Денис Викторович Драгунский
Тело № 42
Agava. Мы с вами похожи. У меня тоже есть колючки. По краям листочков. У вас шипы, у меня колючки. А листочки у меня такие сочные, тугие. Мы просто созданы друг для друга.
Cactus. Ой-ой! Какой напор! Думаете, вы меня испугали? Смутили? Возбудили?
Agava. Мне кажется, я начинаю снова к вам привыкать.
Cactus. Почему «снова»? В каком смысле «снова»?
Agava. Вам показалось.
Cactus. Нет, вы точно сказали «снова».
Agava. Снова в смысле… даже не скажу, в каком смысле. В каком-то смысле. В хорошем смысле. Бывает же что-то хорошее.
Cactus. Говорят.
Agava. Ну вот. Ну вот! Ну вот!!!
Cactus. Скажите, девушка, что вам за интерес приставать к пожилому мужчине? Я давно седой и очень небритый. Колючий. Вам не понравится. Найдите себе ровесника, чтоб молодой и красивый.
Agava. Не надоело???!!!
Cactus. Извините, не понял.
Agava. Ты все отлично поняла. Я тебя давно вычислил.
Cactus. Умница. Долго ты за мной охотился?
Agava. Нет, не долго. Вообще не охотился. Ты ко мне в ЖЖ сама пришла.
Cactus. Но все равно. Все равно ничего не получится. Раз не вышло, значит – всё. И не надо повторять. Глупо.
Agava. Повторять и делать снова – разные вещи.
Cactus. Не выходя из блога, да?
Agava. Это твое жесткое требование?
Cactus. Жизнь еще жестче.
Agava. Шутка.
Cactus. Извини. Главное, без библиотеки с камином.
Agava. Еще раз, пожалуйста.
Cactus. Ну, понимаешь… Когда начинаешь думать, как это могло бы быть… ну, если бы все было хорошо и отлично… начинаешь фантазировать. Например, придумывать дом. Дом, в котором мы живем. Или встречаемся.
Agava. Придумай.
Cactus. Однокомнатная квартира, десять минут пешком от метро Беляево. Чисто и удобно. Окна в зеленый двор. Блочный дом, пятиподъездная девятиэтажка. Хороший воздух и сравнительно тихо. Реальность. Без фантазий про виллу и сад, про билиотеку с камином, спальню с готическими окнами. Ах, эта спальня! Кровать под балдахином.
Agava. Тебе не нужна спальня?
Cactus. Диванчик из Икеи меня вполне устраивает. А тебя?
Agava. Значит, метро Беляево?
Cactus. Значит, значит!
Agava. Какой выход? Из какого вагона, если от центра?
Cactus. Выхода нет! Нет выхода! У меня ревнивый сосед. У нас завелся роман, чтобы мне к нему не ездить и ему меня не провожать. Он живет на том же этаже. Даже на лифте ездить не надо, какое удобство! Дверь в дверь, даже не надо одеваться, какая прелесть! Ты рад за меня?
Agava. Я счастлив, родная, что ты нашла свою судьбу. Я сейчас прослезюсь. Вот, уже прослезился. Давай обнимемся и поплачем напоследок. Ты готова? Ну, поехали!
Cactus. Зачем мне такие последки? Он дурак и потный! У него нет нормальной работы! У него во всю стену ковер! А на ковре фотографии бывшей жены, как он с ней в Хургаде купается. Она пышная блондинка, и он ее до сих пор любит. А я ему так, потому что по соседству. Он покупает пиво в пластиковых бутылках. По полтора литра. И пьет из горлышка. И мне предлагает. О, какой ужас! Это же надо так низко пасть! Это все из-за тебя, из-за тебя!
Agava. Но неужели ничего нельзя поправить?
Cactus. Нет! Увы! Всё! Игра сделана! Поезд ушел!
Agava. Фирменный поезд «Анна Каренина».
Cactus. Кончай прикалываться, я серьезно.
Agava. Это ты кончай прикалываться. Это я серьезно.
Cactus. Тогда давай я к тебе приеду.
Agava. Когда?
Cactus. Пошел на хер! Идиот. Ненавижу.
Agava. Наташа!!! Постой! Подожди! Прости!
Cactus. Я тебя давно простила. Потому и разговариваю с тобой. Если бы не простила, убила бы. Сама бы убила. Вот этими руками, которыми сейчас по клаве колочу. Гвоздь бы тебе в башку заколотила, сволочь ты и козел. Наверное, уже бы давно на свободу вышла. С чистой, блин, совестью.
Agava. Всё? Кончила?
Cactus. Два раза. Особенно когда представила, как тебя убиваю.
Agava. Гы-гы-гы. Смеяться после слова «совесть». Ну ладно, хватит. Слушай сюда. Значит, приезжай ко мне.
Cactus. Спасибо. Допросилась. Умолила. Выскребла себе полчасика счастья! Сейчас, любименький, душ приму, пятки потру, побрею ноги и буду вся твоя.
Agava. Наташа, погоди. Послушай меня внимательно. Не надо «кто виноват». Надо «что делать». Жизнь не кончается.
Cactus. Жизнь длится вечно. Пока не умрешь.
Agava. Господи, как я любил всегда эти твои словечки. Как все, на самом деле, хорошо. Вот ты, наверное, наврала, в смысле, сочинила про метро Беляево, а я на самом деле там живу.
Cactus. Я не сочинила.
Agava. А про соседа сочинила?
Cactus. А тебе это важно? Неужели ты такой примитивный?
Agava. Мне это ни капли не важно.
Cactus. Тогда проси прощения за пошлую ревность.
Agava. Прости меня, пожалуйста.
Cactus. Скажи – «за пошлую ревность».
Agava. За пошлую ревность. И приезжай. Где-то часа через два.
Cactus. Почему через два? Мы же практически рядом живем. Если ты не врешь насчет метро Беляево. Я буду через полчаса самое долгое.
Agava. Я не вру. Только я должен заехать к маме. Я ей с утра обещал, что заеду.
Cactus. Опять?
Agava. Что?
Cactus. У нас с тобой тогда ничего не вышло, потому что твоя мама все время как-то неважно себя чувствовала. Ее нельзя было волновать. И сейчас нельзя?
Agava. Я не виноват, что у меня до сих пор жива мама. И моя мама тоже не виновата, что она до сих пор жива. Уж извини!
Cactus. Что ты, что ты! Пусть живет сто двадцать лет! (Связь обрывается.)
Потом юзер Agava надолго (по крайней мере, до сих пор) исчез из Сети. А я довольно подробно обсуждал этот диалог с юзером Cactus.
Мы говорили о «Калидонской охоте». Знаете, что это такое? О, это целый отдельный древний греческий миф. Подробнее – как-нибудь в другой раз. Но смысл там такой: кто дороже – братья или дети? Какое отношение? Да прямое! Сейчас тоже все время спорят, кто важнее – муж-жена или ребенок. Мама-папа или муж-жена. Все никак не перейдут от древности к современности. Ну, неважно. Обсудим, если будет время и желание.
Я помнил, что юзера Cactus на самом деле зовут Наташа. И однажды обратился именно так: «А вот скажите, Наташа…» В ответ получил пять анимированных смайликов:
– Гы-гы-гы, дорогой Денис Викторович!
– Простите, – спросил я, – а как вас на самом деле зовут?
– Неважно, – сказал(а) юзер Cactus.
– Но вы хоть женщина?
– А если нравлюсь, какая разница? – грубо пошутил(а) в ответ Cactus.
Все-таки разница есть. Виртуальные переживания потому и интересны, потому и задевают нас, что за ними есть какая-то реальная реальность. Живая. Из мяса и костей. С именем и фамилией, полом и возрастом. Которую можно ощутить, потрогать. Сесть рядом. Обнять и поцеловать. Мне так кажется.
А может быть, и нет. Пока не знаю.
Одна актриса была очень знаменитая. Ее любили зрители, у нее были поклонники. Еще у нее был муж, очень жестокий и странный человек. Он ее любил, конечно. Но уж очень как-то по-своему. Он ее заставлял раздеваться догола и залезать на шкаф, и сидеть там подолгу. И при этом громко декламировать разные монологи из пьес. «Ах ты моя Сара Бернар!» – говорил он, сидя на диване и куря сигарету. Но как только она пыталась слезть, он загонял ее обратно, палкой. Было больно. Но артистка мирилась с этими неприятностями. «Подумаешь, – говорила она сама себе. – Ну, на шкафу. Зато физкультура. Ну, голая. Зато закалка. А то, что при этом приходится декламировать, тоже неплохо. Вроде как репетиция». Правда, иногда она подумывала от него уйти. Но потом все-таки оставалась. Какой-никакой, а муж. Глава семьи, защита и опора. Дети, опять же, нельзя им без отца. И вообще, может быть, это у него страстная любовь так выражается. А где найдешь любовь в наш циничный коммерческий век? То-то же.
Потом она от него все-таки ушла. То ли он ее на балкон стал выгонять, то ли собрался гостям показать в таком виде. В общем, перешел грань дозволенного.
Конечно, в семьях случается всякое-разное. Может быть, еще похлеще. Но вопрос: откуда я все это узнал? Может быть, мне под страшным секретом лучшая подруга несчастной актрисы туманно намекнула? А я эти намеки вот таким образом интерпретировал и вывалил свои пошлые домыслы на всеобщее обозрение? Да нет, конечно. Актриса все это сама рассказала по телевизору. Во всех подробностях, душераздирающих и нескромных.
А вот другая женщина была совсем не знаменитая. Никто ее особенно не любил, кроме мужа и детей. А поклонников у нее вовсе не было. Ну, разве лет сколько-то назад, когда она в институте училась. А теперь только семья. Обыкновенная служащая, плюс к тому домохозяйка, мать семейства. Двойная ноша. Но ее муж был, тем не менее, требовательным мужчиной. Ему не нравилось, что она располнела. Это противоречило всем его жизненным принципам, установкам и ценностям. Поэтому в один прекрасный день он привел ее на телепередачу, посвященную таким вот располневшим женщинам и их мужьям-эстетам. Там он изложил зрителям свои претензии к жене: всего тридцать пять, а вон как раздалась. Добрые тренеры, модельеры и визажисты стали ее упражнять, массировать, причесывать и гримировать.