По субботам и воскресеньям Иичка торговала хомяками на Птичьем рынке. Она шила им прелестные костюмчики, чтобы привлечь покупателей-детей. Говорила, что это костюмчики для прогулок, но виданное ли дело – гулять с хомяком?
Иичка привозила xомяков из ближнего Подмосковья, где проживала в собственном доме. Дом покосился и врос в землю, самый никудышный в поселке был дом. Он пришел в негодность после смерти дедушки и бабушки. Полы прогнили, двери все время приходилось обтесывать топором, чтобы кое-как закрывались, вместо стекол были вставлены куски фанеры, какие удалось отыскать в дедушкином сарае, так что внутри всегда было темно. Остро пахло хомяками - Иичка разводила зверьков во всех четырех комнатах, а особенно породистых держала в своей спальне - там теплее.
Мама всегда называла Ию Иичкой, так и повелось. Соседские детишки, не разобравшись, говорили – Яичко, но ей даже шло – кругленькая, миловидная, и говорит мелодично, нараспев. Только вот с каждым годом она все сильнее набирала в весе, любила поесть. А при ее бедности что можно поесть? Хлеб и картошку. К тридцати пяти годам Иичка уже с трудом наклонялась и страдала одышкой, поэтому и огород запустила, только одна яблоня еще плодоносила на участке, да заросли облепихи привлекали соседей…
Зато хомячий бизнес поглотил ее всецело. Бизнес был не ахти какой, хомяки то и дело болели, или сдыхали, или теряли красоту - то у них появлялись залысины, то шерстка не лоснилась. Хозяйка кормила зверьков сеном, а им ведь тоже необходимы витамины. Кроме того, чтобы возить клетки на рынок и обратно, приходилось заказывать на дом такси. Влезать с ними в автобус, да еще при таком телесном весе было нереально. Так что расходы были немалые, а вот доходы смехотворные и нерегулярные. Зимой, к примеру, хомяков почти не покупали. Даже не ясно, как ей удавалось сводить концы с концами, говорили, что помогал какой-то родственник из Тулы.
Но Иичке нравилось разводить хомяков и торговать ими. За десять лет коллектив на рынке почти не изменился, эти дружеские отношения согревали душу. Продавцы морских свинок, котят и щенят, конкуренты хомячники… Они даже больше, чем родственники, она все про них знает, а они про нее. «Как твой дымоход поживает, Иичка? Починил Василий -то?» «А «Зингер» еще продавать не надумала? А то есть покупатель…» Ну и доверительные разговоры, и сплетни, на рынке она была как рыба в воде. Иногда поступали заманчивые предложения, в основном, поработать продавщицей на лотке или в киоске. И зарплата неплохая, и расходов никаких… зато при хомяках она сама себе хозяйка.
Она привыкла быть одна, и не питала иллюзий. Пару лет прожила с парнем из Молдавии, он хотел зацепиться в Москве, малярничал. К Иичке относился неплохо, даже помогал по хозяйству. Но вдруг пропал в неизвестном направлении, прихватив все наличные деньги, немецкий фарфоровый сервиз и старую мамину шубу из нутрии. Иичка сменила замок и решила, что хватит доверять мужчинам.
И мама всегда повторяла – им нельзя доверять. Иичка родилась в Германии, ее отец был военнослужащим, мать учительницей музыки. После падения Берлинской стены отца перевели в Тбилиси. Вот там-то мама и заподозрила, что муж завел любовницу. Он приходил домой поздно, от супружеских отношений уклонялся, как мог. После нескольких тяжелых сцен супруг признался, что утратил мужские способности. Но это не помогло сохранить семью. Родители развелись, и отец никогда больше не появлялся в жизни дочери. Мама отправила Иичку в Подмосковье к своим родителям, а сама еще пару лет прожила в Тбилиси, безуспешно пытаясь продать немецкое добро - мебель, портьеры, ковры, фарфоровые сервизы… Хорошей цены за них не давали, а переправлять в Москву было накладно.
Тем временем Иичка поступила в швейный техникум, хотя призвания к шитью чувствовала. Зато она часами могла любоваться, как дедушка выклеивает из разных пород дерева картины по сюжетам русских сказок. Дедушка умер внезапно, от инфаркта. Не прошло и месяца, не успела внучка отойти от потрясения, как однажды ночью скончалась и бабушка. Денег в доме не было, Иичка пошла по соседям, но на похороны все равно не хватало. А мама, которую вызвали срочной телеграммой, приехать не смогла, у нее тоже не было денег. Поразмыслив, Иичка не стала покупать гроб, ведь это не решало проблему - гроб надо было доставить домой, затем заказать катафалк, дать «на лапу» гробокопателем… такие расходы были ей не по карману. Иичка купила бутылку водки супругам-пьяницам, и те помогли закопать бабушку в огороде. Первое время она немного опасалась неприятностей, но все обошлось – про бабушку никто не вспоминал…
Правда, одна неприятность все же случилась во время самих похорон. Когда они переносили тело к могиле, простыня неожиданно треснула, и старушка чуть не упала на землю. Иичка инстинктивно схватила ее за плечи, вплотную приблизив свое лицо к лицу бабушки. Но лучше бы она этого не делала – от встряски изо рта трупа вышел такой зловонный дух, что внучка сразу же потеряла сознание. Она пришла в себя, когда испуганные соседи плеснули ей в лицо холодной водой… Судя по всему, событие это не прошло для Иички бесследно. С тех пор стала она какая-то вялая, сядет у калитки, задумается о чем-то, и даже на приветствия не всегда реагирует…
Техникум бросила, жила продажей вещей, отыскала бабушкино золотишко, дедушкин инструмент, скатерти дореволюционные, часы с боем, в общем, на первое время хватило… Заниматься хомяками Иичка начала из-за удивительного запаха их мочи. Как-то раз она зашла к соседке предложить хрусталь, и соседский сынок похвастался жирным хомяком в стеклянной банке. От банки исходил такой резкий и необычный аромат, что Иичка впервые перестала чувствовать удушливое трупное зловоние, которое теперь преследовало ее повсеместно – и в доме, и на улице, и даже во сне. Видимо в мозгу произошло некое замыкание нервных окончаний, и она все время ощущала страшный запах, хотя в реальности его, разумеется, не было. Так она объясняла себе этот странный феномен, но легче-то не становилось. И вдруг! Запах хомяков начисто перебивал так измучивший ее бабушкин дух. «Зачем ты суешь эту банку тете под нос? Убери немедленно!» – прикрикнула на сына соседка. Но Иичка думала иначе. Все равно это запах жизни, для других он едкий, неприятный … но меня он спасет… уже спасает.
Через год подъехала мама из Тбилиси, привезла немного деньжат... Подруги юности, посетив ее раз-другой, больше не приходили. Мама во всем винила евреев – они, мол, затеяли Октябрьскую революцию, развалили Советский Союз, заняли важные посты в государстве и морят голодом русского человека. И даже в импотенции мужа виноват мировой сионизм… Как выяснилось спустя столько лет, обе мамины подруги были еврейками, мало того, и ее считали еврейкой, и были неприятно удивлены. Иичка не разделяла мамины взгляды, но спорить было бесполезно.
Однажды, будучи проездом в Москве, их посетил мамин двоюродный брат, тульский бизнесмен. Он ужаснулся – мать и дочь опускаются на дно. Дом разваливается, крыша течет, работы нет, только эти вонючие хомяки повсюду, а на запущенном участке бродят соседские куры. Про бабушкину могилу родственнику не стали рассказывать, соврали, что сожгли бабушку в крематории. Брат предложил Иичкиной маме поехать с ним в Тулу, у его компаньона недавно родился сын, требуется няня с проживанием в доме. Оплата хорошая, за год можно было скопить крупную сумму. Мама поехала, но через две недели возвратилась. Компаньон оказался евреем, его жена тоже. Она музыкант, а не жидовская прислужница!
В 1998-ом, во время дефолта, мать перенервничала, ослепла и вскоре умерла. На этот раз с похоронами помог тульский дядя, племянницу он жалел. Осталась Иичка снова одна с хомяками, а ей и не привыкать. Но в последнее время ее стало одолевать беспокойство, бояться жизни она стала, вот что. Каждый нормально прожитый день становился большой удачей, зато день грядущий таил в себе неведомые опасности, а ночью ей часто снились покойные родичи, с укором смотрели они на нее, мол, сделай же что-нибудь, так жить нельзя… А что нельзя? Что надо сделать?! Все ее родственники были худенькими, сухощавыми, она одна так раздалась. Может быть, это их раздражало? Или намекают, что нужно перезахоронить бабушку? Вряд ли, говорят, нехорошо тревожить прах умерших. Товарки по рынку стали замечать, что их Иичка какая-то издерганная, тревожная. Да и сама она не понимала причин своего волнения…
Она достала старые фотографии, и ей показалось, что она узнает эти лица… лица из ее снов. Что-то они хотят от нее, что-то молча, но настойчиво требуют. А если прошлое ее семьи окутывает страшная тайна? Родовое проклятие? Но у ее двоюродного дяди по бабушкиной линии все в порядке, значит… тайна кроется в дедушке. А он был единственным ребенком в семье, никаких родственников не осталось. Иичка методично перерывала старье, прощупывала подкладки вещей, проверяла слипшиеся страницы дедушкиныx книг, прочитала все желтые письма, перетрясла истрепанные фотоальбомы, проверила полки шкафов и ящики комодов, обшарила подвал … Что она искала? Что-нибудь. Вспомнив про церковь, сходила и туда. Священник объяснил, что ей надо креститься, и покрестилась. Но сны не отступали, наоборот, теперь родственники стали гораздо активнее, они ей что-то сердито кричали издалека, но слов было не разобрать. Иx ворчливые голоса и днем, казалось, наполняли пространство сумрачного дома, и только на рынке Иичка ощущала себя в относительной безопасности.
