Владислав Стрелков - Адам - значит человек! За шаг до Победы

Адам — значит человек! За шаг до Победы.

Рассказ

Столетний юбилей это грандиозный праздник для большой семьи. Поздравления, подарки, стихи от внуков, правнуков и пра-правнуков, соседей. Праздник радостно-долгий, но для юбиляра большая нагрузка. Уставшего Бейсенгали, проводили в сад. В самом центре сада, у самой старой яблони, стояла удобная скамья.

У Абулхаирова была большая и дружная семья — семь сыновей, двадцать внуков, тридцать один правнук, четыре пра-правнука. Уже давно нет на этом свете его Шолпан, и двух старших сыновей. Остались старые яблони, что были посажены Бейсенгали в год их рождения. И эта лавка, на которой он и его Шолпан любили сидеть вместе.

Старик тяжело вздохнул, смотря на яблоню напротив, затем глянул на безоблачное небо. Высоко парил беркут. Что ему надо в городской черте? Впрочем, вольной и гордой птице везде дорога. Следить за степным хищником мешали ветки яблонь, с налитыми, почти созревшими плодами, и солнце порой слепило глаза. Бейсенгали при этом щурился, отчего его морщины становились еще глубже.

— Ата! Ата! — галдя наперебой, подбежала стайка детишек.

Правнуки и пра-правнуки облепили старика со всех сторон.

— Ата, там какие-то дяди и тети тебя спрашивают.

— Три машины приехало!

— Там дядя с камерой!

Подошел внук Касен.

— Ата, — склонился он, — к тебе с телевидения приехали.

— Ко мне? — удивился старик. — Зачем?

— Говорят — какой-то человек тебя ищет.

— Ищет? — удивился Бейсенгали. — Кто?

— Не знаю, ата. Пошли, я помогу…

— Да-да, — кивнул старик, — пойдем, впрочем…

Старик поднялся, чуть подумал и произнес:

— Вот что, Касен, принеси мне мой пиджак, тот, что с наградами.

— Но ата, тебе и так тяжело ходить.

— Неси, — твердо сказал Бейсенгали, — я думаю его надо одеть.

— Хорошо, ата.

Внук помог присесть и ушел в дом. А старик задумался — кто же его ищет? В памяти возникают имена, лица…

"Кто же? Слишком долго я живу. Много друзей уже ушло. Антон Самойлов, последний его однополчанин умер два года назад. Больше некому меня искать. Может кто-то, кого он с войны не видел, и адрес был не известен? Но мало осталось ветеранов. Вдруг это чьи-то родственники хотят найти и услышать рассказы о близком человеке от его однополчан?"

Вскоре вернулся Касен, вместе со своей супругой Айгуль. Принесенный пиджак переливался золотистыми отблесками. Ордена и медали полностью закрыли борта, делая его похожим на доспехи древнего батыра.

С помощью внуков старик снял халат и одел пиджак. На плечи легла приличная тяжесть. Старику и так было тяжело передвигаться, а тут просто встать не в силу. Внуки помогли Бейсенгали подняться, после чего он, опираясь на трость, направился к дому.

Праздничные столы расторопные хозяйки успели прибрать, приготовившись к неожиданным гостям. На кухне и возле летних печей суетились внучки, готовя угощение. Остальные в любопытном ожидании собрались у столов.

У ворот стояли три микроавтобуса. Два однотипных минивена с логотипами явно принадлежали телестудии. Третий стоял чуть дальше, и в отличие от первых двух минивенов двери у него были закрыты. У калитки стояли двое мужчин с видеокамерами, и две девушками. Одну Бейсенгали узнал, и имя вспомнил — Наташа. На день Победы она брала у него интервью. Потом вместе со всей семьей смотрел передачу "Наши ветераны". Вторая девушка была незнакома.

Наталья, увидев старика, коснулась руки одного из операторов и что-то тихо сказала. Тот тут же направил объектив на старика, а девушка направилась к нему.

— Здравствуйте, уважаемый Бейсенгали Темиртасович! — поздоровалась девушка. — Я поздравляю вас со столетним юбилеем от имени всех сотрудников нашего телеканала.

— Спасибо, Наташа. Спасибо.

— Вы меня помните?

— Конечно, помню, — улыбнулся старик. — Разве можно забыть такую красавицу?

— Ой, ну что вы… — смутилась девушка. — Но мы сегодня не только с поздравлением. Через нашу передачу вас разыскал один, как он сказал — ваш давний знакомый. Он увидел репортаж посвященный дню Победы, где мы рассказывали о вас. После передачи он связался с нашей студией и узнал ваш адрес. А мы бы очень хотели снять вашу встречу. Он не против съемки, а вы?

— Я тоже не против, — сказал Бейсенгали, покосившись на отдельно стоящий минивен. — А кто меня ищет?

— Этот человек хотел сам обо всем сказать. Начнем?

— Да-да, — закивал старик в нетерпении.

Ведущая сделала знак операторам. Один направил объектив камеры на Бейсенгали, второй на минивен. Дверь микроавтобуса открылась, вышел высокий мужчина лет сорока, он откинул пандус и выкатил из салона коляску, на которой сидел пожилой человек. Бейсенгали замер, вглядываясь в его лицо. Нет, этот человек слишком молод — на вид лет шестьдесят, может чуть больше. Наверно сын кого-то из однополчан?

Тем временем коляску вкатили во двор. Пожилой мужчина что-то тихо сказал сопровождающему, затем с его помощью поднялся, взял протянутую трость и сам направился к старику.

— Гости в дом, радость в дом! — сказал Бейсенгали, делая шаг навстречу.

— Сдра-ствуй-тэ Бе-сен-га-ли Те-мир-тасо-вищ! — неожиданно по слогам и с трудом сказал гость, вглядываясь в морщинистое лицо Абулхаирова. И тут же развел руки:

— Es tut mir leid, aber das ist alles, was ich konnte, auf Russisch zu lernen.*

Бейсенгали удивленно посмотрел на гостя. Тот сделал знак, и незнакомая девушка подошла ближе. Гость тихо переговорил с ней, затем сказал:

— Sie wissen es nicht?

Девушка тут же перевела:

— Вы меня не узнали?

Бейсенгали отрицательно покачал головой. Он уже отчаялся что-то вспомнить. Кто же это такой? Гость шагнул еще ближе, почти вплотную и прошептал:

— Абу… битте, Абу…

— Вилли?

— Йа, — кивнул гость, — Вилли… ихь Вилли Штейнберг.

Вокруг удивленно зашептались.

— Вилли, — голос старика дрогнул, — мой маленький Вилли… — Бейсенгали шагнул вплотную и обнял гостя.

— Йа, эст ист миа, — прошептал Штейнберг, — ирре кляйне аба альте Вилли.

— И я стал стар, — тихо сказал Бейсенгали. — Очень стар, мой маленький Вилли…

У обоих бежали слезы. Они стояли, что-то бормоча, и к общему изумлению понимали друг друга. Все вокруг стояли в изумлении, лишь операторы плавно перемещались, снимая эту удивительную встречу. Глаза всех женщин увлажнились.

— Oh, das bin ich, — спохватился гость, — Abu, dies ist mein jüngster sohn Otto und mein enkel Johann.*

— А это моя семья… — и Бейсенгали представил всех поименно. — Проходите, уважаемые, проходите.

Он посадил гостя на почетное место. Сам сел рядом, с трепетом смотря на неожиданного гостя. Абулхаировы тоже сели за столы, но стараясь подвинуться поближе, чтобы слышать все.

Перед гостем поставили угощение. Штейнберг попробовал из вежливости предложенное.

— Delicious! — воскликнул Штейнберг. — Mein Gott, wie köstlich! (Вкусно! Мой Бог, как вкусно! немецкий)

Потом он внимательно посмотрел вокруг и начал говорить, а девушка переводила:

— Я вижу, вы гадаете — кто же я на самом деле и где мы могли познакомиться? Разве уважаемый Бейсенгали не рассказывал вам о войне?

Абулхаировы переглянулись, но за всех ответил младший сын Рустам:

— Рассказывал, но…

— Я расскажу… — Штейнберг взял стакан с водой отпил немного. — Это в первых числах мая 1945 года. Мне тогда было неполных четыре года, но я все хорошо помню. Такое забыть очень трудно. Даже для ребенка. Даже для очень маленького ребенка. Да и не стоит забывать. Нельзя… да… — голос гостя дрогнул, он еще отпил воды и продолжил рассказ:

— Наш дом был на улице Зекзише-штрассе. Это почти в самом центре Берлина. Я жил с мамой. Мой отец пропал на восточном фронте еще в сорок третьем году. Как оказалось, он попал в плен под Сталинградом, и чудом остался в живых. Но это мы узнали потом, когда отец вернулся в фатерлянд. Когда ваши войска подошли к Берлину, мама хотела уехать к родственникам, в Потсдам. Но мы не успели. Кто-то сказал, что путь отрезали советские войска, и нам пришлось остаться. Мы прятались от обстрелов и бомбежек в убежищах. Когда начался штурм, мы практически не выходили на улицу. Мы очень боялись. Много чего очень страшного говорили о русских. Как оказалось, это была неправда, но тогда мы верили всему. Мы сидели в подвале, вздрагивая от грохота и выстрелов. Не хватало еды и воды. Мама ходила за кипятком в соседний подвал. Иногда приносила хлеба. Иногда наши солдаты делились своим пайком. Но все равно мне всегда хотелось есть. Я хорошо помню то чувство голода.

И гость невольно покосился на стол, уставленный угощением.

— Однажды мама ушла и долго не приходила. Начался сильный обстрел. В наш дом попал снаряд или бомба, не знаю что, но от взрыва посыпался кирпич, и перекосило перекрытия, потом начался пожар. Один солдат сказал, чтобы все уходили, потому что может завалить, а спасать будет некому. Когда люди стали выбираться из завала, началась сильная стрельба и взрывы. Я очень испугался и побежал. Я не видел куда бежал. Страх гнал меня. Сильный страх. Я очень боялся и молил господа спасти меня. Забежал в какой-то дом, и сразу взрыв… Я хорошо помню, как испугался, когда увидел, что вход завалило. Я оказался замурованным в маленькой комнате. Я кричал от страха, звал маму, но никто меня в этом аду не слышал. Не знаю, сколько я там сидел. Помню взрыв и вдруг я оказался на улице. Я оцепенел. От взрыва… от страха… это потом понял, что оказался самой гуще боя. Стрельба, взрывы, больно бьют камни… я даже слышал, как рядом пули пролетают.