Геннадий Сазонов
МАРЬИНСКИЕ КЛЕЩИ
Повести, рассказы
МАРЬИНСКИЕ КЛЕЩИ
Октябрь 1941-года
Повесть
По историческим меркам 70 лет — лишь одно «мгновение».
Но, с другой стороны, это — целая человеческая жизнь.
Именно такой срок и отделяет нас от дня великого ликования — 9 мая 1945 года, когда разгромом фашистов завершилась самая страшная за все века существования человечества Великая Отечественная война Советского Союза против нацистской Германии, а также и её союзников.
Мы, люди уже иной эпохи, обязаны душой и сердцем помнить и хранить большие и малые события той войны, понять и прочувствовать, какая цена заплачена за наше существование.
Цена эта — неимоверно большая!
Осознание её и побудило меня вникнуть в события октября 1941 года, в положение, сложившееся вокруг Торжка, Вязьмы, Ржева и Калинина в самый тяжелый период войны. Так возник замысел повести «Марьинские клещи», конкретно связанный с разгромом фашистских войск в селах Марьино и Медное во второй половине октябре 1941 года. Наши войска окружили и ликвидировали 1-ю танковую дивизию и бригаду СС фашистов, входивших в группу армий «Центр» под командованием генерала фон Бока, ныне восхваляемого некоторыми «патриотами» в современной России.
Это была невероятная победа, от которой пришёл в бешенство Гитлер.
Эти события, описываемые в повести, — малоизвестная, но по-настоящему героическая страница Великой Отечественной войны.
Разгром немцев под Марьином стал первой точкой отсчёта в великой Московской битве, первым успешным усилием Красной армии по изгнанию фашистских варваров с родной земли.
Главные герои повести — советские солдаты и офицеры, а также известные полководцы Иван Конев, Николай Ватутин, Василий Швецов, Павел Ротмистров.
Но не только героические характеры наших замечательных отцов и дедов побудили меня к замыслу повести «Марьинские клещи», но и ежедневные события, происходящие в современном мире.
В первую очередь — забвение великого подвига советского солдата, спасшего Европу от «коричневой чумы», наглое осквернение священной памяти погибших воинов.
И происходит такое не где-нибудь, а именно в Европе!
В странах Европы ведётся русофобская пропаганда, обеляющая фашизм, выставляющая на посмешище подвиг Красной армии, а советских солдат всё чаще называют «оккупантами». В ряде мест сносят памятники выдающимся советским полководцам.
Так получилось с памятником прославленному генералу, маршалу, дважды Герою Советского Союза И.С. Коневу в г. Кракове в Польше. По решению местной администрации там памятник демонтировали. И это в городе, который советские войска под командованием И.С. Конева освобождали от фашистов, спасли его архитектурные ансамбли от разрушения — гитлеровцы намеревались взорвать Краков.
Такова цена чудовищного забвения событий Истории!
Из Европы «мода» на восхваление «ценностей фашизма» перекочевала на прежнюю территорию СССР, в частности, с успехом прижилась на Украине.
1 января 2015 года в Киеве произошло факельное шествие неофашистов, приуроченное к дню рождения пособника гитлеровцев — убийцы и уголовника Бендеры.
Такое 30 лет назад невозможно было даже представить, сегодня это — реальность.
Шествие неофашиствов в Киеве напомнило факельные шествия фашистов в Германии в 30-е годы XX века, картина, что называется, один к одному.
С приходом на Украине к власти фашистской хунты в начале 2014 года были уничтожены памятники великим русским полководцам М.И. Кутузову и Т.К. Жукову, осквернены или разрушены десятки монументов воинской славы Красной армии.
Такой мощной волне неофашизма можно и нужно противостоять именно напоминанием о злодеяниях фашизма в годы Великой Отечественной войны, о борьбе с ним.
Светлой памяти всех воинов, погибших в боях и оставшихся в живых, а также тех, кто ковал Победу в тылу, посвящена моя книга.
Я не претендую на какое-то исчерпывающее описание далёких грозных событий, а предлагаю читателю своё видение их. Масштабы войны настолько огромны, что, думаю, каждое новое поколение русских людей будет делать попытку осмыслить их, понять истоки поражений и побед.
Такую попытку предпринял и я.
1
Над полевой кухней солдаты устроили добротный навес, забрали боковины необтёсанной доской. И получилось что-то, похожее на деревенский сарай. В непогоду кашевары укрывались в нём от ледяного ветра. В печке-времянке гудел и плясал огонь, потрескивали хворост и поленья, булькало варево в котлах. Иногда кто-то из солдат, если приходил ещё до раздачи пищи, мог заглянуть под навес, погреть руки, расслабиться, глядя на огонь.
Рядовой Миронов, держа в ладони два котелка — свой и товарища, юркнул под навес в надежде чуток передохнуть, пока не начали раскладывать вечернюю кашу. Он присел на низкий чурбак, откинулся спиной на поленницу дров, сложенную тут же, почувствовал тепло печки, смежил веки, и нахлынула дремота.
В паре с сержантом Прохоровым рядовой Миронов восходил узкой каменистой тропой по горной местности на сиявшую далеко вершину. Её надо было занять раньше фашистов. Александр отметил, что прежде никогда не бывал здесь, да и вообще ни разу в жизни не видел настоящие горы, которые создала природа на Кавказе или на Урале. В душе у него, однако, было чувство, будто знал и тропинку, ведшую с камня на камень, будто узнавал заросшие лесом склоны, будто горный перевал был ему близок, как родное псковское поле.
Александр видел, что напарник не проронил ни слова, но до него, Миронова, чётко доходили приказы сержанта: «Опасность слева», «Пригнуться», «Не отставать», которые он понимал и исполнял. «А, вон что, — догадался рядовой, — мы понимаем друг друга уже без слов! Он только подумает, и я ловлю его мысль, и отвечаю ему мыслью. Зачем нам слова?!».
Прохоров, шедший поперед Миронова в двадцати шагах, неожиданно охнул, камни полетели у него из-под ног.
— Сашок, выручай! Помоги! — кричал Иван Прохоров.
Теперь он опять с мыслей перешёл на слова.
В крике сержанта проступал страх.
Рядовой подбежал к товарищу.
Тот повис над обрывом, который не заметил, или который, может, тщательно замаскировали враги.
Иван наверняка скатился бы вниз, но, падая, он чудом успел ухватиться одной рукой за крепкие стволы кустарника, росшего у самой тропы, а другой — пытался найти опору и не находил её.
Миронов сбросил с плеча вещмешок, положил на него оружие, подполз к товарищу, хотел было своей рукой схватить его свободную руку, но Прохоров грозно прокричал:
— Не надо! Оба грохнемся туда! Давай ремень, растяни, завяжи узел.
Рядовой так и сделал.
Он упёрся ногами в камни, медленно подвигал узел ремня к свободной руке сержанта. Наконец, Иван ухватился за узел, а Миронов изо всех сил тащил его к себе. Вот уже сержант подтянул своё тело, одной ногой встал на камень тропинки.
В счастливый момент рядовой вдруг не выдержал нагрузки, камни-упоры вышибло из-под ног, он быстро стал скользить навстречу товарищу.
Оба полетели в пропасть.
— Ты чего разоспался! — толкнул Миронова повар. — И храпишь во всю ивановскую, да ещё и кричишь во сне! Забирай кашу и топай к себе.
— Я ничего, я так, — начал оправдываться рядовой, — задремал я, приснилась какая-то чепуха, страшно было.
Миронов подставил котелки, повар наложил каши.
Рядовой поспешил в свою траншею.
2
На Западном фронте неожиданно наступило краткое затишье, вызванное сильной непогодой. Солдатам можно было хотя бы час-другой отдохнуть от пуль и снарядов, оторвать глаза от прицелов.
В свежую глубокую траншею, накануне выкопанную советскими солдатами, сверху падали полусгнившие бурые листья, кругляши перекати-поля, сухие ветки с ближнего ольшаника, мягкие комочки глины.
— Громче! Не слышу, слова у тебя рвёт, — кричал сержант Иван Прохоров подходившему Александру Миронову, рядовому.
— А-ай…ку, — выдавливал солдат.
Но ветер и в самом деле комкал слова, нельзя было их разобрать.
Солдат объяснил просьбу на пальцах.
— Огоньку? Сейчас! — сержант полез в карман.
Он достал трофейную зажигалку, щёлкнул, возжёг огонёк, зажал в ладонях.
Дал прикурить Миронову.
Рядовой жадно затянулся дымом махорки.
— Расшумелась непогода, — отрывисто бросил сержант. — Фрицы, и те — притихли.
— Ненадолго! — дымил свернутой из старой газеты «козьей ножкой» Миронов. — Утром полезут, как голодные псы.
Чуть помолчав, добавил: