РОБЕРТ СТИЛЛЕР. А будь кем хочешь
(из цикла «Скандинавские повести»)
Перевод сделан по изданию:
Robert STILLER.
Zardzewialy miecz.
Opowiesci skandynawskie.
Iskry. Warszawa, 1977.
© Перевод, 1979
Что осталось ему в наследство? Воз и горсть крошек давно съеденного хлеба. Взял еще меч, и домик на лесной опушке опустел. Остался для ветра и дождя. Когда его крыша сорвется от снега, и прогнившие остатки покроет мох наполовину с сединой ростков, распознают ли нюхом лось или медведь, кто тут жил? Барсук облюбует его на вывод потомства.
А Фрис пошел в мир.
Взобравшись с трудом на самую высокую скалу и аж вздохнув от удивления, он увидел, какой огромный мир простирается вокруг и ждет его подвигов.
Заметил что–то вдали. Без движения лежит нечто серое, а двигается вокруг него каштановое. Что же это может быть? Быстро направился в ту сторону и узнал льва над мертвой лошадью. Видел это страшилище на монете, на которую ему раз в жизни дали поглядеть. Заколебался, но, подойдя ближе, увидел еще что–то бронзовое, а это был ястреб. Оба хищника захлопали глазами, увидев, как он подходит, однако, ему уже некуда было удирать от них. И только теперь увидел он, что вокруг ползает что–то черное и совсем маленькое. А это был муравей.
Вот идет, сказал лев голосом глухим, как хрип в горле, кто–то смекалистый на вид. Понимаешь ли ты в трапезе, устраивающей многих?
— Как есть?
— Нет, как делить.
— Мне редко доводилось пробовать на зуб больше, чем пару укусов, — ответил Фрис, — поэтому я должен был их делить на себя и на отца. Один укус был на завтрак, другой на обед, а ужин удавалось переспать.
— Это нам и было нужно, — изрек лев.
— Тут также не больше, чем пара укусов, — сказал муравей.
— Не привыкли мы ни с кем делиться, — пролопотал ястреб.
— Но как биться с птицей и с муравьем? — сказал озабоченный лев.
Фрис только взглянул, и уже знал. Взял меч и отрубил голову лошади. Разрезал брюхо и вынул внутренности. Положил каждую часть отдельно.
Ты, лев, самый большой и самый сильный, разъяснил, поэтому тебе принадлежит больше всего. Ты, ястреб, легкий и расторопный, поэтому тебе должно выпасть то, что легкое и движимое: сердце с трахомой, желудок и все лакомства внутренностей. Ты, муравей, умеешь влезать во все щели и вгрызаться: поэтому тебе достанется голова с мозгом, с глазами, и все, что в них есть.
Понравилось это всем троим.
— А для себя ты ничего не оставил? — удивился Лев. — Что дать тебе за услугу?
— Вы удовлетворены, этого для меня достаточно, — ответил Фрис. — Хватит мне и нескольких своих горстей крошек. Приятного аппетита! — и хотел уйти.
— Подожди! — сказал лев. — Мы не люди, чтоб тебя не отблагодарить. — И тем: — — Согласитесь ли вы исполнить три его добрых желания?
Да, согласны.
Но парень трех желаний никак придумать не смог. Должен выбрать три вещи? Уже их имею: меч, котомку и эту горсть крошек. А в довершение ждет меня целый мир. Что мне еще нужно?
В таком случае я сам за тебя подумаю, сказал лев. Уже знаю. Когда захочешь, можешь принять образ льва.
Благодарю, ответил Фрис.
И ястреба.
Или превратиться в муравья, добавил муравей.
Благодарю!
Удаляясь, увидел, как муравей уносит лошадиную голову, как будто та сама по себе отползала по мху. Ястреб рвал и глотал большие куски сердца или селезенки. Еще долго был слышен хруст конских ребер, ломаемых львом.
А он шел. И шел.
Пока не вынужден был остановиться. Море преградило ему дорогу.
Неплохо было бы его перелететь, подумал. И, вдруг, почувствовал сильные удары в плечах. Волны под ним стали четче. Увидел вдруг каждую в отдельности капельку и рыбок, маленьких, как ноготь. Подняла его летная радость как ветер в крыльях. Засмеялся и клювом ударил.
Зачем ему теперь мешок с крошками? Выпустил его и увидел каждую крошку, как, вытряхнутая из мешка, долго летела, пока не исчезли все под водой.
Но меч держал в когтях.
Снова под ним вынырнули из моря крутые скалы. За ними встал город. Острые башни торчали как вбитые в небо.
Снизил полет и сел на подоконник какого–то окна. А в окне сидела красавица с распущенными волосами и румянцем как золото в свете клонящегося под вечер к закату солнца. Увидела его и прямо воздуху набрала коротко и с шумом. Отступила вглубь комнаты. Птица не дала бы себя заманить. Но Фрис пошел за ней.
Когда сел на изголовье ее кровати, вскочила вдруг и захлопнула окно. Ястреб осмотрелся только удивленно и без опаски дал взять себя в руки. Отчего же это парень должен бояться рук девушки? Вложила крылатого пленника в золотую клетку. Рассмеялась и хлопнула в ладоши. Не спуская с него глаз, разделась и легла в постель. Только раз, увидев направленные на нее сквозь прутья клетки желтые глаза ястреба, застыдилась вдруг, не зная чего, и руками груди закрыла. Но тут же усмехнулась, и, опустив руки, потянулась за ночной рубашкой. Натянула ее через голову, и вместе с тем погас последний луч солнца.
Только маленький кружок светилсся в полумраке. Лежа в постели, они все ждала, когда же ястреб спрячет голову под крыло. Так ли они делают?
Не дождалась и заснула.
Глядя на уснувшую девушку, Фрис подумал: Если бы я был меньше.
И уже видел вокруг себя — вкруг — как бы столбы, желтые и такие высокие, что что их вершины, выгнутые друг к другу, исчезали во мраке. С лицом тут же, у земли, лежал, однако, сразу же двинул с места, побежал вперед, на скольких же ножках? Каждая стена была ему одинаково хороша, и головой вниз сбегал, взбирался, а затем почувствовал ее запах. Кто бы мог допустить, что уже сегодня будет сидеть на ложе принцессы?
Мрак заколебался.
И вот уже Фрис сидел на краешке ее ложа. Под тяжестью его тела прогнулось, и разбуженная, видя над собой мужчину, издала в ужасе крик.
В соседней комнате король проснулся и вошел в спальню своей дочери. А перевоплотившийся в муравья Фрис уже вспинался назад, на свою жердочку.
Кто–то здесь есть, крикнула.
Отец зажег свечи и осмотрел комнату. Блеск отразился в желтых глазах ястреба, сидящего в клетке. Что–то тебе приснилось, сказал король, или тебя вырвал из сна лепет птицы.
Какой–то человек сидел на моей кровати!
Вбежала вызванная королем стража. Определенно никого не было на коридоре. Осмотрели всю комнату, и даже под кровать заглянули; пересмотрели занавеси и коробы, выглянули за окно: гладкая стена, нигде не следа человека.
Меча они не увидели. Фрис оставил его в щели стены заклиненным.
Отец сказал: велю вынести эту птицу, чтобы она тебе не мешала спать.
На это она не согласилась.
Чуть король снова вытянулся и задремал, вырвал его из сна отчетливый крик дочери.
Снова сидел возле меня чужой мужчина!
Король разгневался.
Нет никого! Что ты вытворяешь? Мерещится тебе мужик в постели! Но погоди, скоро возьмёт тебя уже твой наречённый. Может, те, в курганах, тоже знают, как будить женщину и как её снова усыпить, чтобы не бросалась в пустой постели. Если ещё раз крикнешь, пригрозил, тотчас же тебе покажу, что значит иметь отцом короля и как будить его по ночам от бабских привидений.
Накричал на неё и ушёл.
Долго лежала она в тревоге и не могла уснуть. Не могла заблуждаться. Если наречённый за ней пришёл таким образом, что ж? Ему легко выйти а хоть бы из–под земли. Неужели в последний раз она видела солнце?
А в это время Фрис муравьем снова шёл к ней. На этот раз выбрал иной путь. Вполз под одеяло и долго искал себе места. От головы до стоп узнал её тепло и запах. Блуждал в волосах. И, хоть её так хорошо всю помнил, что казалась ему не больше, чем если бы стояли лицом к лицу, только оба в человеческом облике, всё же несколько раз заблудился. Не сбивала его даже разница роста: как же может быть иначе, пока он в образе муравья? Ещё более его поразила такая огромная красота!
Однако, раз чуть жизни не лишился. Шёл от её колена вверх. Затем нога её дрогнула.
Наконец, выбрал место у её грудей и подумал: Теперь хочу быть мужчиной.
Ах, случалось ли какой–нибудь девушке получить вдруг неизвестно откуда юношу, тут же, возле с себя, в своей же собственной рубашке?
Как же тесно стиснуты были они ей. Треснула при первом движении: его? или её? 3адохнулась и приглушила свой крик ладонью, поднесённой к губам. Это был приказ отца. И в короткой возне спали с них последние лоскуты тонкого полотна. Ее сердце, страшно бьющееся, было так близко, что уже неизвестно: в ком из них двоих? В тревоге одна мысль: как набрать воздуху?
Как бы там ни было, не имел двадцати голов. Вздрогнула от короткой боли. А то? уже не то. Собственное дыхание и ладонь, прижатая ребром к устам. Когда отняла, наконец, эту ладонь от зубов и посмотрела ему прямо в глаза, спросил: Чего ты боишься? Вопрос её и был ответом: Ты не из кургана?
