосы начинали расти примерно в дюйме от глаз. Он еще тогда начинал лысеть, и на макушке у него была широкая плешь. Имел привычку, выставив голову вперед, смотреть из-под необычайно густых, кустистых бровей с выражением невозмути shy;мого внимания. Но когда этого человека узнавали получше, пер shy;вое впечатление его легкого сходства с обезьяной быстро забыва shy;лось. Потому что, когда Джон Уэббер шел по улице в костюме из добротного сукна, строгом, хорошо скроенном, с пиджаком-ви shy;зиткой, в отглаженной белой рубашке с накрахмаленными ман shy;жетами, с широким воротничком, в завязанном толстым узлом галстуке из черного шелка и в замечательной жемчужно-серой шляпе дерби, то выглядел подлинным символом солидной рес shy;пектабельности среднего класса.

И все же, к изумлению всего города, этот человек покинул жену. А что касается ребенка, тут требуется особое объяснение. В общих чертах эта история сводится к следующему:

В 1885 году Джон Уэббер познакомился с Эмилией Джойнер, мо shy;лодой жительницей Либия-хилла. Она была дочерью Лафайета, или Фейта, как его прозвали, Джойнера, который через два года после Гражданской войны привез туда семью из горного округа Зибулон. Женился Джон Уэббер на Эмилии в 1885 или в 1886 году. Пятнадцать нет у них не было детей, и лишь в 1900-м родился сын Джордж. А в 1908-м, после двадцати с лишним лет супружеской жизни, Уэббер жену бросил. Года за два до того он познакомился с молодой женщи shy;ной, супругой некоего Бартлетта, к 1908 году их связью стали возмущаться чуть ли не в открытую, тогда он ушел от жены и потом не делал никакой тайны из этого романа. Ему шел уже шестой десяток, женщина была двадцатью годами моложе и писаной красавицей. Они прожили вместе вплоть до его смерти в 1916 году.