Две вещи на свете наполняют
мою душу священным трепетом –
звёздное небо над головой и
нравственный закон внутри нас
(И.Кант)
Была последняя пятница месяца, и они, как и в каждую последнюю пятницу были вместе – вот уже лет двадцать. Даже в отпуск они ездили так, чтобы вернуться к Алексу на дачу к этому дню. Дача за двадцать лет сильно изменилась: появился бассейн, газоны вместо грядок, сам дом был полностью перестроен, вернее, старый кирпичный был снесен, и на его месте был поставлен сборный финский двухэтажный дом со всеми удобствами. Центром первого этажа был камин, перед ним были расставлены кресла, кушетки, везде были пледы, шкуры, подушки – подушек было так много, что невольно вспоминался султан Сулейман. Но женщин не было.
Дверь вела на террасу перед бассейном, где они сейчас и сидели, слушая скрипку сверчка. Пузатая бутылка "Courvoisier" на столе была наполовину пуста, пепельница полна окурков, карты сложены, преферанс окончен – выиграл Алекс. В остальные дни Сергей и Олег, как и все, звали его Сашей, но в эти пятницы он был Алекс – так называла его когда-то то ли Амели с пляс Пигаль, то ли Одри с Монмартра, - имена менялись, но рассказ его всегда был немного грустным, как рюмка абсента в парижском кафе октябрьским туманным вечером.
Играли не на деньги. Традиция зародилась в самом начале: проигравший привозил коньяк в следующий раз, а выигравший рассказывал историю из своей жизни. Или не совсем из жизни, но – свою. По умолчанию все истории считались правдой, сомнению не подвергались, даже если какая-то часть старой вплеталась в новую. Они не были Тартаренами из Тараскона, они все работали с деньгами: Сергей – в банке, Олег – в консалтинговой компании, а Алекс – на государевой службе; они были серьезными людьми – в рабочее время.
Ужин обычно не готовили – никаких шашлыков - привозили с собой разные деликатесы и накрывали стол по-студенчески, как раньше – в Нархозе. Ну, не совсем как раньше – докторской колбасы и газеты не было. Зато обязательными были бородинский хлеб с тмином, маринованные нежинские огурчики и немного свежего сала. Кетчуп бывал разный, но всегда – очень острый, Red Hot Chili Peppers. Серьезным людям очень полезен кусок сала под «Californication» по пятницам. Горчица могла быть русской или немецкой. Пили всегда по три рюмки холодной смирновской водки, закуску брали руками – разве можно соленый огурец есть с вилки; сало уже лежало порезанным на маленьких кусочках хлеба. После третьей всегда курили, а потом добрасывали в себя, что там было еще, чтобы уже не думать о еде, минут двадцать отдыхали – обменивались новостями – и шли расписывать пулю.
***
- Давай, Алекс, твой выход, что ты там приготовил на вторую часть Марлезонского балета, по глазам вижу – что-то есть, - сказал Сергей.
Алекс молча достал из кармана связку ключей, отсоединил брелок и бросил на стол. Сергей взял его за кольцо, поднял и повертел: кольцо цепочки было продето в голову льва из золоченого металла, а дальше шел круто загнутый зеленовато-желтый коготь величиной с полпальца. Сергей потрогал кончик когтя и передал брелок Олегу.
- Так он настоящий! Ты что – на львов охотился: снега Килиманджаро, недолгое счастье Алекса Макомбера и все такое?
- Разве можно стрелять в таких зверей? Просто подумал как-то, что еще не видел Большую Кошку не через решетку и не слышал…
- Так вот сидел-сидел на диване и подумал про Большую Кошку? – ехидно спросил Олег.
- Да, сидел на диване, смотрел MTV…
- Ты хочешь сказать - National Geographic.
- Нет, я смотрел клип Katy Perry «Roar», такая она там вся загорелая и сочная… и, когда она говорила «roar», у меня прямо…, ну я и подумал…
***
«Выпить еще кофе или попытаться заснуть после взлета», - думал Алекс, расхаживая по второму этажу терминала D бориспольского аэропорта. Но ведь не дадут: сначала начнут показывать жестами, что если мы упадем в море – кислородные маски с наклеенным смайликом выпадут сверху, а если вы потянете за шнурок на спасательном жилете – смс с соболезнованиями родственникам будет отправлено автоматически согласно тарифам Вашего оператора с учетом роуминга. Потом те же симпатичные девушки в семь часов утра будут настойчиво предлагать запихать в себя курицу с рисом и булку с маслом, кекс будет крошиться на колени мимо подноса, а кофе напомнит о второй мировой войне. В результате ты прилетишь в Амстердам совершенно невыспавшимся, как в прошлый раз, и времени поспать на газоне в парке у тебя не будет, и нужно будет ждать до пол-одиннадцатого следующий «боинг», в котором за восемь часов тебе может быть удастся заснуть. Такой ход мыслей привел его к бару, где он заказал двойной эспрессо, забрал его и двинулся в комнату для курения. Кофе был хорош даже в бумажном стаканчике, дым черного «данхилла» не хотел выходить из легких – впереди три часа полета. За окном простиралось летное поле с разнокалиберными самолетами под хмурым небом, репродуктор женским голосом объявил, что пассажиры рейса KL 1382 компании KLM приглашаются на посадку, и Алекс, последний раз затянувшись и допив кофе, направился к выходу… И куда тебя черт несет?
На борту некрасивые, но милые KLMовские девушки требовали fasten your seat belts и делали другие вещи, определенные протоколом начала знакомства в самолете. Вермееровские жемчужные сережки в ушах ближайшей отвлекали Алекса от рутины демонстрации масок, жилетов и переключили тумблер памяти на «The Girl With Pearl's Hair», что привело его в балладное настроение. Самолет взлетел, можно было включить музыку; «Stairway to Heaven» сменила «Black Magic Woman» Сантаны, хорошая у них тут акустика, слева кто-то тронул его за руку, он повернулся: соседом его оказался карибский немолодой вуду в дредах – он держал в руках самокрутку и жестом просил прикурить. Алекс достал зажигалку и протянул соседу, тот прикурил, смачно затянулся и, не выдыхая дым, передал назад зажигалку вместе с самокруткой. Алекс тоже затянулся, но долго держать в себе дым не смог:
- Хорошая!
- Ямайская!
- Как у вас там дела?
- Круто!
- А телки как?
- «No woman no cry».
- Это точно!
Сантана сошел со сцены, его сменил Кен Хенсли и запел «Lady in Black». На груди у него ритмично подрагивал круглый медальон с профилем льва и надписью «Golden Lion. Germany. 1977». Сверху над сценой виднелся плакат Rock 'n roll Canal Cruise, а где же канал, Алекс посмотрел в окно: узкие амстердамские дома, тесно прижавшись друг к дружке, проплывали мимо, вода слегка пенилась вдоль борта, на набережной стояли женщины, одетые слишком легко для прохладного вечера; они приветственно махали ему подсолнухами, слегка кровавыми от света красных фонарей. Он заметил плотную смуглую брюнетку без подсолнуха, она манила его к себе рукой: «Выходи, Алекс, ты уже приплыл, тебе нужно именно сюда, у меня есть все, что тебе нужно. Выходи, температура за бортом – плюс шестнадцать».
Он открыл глаза и посмотрел налево – лысый сосед его с рыжими викинговыми усами отстегивал ремень безопасности. Вот тебе и кофе: говорили же – не кофе они там пьют в своих кофейнях!
Аэропорт Схипхол, два часа свободного времени: можно попить кофе, не буду, поесть, тоже не хочу, пошататься по «Schiphol Plaza», прикинуться арабским шейхом в «Gassan Diamonds», не поверят; даже «Casino» есть, даже отделение Rijksmuseum – обещают оригиналы Рембранта, аквамассаж в «Back to Life», да, back to… , до центра километров пятнадцать. Он вышел из аэропорта, сел в такси и поехал к вокзалу.
На привокзальной площади он стал лицом к городу, пытаясь вспомнить направление, и двинулся вперед и влево. Минут десять он брел по улицам, не узнавая их, пока не вышел к каналу. Метров через триста он увидел кофейню и зашел: никого не было, только парень с сережкой в правом ухе за стойкой. Биллиард, три столика – да, то самое место, откуда начался его Великий Амстердамский Трип пять лет назад. Он присел, заказал кофе, отхлебнул глоток и закурил. Парень спросил, не нужно ли ему еще что-нибудь.
- Да.
- Десять евро.
- Ок.
Парень спросил, нужна ли ему бумага.
- Нет, упакуйте.
Привычными движениями бармен насыпал в полиэтиленовый пакетик снадобье, взвесил, вставил его в аппарат, который запаял край, и положил на прилавок. Алекс бросил его на дно сумки, расплатился и вышел к каналу.
***
Тогда он ехал в Амстердам из Берлина на поезде, рано утром в Брюсселе была пересадка; ночь была беспокойной, деньги за спальный вагон потрачены зря, спать хотелось ужасно. По проходу бельгийского вагона туда-сюда сновали люди и что-то тихо бубнили, рано еще, что они там жужжат, шуршат, шелестят, еще темно.
