Валентин Ежов, Наталья Готовцева, Павел Которобай
Вольная жизнь
Киноповесть с элементами здоровой эротики
На залитой океанским солнцем палубе, в кормовой части большого корабля-плавбазы свободные от вахты моряки играли в «жучка», или, по-другому, в «сало».
Гриня Потемкин, средних лет матрос первого класса, отвернувшись, выставил через подмышку ладонь… Один из стоявших за его спиной моряков сильно ударил по этой ладони. Гриня повернулся и, внимательно оглядев корчивших рожи матросов, ткнул пальцем не в того, кто бил. Все, заржав, отрицательно замотали головами. Пришлось снова вставать в «позу».
К играющим подошел дружок Грини, приблизительно его же возраста, боцман Пал Палыч. Растолкав матросов, он встал позади Грини, сложил впереплет свои здоровенные ладони и, размахнувшись, со страшной силой двинул в гринину ладонь. От этого удара Гриня взмыл над палубой и, дугой перелетев через борт, упал в океан.
— Человек за бортом!!! — закричали все, и тут же раздались громкие прерывистые звонки корабельной тревоги.
Вынырнувший из воды Гриня тоскливо посмотрел на огромный, высотой в десять этажей, борт корабля, затем глянул на воду, и лицо его перекосилось от ужаса: к нему, разрезая волны, приближался косой плавник акулы. На корабле звучали звонки. Эти звонки и разбудили Гриню.
Спящий у себя в каюте Гриня открыл глаза. К нему склонился боцман, тормоша за плечо.
— Подходим, Гриня!
На плавбазе продолжали звучать звонки: «Палубной команде — аврал!»
Обалдевший от сна Гриня ткнул в него пальцем, как в игре.
— Ты?
Боцман удивился:
— Я, а кто же?
Гриня, окончательно освобождаясь от сна, покрутил головой:
— Ну, боцман!..
— Опять акула приснилась? — спросил боцман.
Плавбаза, которую тащили два крохотных буксира, проследовала маяк и медленно вошла в акваторию порта приписки.
Боцман и его дружок Гриня Потемкин стояли в группе сгрудившихся на палубе моряков. Все смотрели на медленно приближавшийся причал, вдоль которого с цветами в руках, как всегда, стояли женщины.
Неподалеку выстроился духовой оркестр мореходного училища.
Плавбаза медленно приближалась к причалу. Гриня, всмотревшись, первым заметил молодую, ярко одетую женщину, грудь которой с трудом помещалась в кофточке.
— Паша, вижу Клаву!
— Где? — испуганно спросил боцман.
Из толпы встречающих дородная женщина строго прокричала:
— Павел, я очередь в кассу заняла. Швартуйся быстрее!
Гриня тут же повернулся в сторону капитанского мостика, сложил рупором ладони:
— Кэп, Клава приказала швартоваться быстрее.
Капитан поднес к губам переговорное устройство, и на всю акваторию прозвучал металлический голос:
— Внимание палубной команде!.. Клава приказала швартоваться быстрее!
Дирижер духового оркестра взмахнул палочкой, и грянул марш. Но его перебил мощный маг, который врубил радист плавбазы.
В пароходстве, у окошка кассы, стояли рядом боцман и Клава, за ними — Гриня, и дальше — остальные моряки.
Боцман обеими руками принимал из окошка пачки денег и спускал их в объемную клавину сумку… После этой операции Клава закрыла молнию, повесила сумку на плечо и намертво прижала ее к своему боку. Отошла вместе с боцманом в сторонку. По выражению ее лица было понятно, что теперь эту сумку у нее можно было отнять только вместе с жизнью.
У Грини в руках был объемистый кейс с наборным замком. Он сунул кейс в окошко и сам с головой влез туда.
— Насыпай полней, Зиночка!
Смазливая, лет тридцати пяти, кассир Зиночка начала быстро заполнять пачками денег кейс Грини.
— На клавкиной сестре жениться едешь?
— Да, Зинуля. Отшелестели юные деньки.
— Дураком будешь: тебе не такая жена нужна.
— Конечно, Зинок. Но что сделаешь — дал слово моряка.
— Откажись.
— Не могу Зинаида… Да и рыбку ловить — вот так надоело! — провел ладонью по горлу.
Зиночка вздохнула:
— Ну и пропадай тогда. — Закрыла набитый деньгами кейс, взяла лежавшую в стороне пачку денег, протянула Грине. — Заначка боцмана.
Гриня, кивнув, незаметно спрятал пачку в карман, взял кейс и вылез из окошка.
Поджидавшие его боцман с Клавой пошли к дверям. Боцман завел руку с раскрытой ладошкой за спину. Гриня достал «заначку» и положил ее в ладонь боцмана. Тот быстро сунул деньги в задний карман брюк. Боцман подмигнул и сказал:
— Встречаемся вечером — прямо в ресторане. Как всегда.
Иностранная машина подъехала к разноцветной веренице припаркованных у ресторана автомобилей. Все они были также иностранного происхождения. Из подъехавшей автомашины вышел средних лет иностранец с женой.
… Разухабистая мелодия неслась из раскрытых дверей ресторана. Тротуар и часть мостовой были заполнены людьми не совсем обычного вида: такой люд не толпится возле ресторанов, а больше ошивается возле винных магазинов и пивных. Казалось, здесь собрались босяки со всего города, почти все небритые, с помятыми лицами. Но одна общая черта их объединяла: у большинства из них под расстегнутыми рубахами и куртками были видны вылинявшие тельняшки.
Чета иностранцев, косясь на рожи босяков, пробралась к дверям ресторана.
В дверях швейцар преградил им дорогу.
— Извиняюсь, граждане, ресторан закрыт.
Элегантный господин поднял бровь, сказал, старательно выговаривая русские слова:
— Вы ошибаетесь, ресторан открыт!
— Правильно, ресторан открыт, но закрыт — плавбаза пришла!
Господин не понял:
— Что это — «плавбаза пришла»?
В это время перед дверьми показались два, не хуже одетых, чем иностранец, молодых моряка с молодыми женщинами.
Швейцар с готовностью пропустил их. За моряками гордо шествовали несколько босяков-бичей. Указав на них швейцару, один из моряков сказал:
— Это со мной.
Господин удивился;
— Они тоже «плавбаза пришла»? — кивнул на босяков.
— Точно, — ответил швейцар.
Гремела музыка. В ресторане гуляла плавбаза. Хорошенькая певица в мини-платье хриплым голосом исполняла любимую песню рыбаков:
«Ты морячка, я моряк!
Ты рыбачка, я рыбак!
Ты на суше, я на море,
мы не встретимся никак!»
В помещении стоял дым коромыслом, на столах — море разливанное. У эстрады, высоко вскидывая ноги, отплясывали девицы и моряки помоложе. За столиками, в белоснежных рубашках и черных галстуках или в шикарном заграничном шмотье, сидел плавсостав вперемежку с босяками-бичами в тельняшках. Кроме того, в ресторане было полно веселых девиц, подруг и строгих жен. Подруги прижимались к морякам, жены безуспешно старались контролировать количество выпитого, а веселые девицы, не стесняясь, «страстно» обнимали своих кавалеров, целовали их, забирались на колени. В общем, шел загул моряков после долгого и трудного рейса.
За столиком, у раскрытого окна, сидел боцман, Пал Палыч, его супруга Клава, его друг Гриня Потемкин и два, по давнему обычаю, приглашенных бича. Один из них был патлатый, другой лысый.
Музыка кончилась, танцевавшие моряки зааплодировали. Сидящий ближе к окну патлатый бич налил в фужер водки и произнес с убийственной вежливостью:
— Простите, можно сказать тост? — Он посмотрел на боцмана.
Гриня тут же повернулся к Клаве:
— Клава, можно сказать тост?
Клава, как всегда, ответила без тени юмора:
— Можно.
Бич встал, поднял рюмку. Оркестр в это время играл медленную мелодию.
— Предлагаю выпить за Пал Палыча, лучшего боцмана рыболовной флотилии, не один раз обогнувшего земной шар!.. И за тебя, Гера!
— Вообще-то я Гриня, но это все равно, — спокойно заметил Гриня.
Патлатый смущаться не привык:
— За тебя, Гриня! За всех нас, тоже немало похлебавших соленой океанской водицы!.. Как сказал мой близкий кореш, моряк и поэт Гриша Уголек: «Мы живы друг другом, друзья! У нас одно плечо».
Все выпили.
Клава растрогалась:
— Хороший тост. — И тоже пригубила.
На улице за раскрытым окном появилась голова еще одного бича. Протянув руку через подоконник, он подергал за рукав патлатого, собачьими глазами смотревшего на него. Тот повернулся к боцману:
— Можно угостить человека?
Гриня быстро спросил у Клавы:
— Клава, можно угостить человека?
Клава, как всегда без юмора, разрешила:
— Можно.
Патлатый, плеснув в фужер водку, протянул через подоконник. Бич, жутко сморщившись, выпил и пожелал всем:
— Семь футов под килем!
Клава между тем повернулась к Грине, насмешливо посмотрела на него.
— Ты, Потемкин, чем выгребываться, лучше б о себе подумал, о своей жизни дальнейшей.
— А у меня все о'кей… Симпл лайф.
