ДЭНИЕЛ УОЛЛЕС
АРБУЗНЫЙ КОРОЛЬ
Я приношу глубокую благодарность людям, прочитавшим эту книгу до ее выхода в свет: Холленду Уоллесу, Барри Уоллесу, Эбби Трипп, Лилиан Бейли, Эллен Лефкур, Пэгги Кейдел, Кэрол Хикмэн, Эрике Кроузе, Говарду Сандерсу и Ричарду Грину; Лауре Уоллес, моей самой первой читательнице, чья фамилия изменилась за время написания книги, но чье любящее сердце осталось неизменным; Джо Ригалу, чья неувядающая вера в меня чрезвычайно ободряет, но при всем том несколько озадачивает; Хейди Питлор, чьими стараниями эта книга стала гораздо лучше, чем была изначально; и особенно Алану Шапиро, чьи дружба, трезвый ум и дельные советы воистину не имеют цены.
Городок объявился через несколько миль после съезда с автострады, когда крыши его домов и шпили церквей замаячили над кронами соснового леса. У самой городской черты приезжих встречал шлакоблочный остов заправочной станции с коричневыми от ржавчины бензоколонками и пучками травы, пробивавшейся из бесчисленных трещин в асфальте. Входная дверь отсутствовала, и дверной проем, по контрасту с залитой солнцем площадкой, зиял угрюмым призрачным сумраком. Внутренности здания были начисто выпотрошены; остались лишь голые стены. Я попытался вообразить ее первое появление в этих краях девятнадцать лет назад — как она, остановившись у бензоколонки, дожидалась какого-нибудь увальня в заляпанном комбинезоне, который неспешно двигался в ее сторону, вытерев грязные руки еще более грязной оранжевой ветошью и прикрывая ладонью глаза от солнца. Я представил себе ее отливавшие темным золотом волосы, зеленые глаза, лицо с россыпью бледных веснушек. Улыбка — ее главное украшение, как мне говорили, — была обращена к приближавшемуся мужчине. Но этот мысленный образ промелькнул и исчез. Я не смог по-настоящему ее почувствовать и угадать, как все происходило в действительности.
Предположим, она выбралась из машины и, пока увалень наполнял бак, заглянула в дамскую комнату, вход в которую находился за углом здания. Здесь также не оказалось двери, но прочие аксессуары — унитаз, умывальник, мутное зеркало — были в наличии. Подумать только: ее лицо когда-то могло отражаться там, где сейчас я видел себя. Обладай зеркало способностью запоминать и воспроизводить отражения, я смог бы отыскать ее лицо в зеркальной памяти, чтобы сравнить его со своим, отметить сходные черты и различия. Волосы, рот, глаза, подбородок… Но даже без визуального сравнения я ощущал главное сходство: мы оба не имели ни малейшего понятия о том, что нас ждет впереди. «Привет, я Люси Райдер» — так могла сказать она своему отражению. Или, излучившись улыбкой, представиться официальнее: «Меня зовут Люси Райдер. Добрый день».
Я кивнул самому себе:
— Здорово, приятель. Я Томас.
От зеркала осталось лишь его жалкое подобие — примерно с таким же успехом я мог бы глядеться в жестяной лист. Итак, что мы имеем? Светлая кожа, русые волосы, зеленые глаза. Губы, нос и уши нормальных размеров и формы, то есть ничего выдающегося. Рост средний. Стандартный американец восемнадцати лет, простой и понятный, как десять центов.
Обойдя станцию, я вернулся к ее фасаду, где еще ранее заметил высокую телефонную будку с застекленными стенками. Антикварная модель — вроде тех, какими пользовался Супермен.[1] Аппарат, как ни странно, был в рабочем состоянии. Я набрал номер Анны.
— Порядок, — сказал я. — Уже почти на месте.
— Ты звонишь с заправки?
— С ее развалин. Лавочка давно закрылась.
— Все меняется, — сказала она. — Восемнадцать лет прошло как-никак.
Я вспомнил ведущую к нашей ферме дорогу, по сторонам которой некогда сплошной стеной стоял лес, но с началом «обустройства территории» пейзаж сильно изменился, тогда как здесь наблюдался обратный процесс: лес вновь захватывал когда-то обустроенную землю. Если так пойдет и дальше, очень скоро эта станция совсем скроется в зарослях.
— Думаю, мне надо ехать дальше в город, — сказал я.
— Я тоже так думаю, — сказала Анна.
До города отсюда было рукой подать, но на какой-то миг он показался мне бесконечно далеким. За высокими стеблями полыни я разглядел останки дорожного указателя. В лучшие времена привлекавшая взор сочетанием ярко-красного, зеленого и черного цветов, а теперь поблекшая и покосившаяся табличка гласила: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЭШЛЕНД, АРБУЗНУЮ СТОЛИЦУ МИРА!»
— Скажи мне это еще раз, — попросил я.
— Что сказать?
— Скажи, зачем я все это делаю.
Во рту у меня было сухо, удары сердца эхом отдавались в голове.
— Потому что так поступают мужчины, — сказала она. — Рано или поздно они отправляются в путь.
— Но зачем?
— Чтобы найти себя.
— И поскольку я мужчина…
— Вот именно, — сказала она. — Поскольку ты мужчина.
— Все, что ты рассказывала о моей матери и о том, что случилось с ней в Эшленде, — это правда?
— Да, — сказала она, — правда, хоть и кажется диким бредом. Впрочем, это было давно, Томас. Все наверняка изменилось.
— Наверняка, — сказал я.
Примерно так же мог бы чувствовать себя детектив, взявшийся расследовать безнадежное дело, да еще с опозданием на восемнадцать лет. План, который мы с Анной придумали, был предельно прост: прибыть на место, оглядеться, потолковать с людьми, задать несколько вопросов — так, мимоходом. Добрый день, извините, вам ничего не говорит имя Люси Райдер? Да, мэм, именно так: Райдер. Известно, что вскоре после кончины ее матери она отбыла из окрестностей Бирмингема, чтобы по поручению отца провести ревизию семейной недвижимости в разных концах штата (какое ни есть, а занятие для девушки без больших перспектив), и среди прочих мест посетила Эшленд. Здесь она надолго задержалась, и здесь же она умерла. Да, мэм, это была довольно привлекательная женщина, насколько я знаю. Благодарю вас. Большое спасибо. Ах да, еще минуточку, мэм. Известно также, что в день своей смерти она родила сына, названного Томасом. Томас Райдер. Собственно говоря, его-то я и ищу. Именно так, мэм.
Если вы его встретите, пожалуйста, дайте мне знать.
Они говорили, я слушал. Стоял, слушал и удивлялся. Здесь у каждого было что рассказать, и все рассказы отличались друг от друга, но одна история звучала во всех устах почти без вариаций. Это была история об Арбузном короле — старая как мир история, начавшаяся еще до того, как появились слова, которыми можно было бы ее изложить. Она была много древнее этого города, древнее пришельцев, его основавших, и древнее индейцев, живших на этой земле до их прибытия. Эта история восходила к началу времен; она родилась вместе с первыми звуками, изданными первым мужчиной и первой женщиной, а когда появились новые люди, они научились повторять эти звуки, складывая из них слова, которые и произносят до сих пор. Получается примерно так.
Давным-давно под этим самым солнцем на этих самых полях существовал мир, заполоненный арбузами. Куда ни глянь, всюду были арбузы. Невозможно было пройти по земле без того, чтобы не наступить на арбуз. Никто их специально не выращивал; они росли сами по себе. При желании вы могли наблюдать за их буйным ростом: как вытягиваются, стелясь по земле, молодые побеги, как они нащупывают ветвистыми усиками точки опоры, как прямо на глазах раздуваются, подобно воздушным шарам, сочные плоды, причем иные арбузы вырастали до гигантских размеров, так что внутри их выскобленной корки мог распрямиться в полный рост ребенок нескольких лет от роду.
В разгар лета, когда воздух был горяч и влажен, люди, проснувшись поутру, зачастую обнаруживали, что стены их домов увиты арбузными стеблями; те же стремительно расползающиеся плети вполне могли задушить оставленного без присмотра на краю поля младенца. К счастью, такие случаи были редки, и в целом арбузы не доставляли людям серьезных неприятностей. Не такой уж, в самом деле, большой труд: начать утро с обрезания вьющихся по стене дома побегов или выдернуть ногу из обхватившей ее живой петли.
Впрочем, все это было во время оно. Наши дни легендарного изобилия уже не застали. Как это произошло, в точности не известно, но где-то на заре исторической эпохи дикорастущие арбузы превратились в сельскохозяйственную культуру; их стали высаживать на бахчах и по сборе урожая продавать на городских рынках. При таком обороте дел эшлендские арбузы, с их впечатляющими габаритами и нежнейшим вкусом, оказались вне конкуренции и вскоре прославились на весь мир, а сам Эшленд обрел репутацию края, благословенного Богом — или божеством, неким верховным покровителем города. Арбуз стали воспринимать как дар свыше, а воздавать почести арбузу означало воздавать их богу-покровителю. Так зародилась традиция ежегодных Арбузных фестивалей, проводимых в сезон сбора урожая.
