Ежи Сосновский - Храм любви

Осенний вечер, в квартале одно за другим зажигались окна, словно сигнальные огни на боевых постах, объявляющие о готовности к большой тайной облаве. На стенах повыше, медленно погружающихся в темноту, – по восемь огоньков в одном ряду, всего – шестнадцать рядов. На тех, что поменьше, – по двенадцать огоньков в одном ряду, всего – четыре ряда. Внизу все реже мелькали машины и пустеющие автобусы; они обшаривали светом фар тротуары, точно в поисках беглецов. Одинокие фигурки спешили укрыться от них в глубине бетонных домов. Холодный ветер пробирался сквозь бурую щетину вытоптанных днем газонов. Отсеки лестничных клеток вспыхивали и гасли в неопределенном, едва заметном ритме. Вблизи низких гаражей пурпурным пламенем полыхал мусорный контейнер.

Окно Эвы и Антека ничем не выделялось, может, только светилось ярче, потому что лампа у них стояла прямо на подоконнике, освещая кресло с высокой спинкой. Рядом – скамья и еще одно кресло, пустое. Эва отложила книгу. Прислушалась. Из соседней комнаты поносилось монотонное щелканье компьютерных клавиш: муж готовил презентацию отдела на конференции в Кракове, куда собирался завтра. Когда он работал, телевизор был выключен, чтобы ничто его не отвлекало, впрочем, Эва все равно предпочитала читать. Она всегда любила читать, любила тишину, нарушаемую шелестом страниц, едва ощутимый аромат жасминового чая, который остывал в чашке, стоящей рядом, и чтобы из другой комнаты доносились неясные звуки, свидетельствующие, что она не совсем одна. В конце концов, пусть доносятся из-за стены. Из коридора. И она не смогла понять, почему именно сегодня, за новым романом Варгаса Льосы «Записки дона Ригоберто», ей стало не по себе. Что-то было не так, хотя, как всегда, монотонно стучали клавиши, хотя она могла быть уверена, что муж через два часа, не позже, высунется из своего кабинета, с обычной своей улыбкой подойдет к ней и скажет: как хорошо, что ты здесь. А она насмешливо ответит: я как раз собиралась уйти. А он поцелует ее в Щеку и вздохнет, словно немного преувеличивая серьезность момента, но все еще продолжая шутить: когда-нибудь пойдешь. А у меня глаза болят. Эва переживала из-за того, что он много работает. Но каждый раз, когда она об этом говорила, он отмахивался: ты же знаешь, иначе не получается.

Они познакомились в Греции на экскурсии; в первый раз поговорили в Метеорах. В здании монастыря на высокой скале остановились перед фресками с изображением демонов, и Антек бросил, как ей показалось, в пространство: они отделились от жестокого мира, чтобы смотреть на него. Эва, стоявшая у него за спиной, поразилась, что подумала о том же. В храме не должно быть места дьяволам, прошептала она. Он оглянулся, но тут же сосредоточил взгляд на стене. Можно и иначе сказать, в его голосе прозвучало что-то похожее на насмешку, и дьявол славит Господа Бога на свой лад. Уж если все, так все. Минуту спустя они уже рассуждали о жестоком местном пейзаже, красивом и страшном, бесчеловечно насыщенном солнцем, об удивительной мудрости скульптур с пустыми глазницами, о «Мухах» Сартра и дикости мифов, которые не рассказал Парандовский.[1] Садясь в автобус, Антек признался, что изучает информатику, и Эва не смогла скрыть удивления: взглянув на ее лицо, Антек рассмеялся. Вы, похоже, не слишком жалуете людей моей профессии. Она быстро взяла себя в руки: просто вы хорошо разбираетесь в искусстве. – Компьютеры – это инструмент, ответил он, нужно также знать то, чему они могут служить. Через неделю, выходя у Дворца Культуры, Антек попросил номер ее телефона. Когда часом позже она стояла перед дверью квартиры – родители как всегда летом были на даче, – внутри послышался телефонный звонок.

Поначалу они говорили друг другу «вы»; Эве такой стиль общения казался смешным, но он точно сочетался с обстоятельностью Антека, его милой старомодностью; Антек же смущался из-за ее изысканности, в которой она не отдавала себе отчета. Они перешли на «ты» только после первого поцелуя, а может, несколькими секундами раньше. Перед Новым годом они поехали в горы с друзьями Антека и тогда впервые спали рядом, всего только прижавшись друг к другу на узкой кровати в шестиместной комнате. Эва прислушивалась к ровному дыханию мужчины и вдруг подумала с уверенностью, ее удивившей, что она хочет всегда слышать это ровное дыхание, что все любови, которые ей случилось пережить, не имеют никакого значения. Только слышать этот ровный ритм и иногда делать так, чтобы он ускорялся и становился гуще от страсти. Запах деревянных стен смешивался с кедровой туалетной водой Антека и теплым запахом его пота, большая рука мужчины придерживала ее за талию, в полумесяце его тела она свернулась, как кошка, как мягкая морская звезда, и, лежа к нему спиной, чувствовала, что он хочет ее. Но они не сделали ни одного движения, ни одного жеста, который открыл бы Другим их общую тайну, только утром уже иначе смотрели друг на друга, и у Эвы почти закружилась голова, когда она поняла, что они оба этого хотят и что мужчина не спешит: он протянет руку именно тогда, когда наступит подходящий момент. Она была счастлива, что нашла наконец кого-то, кто способен внушить уважение, кто импонирует ей знаниями, характером, стилем. К тому же глаза Антека были все время полны тепла и удивления, Антек восхищался каждым кадром фильма о ней, как он говорил, а когда наконец она стала перед ним обнаженная – это было в феврале, – он с минуту водил дрожащей рукой по ее плечам и животу, точно убеждаясь, что все это ему не приснилось.

Она была старше на год и как раз писала диплом; они решили, что сразу после защиты поженятся. Я буду содержать тебя эти несколько месяцев, смеялась она, потом заплатишь. Она не говорила прямо, но думала о том времени, когда родит ему ребенка, и Антек должен будет обеспечивать семью. А пока они хотели поехать еще раз куда-нибудь далеко, в том числе мечтали об Италии и Израиле, нужно посмотреть те места, откуда мы происходим, говорил он, там наше начало, добавила она, и кто знает, может, именно тогда впервые заметила, что Антек не узнал цитату. Во всяком случае, говоря о будущем, они поймали себя на том, что опять, как в Метеорах, думают одинаково, потому что обоим виделся салон самолета, уносящего их солнечным днем за Атлантический океан. И оба, когда выяснилось, о чем они думают, рассмеялись: мы как дети, сказал Антек, ведь взрослая жизнь должна выглядеть иначе.

Они поженились в августе и поселились у Антека, в квартире, оставшейся от его родителей, втроем – с его младшей сестрой. Эва не слишком любила золовку – распущенную, как она считала, лицеистку, но подавляла это чувство, успокаивая себя тем, что Антек считал естественным опекать сестру после смерти матери. Через год сестра получила аттестат, а Антеку предложили стипендию в Женеве. Они не могли поехать вдвоем, но Эва убедила мужа, что для его карьеры нужно пойти на риск нескольких месяцев разлуки; продолжать жить с новоиспеченной студенткой у нее большой охоты не было, и она вернулась на это время к родителям. Это были последние годы ПНР, и Антек по возвращении смог купить квартиру. Вскоре после 1989 года ему предложили работу в компьютерной фирме; теперь я отдам тебе свой долг, он радовался как ребенок, а Эва с беспокойством думала, что не совсем это имела в виду.

Конечно, он быстро продвигался по службе, окружал ее комфортом и даже несколько раз заводил речь о том, что она, если хочет, могла бы бросить школу и центр изучения французского, где преподавала. Но Эва решила, что начнет скучать: детей у них по-прежнему не было по разным причинам, а Антек возвращался домой поздно вечером или – если хотел сделать ей приятное и вырывался пораньше – брал работу на дом. По сути дела, ей нравилась такая жизнь – без особых обязанностей, в безмятежности, ощущение которой давала крепкая дружба, не требующая слишком много времени проводить вместе. В тишине, в ровном ритме сменяющих друг друга дней, таком же ровном, как его дыхание. Раза два она с сожалением подумала о том, что картина перелета вдвоем через Атлантический океан странно померкла, но достаточно было вообразить, что она летит точно так же, только одна, чтобы недавно купленная квартира на двенадцатом этаже представлялась салоном «джамбо»; впрочем, солнечным утром в их квартире действительно было что-то от воздушного лайнера, который уносил их в путешествие. Собственно говоря, им наверняка было бы по карману поехать в отпуск на другой конец земного шара, но Антек три года подряд в июне занимал новую должность и ему приходилось приводить в порядок дела после своего менее квалифицированного предшественника, а на четвертый год у фирмы возникли проблемы, и какое-то время казалось, что придется искать новую работу. В конце концов Эва начала испытывать угрызения совести из-за своих занятий в школе, потому что именно по ее вине они могли отправиться в поездку только летом. А чем больше проходило времени, тем яснее становилось, что поездка им необходима.