Мелвин Берджес
Сучка по прозвищу Леди
Я и Уэйн шли по Копсон-стрит. Следом за нами плелись Мишель и Добби — их обоих мучила ревность. Мишель нравился Уэйн, а я нравилась Добби, но все утро для нас с Уэйном существовали только я и Уэйн, я и Уэйн, я и Уэйн, Он наклонялся ко мне и, улыбаясь, щекотал меня, касался моей руки. А мне и в голову не приходило сказать ему «нет», честное слово.
Битый час мы старались оторваться от Мишель и Добби, но, еще не сблизившись по-настоящему, не могли просто взять и сбежать. С самой первой минуты я поняла, чем кончится дело, а вот до Уэйна, как мне показалось, не сразу дошло. Около «Сомерфилда», после того как Мишель и Добби потерялись где-то рядом с булочной, Уэйн наклонился
и пощекотал мне ладонь. По руке у меня пробежала мелкая дрожь. Я сомкнула пальцы и немного сжала их, его пальцы тоже стали легонько пожимать мои пальцы. Вот оно! Мы держались за руки. Потом одновременно повернулись и посмотрели друг другу прямо в лицо, и…
И тут я завибрировала. Понимаете? Всего одно мгновение. Больше всего люблю его. Здорово переживать его еще и еще раз, и так всю жизнь. Ну да, правильно, этот парень не был у меня первым и даже не был первым в том месяце. Собственно, я-то помню, какой была тогда, и ему бы крупно повезло, будь он у меня первым в ту неделю. Тем не менее, я вся лучилась от счастья. К тому же солнце сверкало в лужах. На Копсон-стрит высыпало много народа, и там было много магазинов, там был влюбленный в меня Добби, и там была Мишель, обо всем на свете забывшая из-за ревности, так как мечтала о парне, который принадлежал не ей, а еще был улыбавшийся мне с высоты своего роста Уэйн, и его распирало от счастья, потому что я держала его за руку. Он был великолепен. Я была великолепна. Разве это не самое прекрасное, о чем только можно мечтать?
Он наклонился к моему уху и прошептал:
— Пойдем.
— Куда тебе хочется? — спросила я и оглянулась. Мишель подошла совсем близко и со злостью смотрела на нас.
— В твои трусики, — сказал Уэйн. И я отозвалась:
— О-ох, да.
Казалось, он удивился, но опять наклонился ко мне и прошептал на ухо:
— У меня голова идет кругом.
Я улыбнулась. Уэйн был милым и принадлежал мне. Он обнял меня и потихоньку дунул мне в ухо. У меня вырвался смешок, и мурашки побежали по всему телу, но все же Мишель не давала мне покоя. Я нашла ее взглядом. «Поговорим потом», — беззвучно произнесла я, однако в ответ она состроила мне рожу и отвернулась. Наверное, нужно было поговорить с ней раньше. Никогда у меня не получается по-хорошему, сама не знаю почему. А жалко, ведь мы могли бы дружить — я хочу сказать, что с мальчишками, сколько бы их ни было, то дружишь? то не дружишь, и в этом нет ничего особенного, а с девчонками не так, с ними если поругаешься, то обязательно всерьез. Я разозлилась на себя, потому что за последнее время потеряла много подружек. Но меняться мне и в голову не приходило.
Я совсем ошалела. И это было здорово, правда, здорово! Правда, правда. Никогда прежде так не было. Вот только я как будто заелась. Нет, не заелась — устала. Это же не один день продолжалось. Много мальчишек, много бдений по ночам, много выпивки, много «Ред Булл», много тр… Мальчишки, Мишель и Добби, даже Уэйн — это всё не я. У меня даже промелькнула мысль, а не дарить ли мне старым друзьям кольца. И Энни. Всем. Тогда они никуда не денутся.
Но из-за Уэйна эта мысль не задержалась у меня в голове. Я хотела его. И не собиралась от него отказываться.
Мы побежали за «Сомерфилд» на автомобильную стоянку. Я хихикала и думала, вот оно опять! Мишель и Добби смотрели нам вслед, но не сделали ни шагу. Миновав стоянку, мы оказались на дороге. Потом убежали за стену, и там Уэйн остановился, повернулся ко мне, после чего мы обнялись и поцеловались. Забавный это был поцелуй, потому что мы оба едва не задохнулись, но и завелись, дай бог. Едва переведя дух, мы опять крепко обнялись. В голове не осталось ни одной мысли!
— Я мечтал об этом все утро, — простонал Уэйн.
Оглядевшись и никого не приметив, я расслабилась. Уэйн опять поцеловал меня, и я завелась по-настоящему. Тихонько ойкнула пару раз, и этого оказал ось достаточно, чтобы завести его тоже. Тогда я повисла у него на шее, вжалась в него и подняла голову.
— Господи, — прошептал Уэйн. Его руки скользнули мне под майку и спустили с плеч бретельки лифчика. У него были ласковые, теплые руки. Как всегда, я не переборщила с тряпками.
— Куда пойдем? — спросил он, озираясь, словно ждал, что из-под земли появится кровать.
— Некуда идти, — сказала я и рассмеялась, потому что — не знаю, почему. Я уже сказала, здесь со мной перебывало много мальчишек. И все они задавали этот вопрос. И Энни, моя самая лучшая школьная подруга, задавала его. И мама, и Джулия, моя сестра. «Все мальчишки!» До чего же раньше я хотела их всех, а теперь, не знаю уж почему, меня обрадовало, что некуда идти. Ну, не повезло бедняжке Уэйну! Еще месяц назад я бы здесь же, около стены, вытрясла из него всю душу, но времена изменились.
Наверное, изменились.
Я выскользнула из-под него и, смеясь, побежала прочь. Но почему-то мне приспичило оглянуться, верно, захотелось еще раз посмотреть на него, и вот тут я налетела на алкаша.
Он стоял прямо у меня на пути и держал в руке банку с пивом. Со всего маху я врезалась в него, а потом испугалась, как бы он не разозлился, но алкаш улыбнулся и ласково похлопал меня по попке.
— Тихо, тихо.
Я тоже улыбнулась ему… ну, просто такая уж я уродилась, не моя в том вина. Неудивительно, что Мишель ревнует! Уж на что Уэйн любил меня. И Добби любил меня — мне ли не знать, ведь он смотрел на меня по-особенному, хотя ни разу слова
не сказал. А теперь еще и алкаш. Я видела, как он глядит на меня, и, думаю, он тоже ревновал, потому что у меня было всё, а у него ничего. Ну да, этот бродяга и приблизиться ко мне не посмел бы. И все же. Мне хотелось, чтобы все были влюблены в меня. Не только спортивные звезды и поп-звезды и все мальчишки, но и старики, и парни, и все-все-все. Мне бы понравилось, если бы и богачи и нищие оборачивались и глядели мне вслед.
Я подумала, что это он делает? И быстро отступила на пару шагов — по какому праву он трогает меня? Только потому, что я налетела на него? Уэйну это тоже не понравилось.
— Держи руки при себе, — сказал он со злостью.
И я сказала:
— Прошу прощения!
— За что? Что ты такого сделала? — спросил с противной улыбочкой алкаш.
Мне уже приходилось встречать его. Я видела, как он сидел на скамейке перед цветочным магазином, что рядом с телефонными будками, и пил со стариками, я видела, какой на другом краю Копсон-стрит сидел на одеяле, расстеленном на досках от шкафа, а рядом с ним лежал пес на циновке, и алкаш просил милостыню. Ему было лень даже продавать газеты. А ведь он не выглядел стариком, довольно молодой еще. Думаете, не успел истрепаться? Если бы не грязь и не выпивка, он был бы еще очень даже ничего. И
крепкий, судя по виду. И волосы у него были красивые, да и лицо приятное. Но…
— Ты же алкоголик! — сказал Уэйн, и я поддакнула ему.
Алкаш плутовато поглядел на нас.
— Давайте фунт, и меня как не было, — предложил он полушутя-полусерьезно.
— Ничего я тебе не дам, — отрезал Уэйн.
Алкаш глядел на нас во все глаза. Может быть, он поначалу не хотел ничего плохого, но ему не надо было трогать меня. Кивнув в мою сторону, он проговорил уже со злобой:
— Твоя девчонка сука, так что?
— Катись отсюда! — завопила я.
Ох уж и разозлилась я. До того разозлилась! Надо же, так обзывать меня. Я бросилась к нему и выбила у него из рук банку с пивом. Правда, это получилось помимо моей воли. И на меня сразу же навалилась усталость. У меня больше не осталось сил терпеть всякую ерунду. Именно так! Ну почему не получается просто и легко? Все любят меня. И Уэйн готов для меня вылизать языком пол. Мне бы писать от радости! Я же не могу забыть, как отвернулась Мишель, а теперь еще этот алкаш. Ну почему всё против меня? Ведь я могла бы полюбить кого-нибудь другого, и Мишель могла бы быть
попонятливей, да и алкаш мог бы быть — ну, не знаю, где-нибудь в другом месте. Так нет, всё как-то дерьмово выходит. Правда, дерьмово. Похоже, что бы я ни задумывала в последнее время, все оборачивалось дерьмом, но не по моей вине.
Я видела банку «Спешиал Брю». Вылетев из руки алкаша, она стукнулась о землю. После этого наступила жуткая тишина — и от моей жизни остались одни воспоминания.
Алкаш пришел в ярость, я видела это по его лицу. Он не был особенно высоким, Уэйн возвышался над ним, но он был взрослым мужчиной, и Уэйн отступил.
— Мое пиво! — заверещал алкаш, когда банка упала на землю.
Пиво потекло на дорогу, и алкаш бросился на колени, чтобы спасти хоть сколько-нибудь. Когда он поднялся, то потряс банку над ухом, и до него не сразу дошло, что она совсем пустая. И вот тут его охватила настоящая ярость.
