Воннегут Курт
Долгая прогулка в вечность
Они выросли по соседству, на краю города, рядом с полями, деревьями и садами, неподалеку от дивной красоты колокольни, принадлежавшей школе для слепых.
Теперь им было по двадцать, не виделись почти год. Веселое и уютное тепло всегда существовало между ними, и никаких разговоров о любви.
Его звали Ньют. Ее — Катарина. Сразу после полудня Ньют постучал в дверь дома Катарины.
Катарина подошла к двери. Она несла пухлый глянцевый журнал, который читала. Журнал целиком предназначался для невест.
— Ньют! — воскликнула она. Удивилась, увидев его.
— Пойдем погулять? — спросил он. Он был застенчивым, даже с Катариной. Он скрывал свою застенчивость говоря рассеянно — как будто вещи, которые его действительно волновали, были очень далеко — как будто он был секретным агентом, отдыхающим в промежутках между красивыми, далекими, зловещими предприятиями. Эта манера разговора всегда была свойственна Ньюту, даже когда речь шла о вещах, касавшихся его непосредственно.
— Гулять? — сказала Катарина.
— Шаг за шагом, — сказал Ньют. — По листьям, через мосты.
— Я и не знала, что ты в городе.
— Только приехал.
— Все еще в армии, — сказала она
— Еще семь месяцев осталось. — Он был рядовым первого класса в артиллерии. Форма помята. Ботинки в пыли. Не брит. Он протянул руку за журналом: — Дай посмотреть красивую книжку, — сказал он.
Она дала ему журнал.
— Я выхожу замуж, Ньют.
— Знаю, — ответил он. — Пойдем погуляем.
— Так много дел, Ньют, до свадьбы всего неделя.
— Если мы пойдем погуляем, — сказал он, — ты разрумянишься. Будешь румяной невестой. — Он перевернул страницы журнала. — Румяной невестой как она — как она — как она, — сказал он, показывая ей румяных невест.
Катарина зарумянилась, подумав о румяных невестах.
— Это будет мой подарок Генри Стюарту Чезенсу, — сказал Ньют. — Взяв тебя на прогулку, я верну ему румяную невесту.
— Ты знаешь, как его зовут?
— Мать писала, — сказал он. — Из Питтсбурга?
— Да, — сказала она. — Тебе он понравится.
— Наверно.
— Сможешь… сможешь прийти на свадьбу, Ньют? — спросила она.
— Сомневаюсь.
— У тебя короткий отпуск? — сказала она.
— Отпуск? — переспросил Ньют, он изучал рекламу серебряных сувениров на развороте. — Я не в отпуске.
— О?
— Я, то что называется, в самоволке, — сказал Ньют.
— О, Ньют! Не может быть!
— Точно, — сказал он, глядя в журнал. — Хочу найти сувенир для тебя, — он читал названия из журнала. — Альбемарль? Вереск? Легенда? Роза? — Посмотрел на нее. Улыбнулся. — Я хочу подарить тебе и твоему мужу ложку. — сказал он.
— Ньют, Ньют — скажи мне серьезно…
— Я хочу прогуляться.
Она сжала руки, переживая:
— Ой, Ньют, ты пошутил насчет самоволки.
Ньют тихонько изобразил полицейскую сирену, подняв брови.
— Откуда… откуда сбежал, — спросила она.
— Форт Брег, — сказал он.
— Северная Каролина?
— Ага, — ответил он. — Недалеко от Фаетвилля, где Скарлет О'Хара ходила в школу.
— Как ты добрался сюда, Ньют?
Он поднял большой палец, покачал им голосуя:
— Два дня.
— А твоя мама знает? — сказала она.
— Я приехал не к матери.
— А к кому?
— К тебе.
— Почему ко мне?
— Потому что люблю тебя, — сказал он. — Теперь пойдем погуляем? Шаг за шагом, по листьям, через мосты…
Теперь они шли между деревьями по коричневым листьям.
Катарина была сердитой, раздраженной, чуть не плакала.
— Ньют, — сказала она. — Это глупо.
— Что именно? — спросил он.
— Глупо говорить сейчас, что любишь меня. Ты никогда не говорил так раньше. — Она остановилась.
— Пошли, — сказал он.
— Нет, дальше не пойдем. Вообще не надо было с тобой выходить, — сказала она.
— Ты вышла.
— Чтобы увести тебя из дома, — сказала она. — Если бы кто-нибудь пришел и услышал, как ты со мной говоришь за неделю до свадьбы.
— Что бы они подумали?
— Подумали бы, что ты помешался.
— Отчего же, — спросил он.
Катарина глубоко вздохнула, сказала:
— Я хочу сказать, что я глубоко тронута этой вот глупостью, что ты сказал. Я все еще не могу поверить, что ты в самоволке, но может быть так оно и есть, я не могу поверить, что ты в самом деле любишь меня, но может быть так оно и есть. Но…
— Так оно и есть.
— Хорошо. Я глубоко тронута, — сказала Катарина. — И я очень люблю тебя как друга, Ньют, очень люблю — но все это слишком поздно. — Она отступила он него. — Ты никогда не целовал меня. — Она закрылась руками. — Я не говорю, что надо сделать это сейчас. Я имела в виду, что все это так неожиданно. Я не знаю, что ответить.
— Просто давай еще погуляем, — сказал он. — Отдыхай. — Они пошли дальше.
— А ты чего от меня ждал!? — спросила она.
— Как я мог знать, что ожидать, — сказал он. — Я никогда раньше ничего такого не делал.
— Думал, брошусь тебе в объятия?
— Может быть.
— Прости, что разочаровала.
— Я не разочарован, — сказал он. — Ни на что я не рассчитывал. Это здорово — просто гулять.
Катарина опять остановилась:
— Знаешь, что будет дальше?
— Не-а.
— Мы пожмем друг другу руки, — сказала она, — пожмем руки и разойдемся друзьями. Вот что случиться сейчас.
Ньют кивнул:
— Хорошо. Вспоминай меня время от времени, вспоминай, как сильно я любил тебя.
Не желая того, Катарина расплакалась. Она повернулась спиной к Ньюту, поглядела в бесконечную колоннаду деревьев.
— Что это? — спросил он.
— Злость, — сказала Катарина. — Ты не имеешь права…
— Я должен был знать, — сказал он.
— Если бы любила тебя, я бы дала понять раньше.
— Дала бы понять? — переспросил он.
— Да, — сказала она. Повернулась, поглядела на него. Лицо красное.
— Ты бы увидел, — сказала она.
— Как?
— Ты бы увидел, — повторила она. — Женщины не достаточно умны, чтобы скрыть это.
Ньют взглянул внимательно в лицо Катарины. К своему ужасу она поняла, что то, что она сказала было правдой, женщина не может спрятать любовь.
Сейчас Ньют видел любовь.
И он сделал то, что должен был сделать. Поцеловал ее.
— С тобой просто невозможно! — сказала она, когда Ньют отпустил ее.
— Разве?
— Не надо было делать этого.
— Тебе не понравилось?
— А чего ты ждал? — сказала она. — Дикую, всепоглощающую страсть?
— Говорю тебе, я никогда не знаю, что может случиться потом.
— Будем прощаться, — сказала она. Он чуть нахмурился.
— Хорошо, — сказал он. Она повторила еще раз:
— Я не жалею, что мы поцеловались. Мне было хорошо. Надо было нам раньше целоваться, мы были так близки. Я буду помнить про тебя, Ньют… счастливо.
— Тебе того же, — сказал он.
— Спасибо, Ньют.
— Тридцать дней, — сказал он.
— Что? — не поняла она.
— Тридцать дней за решеткой, — сказал он. — Столько будет стоить мне один поцелуй.
— И… извини, — сказала она. — Но я не просила тебя идти в самоволку.
— Я знаю.
— Конечно, ты не заслуживаешь геройской награды за такой глупый поступок, — сказала она.
— Должно быть здорово быть героем, — сказал Ньют. А Генри Стюарт Чезенс герой?
— Мог бы быть, если представиться случай, — сказала Катарина. Она с беспокойством отметила, что они пошли дальше. Прощание было позабыто.
— Ты в самом деле любишь его? — спросил он.
— Конечно я люблю его! — ответила она горячо. — Я бы не выходила за него замуж, если бы не любила его.
— Что в нем хорошего?
— В самом деле! — воскликнула она. — Ты не понимаешь, что обижаешь меня? Много, много, много хорошего. Да. И много, много, много плохого тоже. Но это не твое дело. Я люблю Генри. И я не намерена обсуждать с тобой его плюсы.
— Прости, — сказал Ньют.
— В самом деле! — сказала Катарина. Ньют снова поцеловал ее. Он поцеловал ее потому, что она хотела, чтобы он сделал это.
Они были в большом саду.
— Как мы ушли так далеко от дома, Ньют, — спросила Катарина.
— Шаг за шагом — по листьям, через мосты, — сказал Ньют.
— Надо добавить — по ступеням.
Звонили колокола на колокольне школы для слепых неподалеку.
— Школа для слепых, — сказал Ньют.
— Школа для слепых, — рассеянно кивнула головой Катарина. — Пора возвращаться.
— Будем прощаться, — сказал Ньют.
— Похоже, каждый раз, как прощаемся меня целуют, — сказала Катарина.
Ньют сел на коротко подстриженную траву под яблоней.
— Садись, — сказал он.
— Нет.
— Я не прикоснусь к тебе, — сказал он.
— Я не верю.
Она села под деревом в двадцати ярдах от него. Закрыла глаза.
