Евгений Алёхин - БУДНИЧНЫЙ АНЕКДОТ

Я проснулся по будильнику и уселся на постели, растерянный после странного сна, пытаясь его подробно вспомнить и понять. Во сне у меня откуда-то взялось два попугая: один ярко-желтый с румяными щёчками, второй – не помню, какой, но это и не важно. Первого я оставил себе, а второго подарил абстрактному другу. Оставшийся попугай был совсем ручной и ласковый. Я помню, испытывал к нему нежность, гладил его и радовался, что он у меня есть. Да просто души в нем не чаял, а румяными щёчками любовался и любовался. Чувства эти были очень сильные и тёплые, в жизни я ничего такого к животным или людям не испытывал. Почти счастье – чувство по силе сравнимое с первыми днями любовного романа. Наверное, в детстве я мог бы испытать что-то подобное, будь у меня любимец. Но любимца у меня в детстве не было. Во сне я долго выбирал для попугая клетку и тщательно следил за его рационом. Я прошел в ванную и умылся над раковиной, еще храня это ощущение привязанности к несуществующему попугаю. Одновременно я смаковал это чувство и испытывал неловкость, что способен на него. Как бы холодный кафель и утренняя вода из-под крана были доказательством нелепости моих переживаний. На кухне я включил чайник, открыл форточку, и день начался. Шум улицы, сквозняк и далекий вой сигнализации переместили меня в понедельник. Зарядку по понедельникам я почти никогда не делаю, не стал делать и сейчас. В воскресенье я, как правило, беру выходной, провожу его бездарно и часто засыпаю поздно. Вместо того чтобы гулять, смотреть, читать, я просто думаю много закольцованных серых мыслей и жалею об упущенных или еще как будто не упущенных возможностях. А после просыпаюсь полуразобранным, не способным к физическим упражнениям, и только по дороге на работу или уже на в процессе догоняю свой обычный ритм. В этот раз я тоже уснул под утро. Нехотя позавтракал, оделся и перебрал сумку с инструментом. Сегодня меня ожидал небольшой заказ: одна дверь и полторы тысячи рублей, – это примерно четыре часа работы. Учитывая дорогу до заказа и обратно, я ожидал вернуться домой часов через шесть-семь. Если случаются большие заказы, я беру больше инструмента и пользуюсь тележкой. Сейчас же я собрал только одну сумку, закинул ее на плечо, убедился, что нормально выдерживаю такой вес, и вышел. По дороге на остановку, я почувствовал: в штанине что-то мешает. Вернее даже не мешает, а просто есть отклонение, ощутимое, но не особо существенное. Остановившись и прощупав ногу, я понял, что надел рабочие штаны вместе с трусами, застрявшими в штанине. То есть в субботу вернулся домой с работы, сразу разделся, закинул робу в шкаф, залез в душ, а трусы так и остались в штанине. Теперь одни трусы были на мне надеты, как полагается, а вторые застряли в штанине на ноге, чуть ниже колена. В общем, я решил, что легче добраться до адреса в таком состоянии, чем устраивать манипуляции извлечения лишних трусов посреди улицы. Плюнул и пошел дальше. В автобусе я решился помочь одной женщине вынести коляску, но немного смутился, когда она слишком энергично отблагодарила: – Большое спасибо, молодой человек. Спасибо! Случайные контакты с людьми по понедельникам у меня вызывают досаду. К тому же после этой помощи женщине, как мне показалось, некоторые пассажиры обратили на меня внимание. Я как физически ощутил каждого, кто, пусть праздно и ненадолго, выделил меня из небытия. Если уж привлекать внимание, то не в понедельник и не с субботними трусами, застрявшими в штанине. В общем, чтобы скрыться, я включил плеер и закрыл глаза. Меня приятно покачивало на задней площадке, и я задремал под музыку. Пока не случился еще один необязательный контакт. У меня спросили: – Вы выходите на следующей? Я открыл глаза и мотнул головой, подразумевая «нет». Но это была непонятливая тётушка, она не поняла моего жеста, взяла меня за плечо и спросила ещё раз громче: – Вы выходите на следующей?! Я на миг вытащил наушник, чтобы она поняла, что добралась до меня, и ответил в той же громкости: – НЕТ! Я еще отодвинул сумку, которая и так почти не загораживала проход. По времени уже миновал час пик, и тётушка вполне могла обойтись без этого вторжения на мою территорию. Я доехал две оставшиеся остановки и спустился в метро. Мне казалось, раз я пользуюсь проездным билетом, а не жетонами, – это должно сделать меня менее интересным человеком для милиции. Да и раньше меня никогда не останавливали на каких-либо станциях кроме Площади Восстания, – и то лишь в дни отдыха. Худого и бледного, меня принимали за наркомана или барыгу на модном маршруте «Петербург-Москва», когда я надевал выходную одежду. Но сегодня меня впервые остановили спешащего, настроенного как исправная шестеренка мегаполиса, существующего в режиме «Работяга». К тому же на Проспекте Ветеранов. Я вынул наушник и спросил: – В чем дело? Смуглый и каменный мент ответил: – Ваши документы. Я ответил: – Можно сначала ваши? Он явно неприятно удивился, но достал корочки. Я даже не успел разглядеть его имя и фамилию, но решил сильно не ругаться. Всё время забываю распечатать указания, как вести себя с милицией в подобных ситуациях и список того, что им можно, а чего нельзя. Инструкцию такого рода лучше всегда иметь при себе. Я прощупал карманы и понял, что забыл паспорт. – А-а, – сказал я, – у меня нет с собой документов. – Пройдемте, – сказал мент. – Ну куда еще? – сказал я брезгливо. Он провел меня в сторону, отворил дверь, мы прошли мимо обезьянника и остановились в коридоре. Обезьянник был занят – там шли другие обыски и разборки. Да и тут в коридоре пришлось потесниться: пропустить здоровяка мента и двух узбеков – его жертв. Я вдруг вспомнил, что в Москве вчера или позавчера взорвали поезд метро. Значит теперь и в Петербурге поставили по десять лишних единиц в форме на каждую станцию, чтобы усиленно обыскивать узбеков и работяг. Конечно. – Что в сумке? – спросил у меня мент. Я открыл и показал: – Инструмент. Он скучающе заглянул, что-то тронул. Рыться подробно, видимо, ему не захотелось. – Патроны есть? – зачем-то спросил он. – Какие ещё патроны? – Какие? Боевые. Доставайте все из карманов. Я вытащил проездной, телефон, плеер, ключи, носовой платок, блокнот, несколько мятых купюр. Мент прощупал мою куртку и карманы штанов. Я вспомнил про трусы в штанине, и подумал, что мне не хотелось бы рассказывать здесь всю эту историю. Но он, обыскивая, спустился только до колен – и ничего не нащупал. Он сказал: – Идите. Мент держался до последнего строго и холодно, и даже не перешел на «ты». Я ожидал, что всё будет гораздо хуже. Меня могли оставить «до выяснения личности», или как там они это называют. Тогда бы пришлось просить кого-то из знакомых ехать за моим паспортом. Я даже не знаю, кого можно было бы попросить. В Петербурге у меня нет близких друзей, как почти и во всех городах. Но, видимо, им сегодня было некогда – нужно было увеличить количество обыскиваемых, пусть даже ценой снижения ущерба каждому в отдельности. Как бы Машина – мясорубка, в которую автоматически попадает человек, рожденный в Обществе – сегодня сменила тактику и, вместо четких уколов, рассеивала зло из пульвелизатора. И на меня попала лишь капля. В такой день, еще не приступив к работе, чувствуешь усталость. Я доехал до станции Черная речка, вышел на улицу, перешел дорогу, прошел два двора, сверился по блокнотику – проверил записанный адрес – и вот уже всем позвоночником ощущал тяжесть сумки. Хозяин оказался полуинтеллигентного вида мужчиной в джинсах и старой бежевой рубашке. Давно уже не молодой. Он поздоровался и пропустил меня в прихожую. – Какую дверь меняем? – спросил я, снимая куртку. – Эта. В мою комнату, – он мотнул головой на комнату, взял мою куртку и вместил её среди другой верхней одежды на один из крючков. В квартире сильно пахло собакой. – Где сама дверь? – спросил я. Мы прошли в его комнату. Большая старая псина дружелюбно уткнулась мордой мне в пах. – Пожалуйста, уберите собаку, – сказал я. Собака не выглядела опасной, но я немного испугался. Она была слишком крупной и вонючей, хотя и, похоже, вовсе не злой. Хозяин немного разочарованно, как мне показалось, сказал: – Юджин, пойдем отсюда. И закрыл собаку в соседней комнате, откуда она тут же принялась поскуливать. – Общаться хочет, – пояснил он. Я достал нож и распаковал дверь – вскрыл полиэтилен, снял пенопласт с краев, вытащил полотно на середину комнаты. Оглядел: с дверью, как почти всегда, всё было в порядке, царапин и вмятин не было. Хотя сегодня мне даже хотелось, чтобы дверь оказалась бракованной. Тогда бы я позвонил на фирму и скорее всего сразу бы поехал домой, пусть и не заработав ничего. Они бы заменили дверь только через несколько дней. Я пересчитал стойки для коробки, доборы, наличники, два бруска, замок, – всё в необходимом количестве. Ничего не попишешь и никуда не убежишь: мне оставалось только начинать работу. – Всё на месте, – сказал я, – мне понадобится только веник, совок и любой пакет для мусора. Через несколько секунд хозяин принес всё это с кухни. Теперь мы стояли и смотрели друг на друга. Он догадался, что я не хочу, чтобы за мной наблюдали. Это была удача. Он пожал плечами и сказал: – Я буду в соседней комнате, если что. И удалился к собаке. Она теперь не скулила, получив порцию общения. Я быстренько прошелся ножиком вокруг старой коробки – обои приклеены к наличникам, и можно оторвать большой кусок, если предварительно не прорезать периметр; затем взял старую стамеску и молоток и выдрал наличники один за другим. Тут же я выносил их на лестничную площадку. Через минуту снял и вынес туда же старую дверь. Развернул удлинитель, подключил лобзик и распилил посередине вертикальную стойку. С помощью монтажки выломал всё то, что осталось от коробки, и, доска за доской, вынес из квартиры. Я стоял на площадке и стучал молотком по вытащенным доскам. Я старался на всех кусках, на всех досках и обломках, загнуть каждый опасно торчащий гвоздь, чтобы о них нельзя было пораниться. Выносить производственный мусор на помойку не входит в мои обязанности, но мне как-то не по себе даже от мысли, что в подъезде будут лежать или стоять, прислоненные к стене, доски с торчащими во все стороны гвоздями. Времени прошло совсем немного, минута или полторы, я уже разбирался с последним обломком. Вдруг с лестницы – откуда-то сверху – спустилась и встала рядом высокая пожилая дама. Из-за ее появления в воздухе, как будто напряженно загудело. Я посмотрел на нее и снова ударил молотком по гвоздю – звук металлически выскочил в подъезд и плавно заглох. Вроде у меня тут было готово – я положил обломок. Вдруг пожилая дама ударила меня сумкой. – Не так, чтобы сильно, но как-то требовательно. Требовала внимания к себе. Сумасшедшая, – понял я. И сказал резко: – Не трогайте меня! И пошел дальше заниматься своей работой. Дама зашла за мной в квартиру и завыла в прихожей. Пока я сметал мусор, оставшийся после разбора проема, Дама сигнализировала: – Уберите это! Почему вы оставляете мусор! Неужели я должна убирать за вами? Я поставил дверь горизонтально, или, как говорится, «раком», и отметил карандашом точки двадцать сантиметров от верха и низа. Хозяин в это время говорил даме: – Выйдите сейчас же отсюда и больше сюда не приходите! – Сейчас же уберите этот мусор! И что вы стучите? Я больной человек, не собираюсь дышать вашей пылью! – отвечала дама. Я взял петлю и обвел ее по контуру карандашом в двух отмеченных позициях. Теперь взял новую стамеску, молоток и принялся простукивать периметр будущих углублений для петель. Потом нужно аккуратно выдолбить на несколько миллиметров – маленькую ровненькую могилку в двери, в которую ляжет петля. Петли вкрутить в дверь, И такие же углубления под них сделать на стойке. Хозяин вытолкал даму, но она еще голосила: – Сейчас же позвоню управдому, слышите меня. Сейчас же, вы у меня давно на особом счету! Хозяин закрыл входную дверь и сказал мне: – Извините. Она не в себе. Хотя сама на две недели ставила ванну на площадку, и ничего. Я ответил: – Да, обычно таким людям и надо больше всех. И тут же принялся работать, чтобы пауза не затянулась. Хозяин опять ушел по мелким делам, а я открыл форточку, и дело пошло быстро. Вкрутил петли, собрал коробку – теперь нужно было ее выставить по уровню. Я продолбил стену перфоратором, закрепился на саморезы, выровнял петлевую стойку – на которую подвешивается дверь – по отвесу, и пришло, собственно, время подвесить. Ножовкой отпилил от бруска несколько кусочков, чтобы делать чопики. Тут конечно гораздо удобнее работать пилой-торцовкой – но ради одной двери я её не понесу. Поэтому пилил брусочек по-дедовски. Ладно, я подставил чопик под дверь, чтобы она держалась на нужном уровне, аккуратно открыл петлю, прикрученную к двери, и вставил часть «бабочки» в отверстие в стойке. Дрель уже под рукой – и вкрутил несколько саморезов. Также и с нижней петлёй. Дверь удалось подвесить нормально – она держалась в любой позиции, не закрывалась и не открывалась – значит стояла в отвесе. Теперь я занялся второй стороной коробки. Закрыл дверь, прикинул зазор, который нужно оставить между дверью и коробкой, прикинул насколько вкручивать вторую стойку, проверил, чтобы дверь правильно закрывалась по всей высоте и не играла на петлях. Выставить дверь и коробку – всегда самое сложное. Сначала у меня уходило на это по два-три часа. Сейчас, если везет, я делаю это за двадцать минут. Мне, можно сказать повезло. И скоро я уже тряс баллон с монтажной пеной. Это один из самых приятных моментов. Открываешь пистолет, нажимаешь курок, и монтажная пена заполняет щели между стеной и коробкой, она выходит, нежно шипя, и в то же время в этом звуке слышится сила и мощь странного вещества. Проем был запенен, половина работы сделаны. Мне хотелось пить, и я решился обратиться к хозяину. Постучал к нему в соседнюю комнату: – Я установил дверь. Нужно подождать, пока пена встанет, хотя бы полчаса. Он кивал. – Ну и, может, нальете пока мне чашку чая? Он закивал энергичней и побежал на кухню: – Да. Есть чай и есть кофе. – Пожалуйста, зеленого чая, если есть, – попросил я. В ванной я помыл руки, черт, я ведь так и не вытащил трусы из штанины, ладно, потом, и прошел в кухню. Хозяин поставил чайник и стоял, глядя то на меня, то в угол, то в окно, пока не догадался сказать: – А вы садитесь. Может вам печенья или разогреть поесть? – Да мне просто чая, не надо ничего больше. Осталось немного. Я сел на стул. Немножко разглядывал свои руки, ожидая пока вода закипит. Нужно отдохнуть дней пять-шесть, чтобы руки снова стали гладкие, чтобы зажили все мелкие ссадины, рабочие ранки и сухость кожи. Я потер руки друг от друга, и вспомнил, что обещал себе в этом году побывать на море. Я обвел комнату взглядом, посмотри вокруг, как тебе всё это надоело, хватит работать, возьми отпуск, у тебя не осталось долгов, езжай куда-нибудь и попробуй жить настоящим, а не прошлым или будущим. На холодильнике я увидел клетку с попугаями. Два маленьких попугая, они оказывается почирикивали, просто я не обращал внимания. Только сейчас как будто включили звук. – О. Попугаи, – сказал я вслух. – Да, – оживился хозяин, – правда, они совсем старые. Особенно голубенький. Я даже встал, чтобы разглядеть их подробнее. – А кто они? Кореллы? – спросил я наугад. – Нет, что вы. Обычные волнистые. Просто откормленные. Чего-то я обрадовался. Конечно эти попугаи не были похожи на того из моего сна. Местный желтый был вообще весь облезлый, перья только на голове и крыльях, а туловище голое, как у ощипанной курицы. Мой рядом с ними выглядел бы настоящим королём. Хозяин вложил пакетик в чашку и залил кипятком. Я даже не удержался сказать ему: – Просто мне как раз сегодня попугай приснился. Очень ручной. А теперь я здесь их увидел, впервые за очень долгое время. – Да, такое бывает. Видишь во сне, и вот оно уже наяву. Хозяин подумал, что бы ему еще сказать и сказал: – Я бы отдал вам одного из этих, но они уже старые. Боюсь, такой стресс, поменять хозяина, и всё. И конец. Это было неожиданно как-то. Не ждал и не желал такого сближения. – Да нет-нет. Что вы, – сказал я. – Я так сразу не решусь, это почти как женитьба или ребёнок для меня. Он вежливо засмеялся. Когда я допил чай, встал и сказал. – Ладно, я теперь продолжу. Нужно было распилить доборы и начать их прикручивать, а дверь как раз уже вот-вот встанет. Я отрезал доборы по длине, чтобы они подходили к коробке, потом отмерил линейкой, насколько стена шире коробки, и расчертил доборы. Теперь каждый по очереди клал на стул и долго пилил лобзиком вдоль, отпиливая лишние полтора сантиметра. Доборы были почти готовы. Только сначала осталось в каждом просверлить отверстие – если их прикручивать сразу на саморезы – ламинат, а доборы были ламинатные, треснет. Я сменил в дрели биту на сверло, просверлил по нескольку дырок в каждом доборе, обратно вставил биту и прикрутил доборы к коробке. Теперь коробка стояла со стеной, что называется, «заподлицо». Можно было прибивать наличники, а можно было врезать ручку. Я сперва решил заняться ручкой. Разметил карандашом, вставил в дрель перо и просверлил одно отверстие. Поставил фрезу и сделал еще одно отверстие, больше, прорезав дверь насквозь и частично захватив первое отверстие. Вставил тело замка в маленькое отверстие, а ручками закрыл с боков – защелкой вовнутрь. Закрутил несколько саморезов и винтиков, подергал, открывая, закрывая, – готово. Просверлил углубление в стойке – дырка, куда будет выдвигаться замочек – и прикрутил ответную планку (её пришлось несколько раз перекручивать, чтобы замок закрывался и открывался чётко, и дверь при этом не ходила ходуном). Три минуты передохнул, посмотрел, сколько время – я успевал чуть быстрее, чем планировал – и достал наличники. Приставил наличник к двери, сделал метку. Достал стусло и распилил наличник ножовкой под сорок пять градусов. Тут бы мне тоже сильно ускорила работу пила-торцовка. Но одна дверь, это всего лишь несколько распилов. Теперь прибил наличник на финишные гвозди, распилил следующий напополам – две верхние части делаются из одного стандартного наличника – сразу по стуслу – по углу в сорок пять градусов, но в противоположную сторону прошлому распилу. Приставил отпиленный кусок к уже прибитому наличнику и сделал еще одну отметку – где будет соединение со следующим наличником. И так далее. Через стусло углы получались не идеальными, и тогда я подтачивал напильником. Когда всё было готово, выглядело хорошо. Я постучал хозяину и сказал: – Принимайте работу. Он даже не стал разглядывать дверь, а заговорил: – Да-да, сколько я вам должен? Полторы? Сейчас. – И акты дайте. У вас должно быть два акта. Один вам, один на фирму. Работа была закончена. Я заполнил бумаги, хозяин расписал на обоих экземплярах. Один я свернул и положил в карман куртки. В метро увидел красивую девушку. Я не мог оторвать взгляда, но и не мог позволить себе разглядывать её. Я опять стал думать, что мне нужно сменить работу. Вот если бы я был даже каким-нибудь продавцом одежды или мелким менеджером в крупной компании, пусть бы я получал в два раза меньше и ежедневно становился жертвой или свидетелем проявлений корпоративного фашизма, мне бы пришлось снимать комнату, а не квартиру; зато я мог бы одеваться нормально в любой день, и мне бы никогда не приходилось ехать в метро с огромной тяжелой сумкой. И стоя в робе, я мог смотреть на эту девушку только так, чтобы она не замечала моего внимания. А будь я даже чертов менеджер – ведь я достаточно молод и симпатичен, мне еще далеко до тридцати – мог подойти к ней и попробовать познакомиться. А что бы я сказал сейчас? «Простите, я работаю установщиком дверей. В выходные я выгляжу, как обычный молодой модник, но, к сожалению, мы встретились не в мой выходной… Так что давайте встретимся в воскресенье?» Так? Тошнотворно. Я уткнулся в газету, которую читал человек рядом. Это были анекдоты. Я даже и забыл, что существует такой жанр. Я прочел несколько из-за плеча украдкой, не испытав никаких эмоций. Газета явно была новая, но анекдоты эти я знал еще в отрочестве. Один из них, точно помню, прочел в сборнике анекдотов, который со скуки отрыл на даче у деда с бабушкой. Прошло пятнадцать лет, а его в очередной раз публикуют в какой-то там газете. В анекдоте два мужчины встретились в раю. Первый спрашивает: как ты умер? Я, говорит второй, был у любовницы. Звонок в дверь – муж – она ему ведро помойное в руки, а я пока свалил домой; – а дома мне жена ведро в руки… я злой, забегаю в квартиру, смотрю в спальной, под кроватью, в шкафу, под шкафом, на балконе, в ванной, зашел в кухню – и там никого – я и умер от смеха. А первый отвечает, эх, ты, заглянул бы в холодильник – оба бы живы остались. Наверное, кому-то правда нравится читать такие маленькие истории смешные или не смешные. Я поднял взгляд, чтобы ещё один раз поймать красивую девушку, как воздуха глотнуть. Но ее уже не было в вагоне. Только что вышла. Жаль, нужно было смотреть, какая разница, если мне хотелось на нее смотреть, нужно было смотреть. Последний раз мне так понравилась одна девушка – дочь клиентов. Я тогда делал в квартире шесть дверей. Можно было успеть за два дня, но я так сильно никогда не тороплюсь, поэтому отработал три полных дня в спокойном темпе. Хозяева меня кормили, даже в последний раз совпало, что я обедал вместе с ними и их дочерью. Я в те дни, по дороге на работу, читал одну хорошую, на мой взгляд, книгу. И отобедав, как раз решил почитать, пока пища уляжется, к тому же оставалось совсем немного. И вот, быстро дочитал, книга меня чуть удивила и сильно порадовала. Я решил оставить роман как приманку. Положил на кухонный стул, задвинул и пошел доделывать работу. Я вообразил, что именно дочь хозяев найдет книгу, она вообще вроде поглядывала на меня с любопытством. Я думал, она скажет: – Эту книгу ведь оставил установщик. Нужно ему вернуть! Заполняя акт, я вписал свой номер телефона, хотя никогда его не оставляю. Обычно со всеми вопросами и жалобами звонят на фирму. И сказал: – Гарантия год. Если с дверьми что-то случиться, можете звонить мне напрямую. Не знаю, что сталось с книгой. Звонка не случилось. Я решил выйти на станции Ленинский проспект. Второй раз попадаться ментам не хотелось – раз уж на ветеранов такое их логово. А насчет Ленинского, отчего-то решил, что там их будет меньше. Народу было совсем немного – сегодня управился до вечернего часа пик – я пошел к выходу. Один белобрысый мент стоял как раз возле будки – оглядывая и входящих и выходящих. Он стоял ко мне скорее спиной, и я уже думал, что он плевать на меня хотел, как он вдруг вытащил назад металлоискатель и рванул на меня, типа хочет отбить сложный мяч в большом теннисе. – Что такое? – спросил я. – Ваши документы, – сказал белобрысый мент как-то радостно. Я решил, что радовался он, как провернул такую шутку – я думал, что ухожу, мяч улетает за поле, а он делает умелое движение ракеткой, – и я в тюрьме. – Я не взял сегодня паспорт, – сказал я, выделяя каждое слово. Он весело мотнул головой в сторону соответствующей двери. – Подождите, – сказал я, – подчеркивая усталость и досаду, – меня уже обыскивали сегодня на Ветеранов. Я еду с работы. У меня только инструмент. – Кто обыскивал? – спросил он. – Такой смуглый, черноволосый, м… – я чуть не сказал «мент» или даже «мусор», возможно, это было бы тактической ошибкой. Никогда не думал, как они называют друг друга сами. Он остановился. Я чуть расстегнул замок сумки: – Вот, там инструмент. Я – с работы еду. Мы смотрели друг на друга с белобрысым ментом. Мы разговаривали глазами, и я выкидывал в полотно беззвучной реальности сверхскоростной монолог. «Знаешь, почему я не взял документы сегодня? Ты еще молодой, и хоть ты мент, но тебе нужно это понять. Знаешь, почему я так и не вытащил эти субботние трусы из штанины? Думаешь, мне это сложно? И если тебе не дано понять, я все равно скажу, почему. Потому что я работаю, месяц за месяцем я работаю и вроде бы что-то зарабатываю, раздаю старые долги, живу какое-то время в Санкт-Петербурге. Но я даже не вижу этого города. Я вижу метро, тебя, вижу путь на работу и с работы, душ и завтрак. Романы, которые со мной случились, как будто мне приснились. Друзья, с которыми я раньше жаждал быть вместе, тоже стали воспоминаниями о далеком сне. Я слишком одинок, и сегодня понедельник. А это еще пять рабочих дней на неделе, точно таких же дурацких дней. Конечно, все квартиры разные и все люди разные и все заказы разные. Но вся их разность только доказывает, какие они все одинаковые, и я одинок. И хочу путешествовать, да я хочу путешествий, но не из города в город, чтобы работать, а из страны в страну, чтобы отдыхать. Да что я тебе объясняю? Давай, забери меня, закрой в тюрьму, что это такое, я – подозрительный тип, сто процентов преступник, с субботними трусами в штанине и без паспорта, наверняка полная сумка взрывчатки. Зачем-то сочинил, что я иду с работы и несу инструмент, а на деле просто хочу взорвать наше, близкое к идеальному, общество. Мне место за решеткой или в гробу!» – Ладно, иди, – сказал белобрысый мент. Я моргнул и как-то неуверенно стал разворачиваться. – Иди давай, – повторил он властно и благостно. Вообще-то он был младше меня и вот обратился на «ты», это фамильярное похлопывание, эта излишняя близость. Но может, он уловил хотя бы часть моего внутреннего монолога, и тогда у нас с ним наступило полное «ты», взаимопонимание и дружба. И сейчас он скинет свою идиотскую фуражку, запульнёт вдаль металлодетектор и в эту же секунду начнет жить. Я вышел из метро на остановку. Сегодня понедельник. Сколько дней нужно мне, чтобы попробовать начать жить? Пока я думал об этом и пока прикидывал, что хочу на ужин, подъехал мой автобус.