пять рассказов
ИДИ И ПИШИ
Был май. Все вокруг цвело и благоухало. Хотелось чего-то необыкновенного, и я побежал, и за моей спиной дико завихрялся ветер, и огромное чистое солнце восходило в степи, и я побежал туда.
А потом отец смазал тачку, и мы потащились на станцию за цементом и наскребли его в цементовозах почти два мешка.
На обратном пути отец зашел в забегаловку, откуда вышел оживленный, веселый, разговорчивый, а потом он стал спотыкаться и падать, и я уложил его на мешки с цементом и потащил окольными путями, чтобы никто не видел.
Тащил изо всех сил, стараясь не опоздать на игру с правобережными, и успел, и на последней минуте в красивом падении, головой, забил гол в свои ворота, и все разошлись, а я остался лицом в землю, и мне захотелось стать землей.
И вдруг кто-то подошел ко мне, и склонился надо мной, и стал утешать меня, и стал отирать мое лицо душистым платочком, и это была Катя Успенская, и я заплакал.
И мы договорились вечером сходить в кино, и все вокруг цвело и благоухало, и я был счастлив.
И наступил вечер, и я пошел к месту встречи, но не дошел, так как внезапно был схвачен и милицейским мотоциклом доставлен в отделение, и капитан предложил мне написать, как все было.
– А что было? – спросил я.
– Что было, то и пиши, – ответил он и вышел.
Я написал. Он посмотрел и сказал:
– Значит, тебя там не было?
– Не было, – ответил я.
– И ты никого из них не знаешь?
– Не знаю.
– И ничего не видел?
– Не видел.
– Ладно, иди и больше с ними не связывайся.
– Хорошо, – ответил я, не уточняя, с кем не связываться и в чем вообще дело.
– Подальше от них. Ты лучше ПИШИ.
– Хорошо.
– Иди.
– Спасибо.
– Иди и ПИШИ.
– Хорошо, спасибо.
Ноябрь, День милиции, праздничный концерт.
Вспомнилось давно прошедшее, я выключил телевизор, выпил за здоровье капитана и сел писать.
ЗНАТЬ МЕРУ
Вчера было минус десять, а сегодня – ноль.
Позавчера познакомились с двумя девушками-студентками.
Случилось это в недавно открытом и модном коктейль-холле “Лунный камень”.
А на сегодня договорились встретиться и куда-нибудь пойти.
Их имена Вера и Надя.
Они – студентки нашего металлургического института, я – газоспасатель металлургического завода “Азовсталь”, а мой друг Витя – связист.
Пили коктейль “Международный”, говорили мало, слушали музыку, но не танцевали.
Новый год с Витей встретили совершенно бездарно, то есть без девушек, вдвоем.
Не подготовились, положились на случай и промахнулись.
Мать уехала в деревню к бабушке, а я – с ночной смены.
Трижды за ночь вызывали в доменный цех, трижды с ремонтниками поднимался на колошниковую площадку доменной печи, остальное время дремал в раздевалке на мешковине.
Подсыпал в печь угля, поел, лег.
Девушки они, конечно, образованные, но без зазнайства, что хорошо.
Только один раз они вдруг перешли на английский, а так – нормально… и все же…
Нет, нужно все-таки куда-то поступать учиться.
Витя намерен готовиться поступать в институт по связи, а я – в газовый техникум.
Не знаю.
Может, уеду на Север, вернусь оттуда на машине, куплю красивый дом рядом с морем…
Хоть и удалось сегодня вздремнуть на мешковине, а все ж в сон клонит.
Нужно хоть немного интеллектуально подготовиться к сегодняшней встрече со студентками.
Например: Абу-Даби – столица Объединенных Арабских Эмиратов, агат – разновидность халцедона, фотон – частица света, не имеет массы покоя и электрического заряда, мезон – частица неустойчивая, и еще множество всяких частиц – пи-плюс-мезоны, пи-минус-мезоны, пи-ноль-мезоны, гипероны, нуклоны…
В тот день я никуда не пошел, так как проспал.
И больше мы не встречались.
Вера вышла замуж за итальянского моряка, Надя – за греческого, то есть все пошло тем самым ходом, который от нас не зависит. Или почти не зависит.
Вчера было минус десять, сегодня – ноль.
Новый год и Рождество уже позади, но впереди – еще праздники, и не каждый русский человек доползает до середины их…
Нужно остановиться, никуда не ходить, ни с кем не встречаться. Но только подумал об этом, позвонил Павел Владимирович, и вот мы уже в закусочной говорим о фотонах, мезонах, гиперонах…
Главное – знать меру, не засиживаться там, а лучше бы вообще туда не заходить.
Да и вообще – никуда.
Но разве возможно?
“Возможно”, – услышал я чей-то голос и замолчал.
СНЕГ ПРИКРОЕТ
Октябрь на исходе. Листьев на земле уже больше, чем на деревьях. Некоторые деревья совсем голые. Снега еще не было. Раньше снег выпадал раньше.
Сегодня – субботник. Опавшие листья, упавшее дерево, мусор – сегодня уберем.
Еще темно. Выходить еще рано.
Позывные “Маяка”, гимн, последние новости: мировой финансовый кризис. Запад в лице Би-би-си наконец-то дает правдивую информацию об агрессии Грузии против Южной Осетии, Крамник проигрывает Ананду в борьбе за шахматную корону, умер Муслим Магомаев…
Магомаев – король эстрады, его “Королева красоты”…
“„Королеву красоты”! „Королеву красоты”!” – скандировали, просили, умоляли когда-то на танцах в парке Петровского.
После танцев иногда шли пешком через поселок Аэродром, купались в Кальчике, разжигали костер, танцевали голышом вокруг костра, отрываясь перед уходом в армию…
Утренний гул прогреваемых за Пекинкой самолетов.
Когда-то они куда-то летали, сейчас не летают, но прогреваются. Может, еще полетят.
Впервые летел самолетом в седьмом классе. Был в гостях у тетушки в Донецке, и она взяла мне билет на самолет, пассажиров было только трое, и все сорок пять минут полета мужчина и женщина безотрывно целовались, а я старательно смотрел в иллюминатор…
“„Королеву красоты”! „Королеву красоты”!” – просили, умоляли…
Искали “королев” черт знает где, думали только об этом…
“Не все!” – услышал я чей-то строгий голос и замолчал.
Сегодня – субботник, сегодня выйдем, уберем свой двор.
Двор у нас хороший, а сегодня он станет еще лучше.
На столе – бутылка “Саперави Тамани”. Принес ее вчера Владимир Александрович, с которым мы когда-то пытались делать кино.
Пришел неожиданно, вручил жене букет цветов, мне – бутылку вина и тут же ушел.
“Еще встретимся, поговорим, а сейчас – дела”, – сказал он и убежал.
Периодически с ним это случается.
Внезапно появится, вручит подарки, исчезнет.
“„Саперави Тамани”. Коллекция вин полуострова Тамань. Приготовлено по классической технологии совместно с виноделами Франции”.
Посмотрим.
После работы не грех и выпить.
Приведем свой двор в порядок – и можно выпить.
Хорошо после хорошей работы выпить стаканчик хорошего вина. Хорошо…
“Замолчи!” – услышал я чей-то строгий голос и замолчал.
На субботник никто не вышел.
Впервые за тридцать лет никто не вышел.
Нет, Федя вышел, инвалид Федя из третьего подъезда вышел, погреб немного граблями, споткнулся, упал, ушел.
Лежит мусор и упавшее дерево.
Вечером мэр по телевизору поблагодарил горожан за хорошую уборку города.
Все вышли, а мы не вышли? Ладно, что ж теперь… И все же…
“Снег прикроет, успокойся”, – услышал я чей-то голос, строгости в нем не было, и я успокоился и лег спать.
ПОРА КОНЧАТЬ
То плюс, то минус. Вчера дул и морщил лужи сырой промозглый ветер, а сегодня – снег, лед, иней.
Февраль. Уже февраль. А там – и март, и зиме конец, а ведь еще вчера, кажется, размышляли, ставить елку или не ставить, торт покупать или испечь, и какие салаты лучше, и что из спиртного, и не застрянут ли в московских пробках дети по дороге домой…
Диван нужно смотреть.
Разболтался он что-то.
Новый диван – и уже разболтался.
Вчера прилетали синицы, а снегири прилетать перестали.
Пиранделло, Унамуно.
Только что ушел Павел Владимирович. Пили кофе, говорили о Пиранделло и Унамуно.
Пиранделло – итальянский писатель, Унамуно – испанский.
На днях принесли телеграмму, текст телеграммы: “Пора кончать”. Принес телеграмму пожилой почтальон, в котором я узнал самого себя, то есть сам себе принес телеграмму.
Дело было во сне, на рассвете, я не стал размышлять над тем, что все это значит, хотя, если честно, текст телеграммы несколько настораживает, но не будем об этом.
Диван нужно смотреть.
Разболтался он что-то.
Новый диван – и уже разболтался.
Вера Петровна с четвертого этажа просит открыть бутылку вина “Монастырская изба”, старшая ее сестра в гости к ней из Тумы едет, не из Тулы, а из Тумы, это где-то там, в глубинах Мещёры, это где-то там, куда и откуда утром и вечером мимо моей дачи по узкоколейке проходят куцые поезда, и тащит их тепловоз, и все это многократно описывалось беллетристами, так многократно, что уже тошно и читать и говорить об этом.
