Феликс Кандель - Не прошло и жизни

– Ладно‚ – сказал я. – Уговорили. Так уж тому и быть. Только потом не обижаться‚ не жаловаться‚ не писать доносы‚ не приводить в исполнение приговоры и не реабилитировать посмертно. Идет?

– Идет‚ – ответили с неохотой.

– В таком случае я расскажу вам про Ноя. Про старого дедушку Ноя‚ о котором грех не рассказать.

И все приготовились слушать.

– Каленым железом‚ – пискнули с отдаления. – Поганой метлой! Ничего этого не было.

– Чего этого?

– Всего ничего!

На него цыкнули‚ рявкнули‚ фыркнули‚ и всё опять затихло.

– Вот вам банальный библейский сюжет‚ – начал я. – Наивный в простоте своей. Великий в своей наивности.

В совсем уж непамятные‚ ныне позабытые времена жил-был Ной‚ праведник Ной: по-нашему‚ по-теперешнему, просто хороший человек.

Он был один такой. Один такой хороший на всё человечество. Народа тогда было немного‚ не то‚ что теперь‚ и народ тот измельчал‚ исподличался‚ испоганился: пробу ставить негде да и некому. Народ тот малым своим количеством понаделал мерзостей – лопатами не разгребешь.

Теперь-то‚ конечно‚ хорошо‚ теперь у нас экскаваторы‚ скреперы‚ бульдозеры: отгребай – не хочу. Теперь-то‚ конечно‚ и народа излишек‚ ногой ступить негде‚ но хороших людей всё равно мало. Мерзость плодим. Мерзость гребем бульдозерами.

"И раскаялся Господь‚ что создал человека на земле‚ и сожалел в сердце Своем...

И сказал Господь: сотру человека‚ которого Я сотворил‚ с лица земли...

Ной же понравился очам Господа...

Перед Богом ходил Ной..."

– Итак‚ – продолжал я‚ – в совсем уж допотопные времена жил-был Ной‚ праведник Ной‚ хороший человек Ной‚ и привиделся ему как-то Господь‚ и повелел Господь строить огромный ковчег из смолистого дерева гофер. Ибо зальет землю водами‚ и захлебнутся злые развратники‚ утонут грязные сластолюбцы‚ вздутыми трупами поплывут по волнам чванливые злодеи – да будет так!

Поверил Ной Господу на слово‚ даже гарантий не попросил‚ и тут же, с утречка, пошел без прекословия деревья сажать‚ и воду таскать‚ и поливать‚ чтобы росли‚ рубить‚ распиливать на доски‚ сколачивать ковчег-великан‚ как сказано-приказано: триста локтей в длину‚ пятьдесят локтей в ширину‚ тридцать локтей вышина его. И старался он долго‚ невозможно долго: сотню‚ не меньше‚ лет да еще двадцать. И не пришло Ною в голову‚ ни разу за эти годы‚ а почему бы Ему‚ Господу – если уж он‚ Ной‚ такой хороший – не сотворить чуда‚ почему бы Ему‚ Господу‚ не создать единым дуновением готовый уже ковчег‚ а вместо того вкалывать Ною‚ горбатиться Ною‚ жилы тянуть да пуп надрывать кучу бесконечных лет‚ при всеобщем пьянстве-гулянстве: не пришло это Ною в голову. И не переспрашивал он Господа ни разу за эти годы‚ может‚ отменилось навсегда решение или переносится на другие поколения‚ нет‚ не переспрашивал Ной‚ а строил себе помаленьку да строил.

Мы бы‚ конечно‚ подумали о том в первую голову‚ мы бы наверняка попросили Господа‚ мы бы Его упрашивали на чудо не сотню, многожды по сотне лет‚ и благополучно бы утонули вместе со всеми. Ибо не давал Господь готовенького ковчега‚ не дает теперь и не даст никогда: хочешь – делай‚ не хочешь – захлебывайся в собственной мерзости.

Это и есть свобода выбора.

Великий Богов дар.

– Итак‚ – рассказывал я‚ – в совсем уж позабытые ныне времена жил-был Ной‚ праведник Ной‚ и строил он по Божьему призыву ковчег-великан‚ в одиночку отдувался за будущие поколения. Строил‚ наверно‚ возле собственного дома‚ на полянке или в огороде‚ с восхода и до заката‚ прихватывая порой ночные часы‚ на глазах у потрясенных соседей.

Другие откупоривают – он деревья валит.

Другие разливают – он бревна таскает.

Другие закусывают – он доски стругает.

И так который уж год.

– Ной‚ а Ной?

– Аюшки?

– Ты‚ Ной‚ чего делаешь? И зачем?

– А вместилище‚ – отвечает. – Всякой твари по паре.

– Конюшню‚ что ли? Хлев? Птичник со свинарником?

– Нетушки‚ – говорит Ной. – Ковчег строю. От потопа.

– Эва‚ – смеются. – Какой в наших краях потоп? Дождей по году нету.

– Нету‚ так будет.

А они хохочут. Они обжираются. Грабят и насильничают. Сплетничают и клевещут. Размножаются беззаботно. Продаются поштучно и покупаются на вес. Копейка в базарный день.

Казалось‚ их‚ дармоедов‚ надо заставить. Их‚ насильников‚ обязать и принудить. Их‚ сластолюбцев‚ к пиле приставить‚ к топору и молотку. Пусть построят праведнику Ною бесплатный ковчег да и тонут потом за ненадобностью.

Но у Бога свой расчет.

Бог дает нам на выбор: хочешь – строй‚ не хочешь – тони.

А Ной уже борта кладет‚ Ной перегородки ставит‚ смолой обмазывает изнутри и снаружи да корма завозит‚ и вот уже сотня лет на исходе да еще двадцать‚ гвоздь последний вколочен в крайнюю половицу‚ и малая тучка не по сезону замаячила легонько на горизонте.

– Ной‚ а Ной? Ты чего нынче делаешь?

– А ничего‚ – говорит. – Только что пошабашил. Теперь ждать буду.

– Чего ждать? – кричат. – Нечего ждать! Это дело спрыснуть надо. С окончаньицем.

– Спрыснуть – это всегда можно. Спрыснуть – это мы пожалуйста‚ с превеликим удовольствием. Только тучки вон наползают‚ они первее вашего спрыснут.

А они икают‚ мерзавцы. Они ржут жеребцами. Баб тискают. Молодок лапают. Походя воруют и походя продают друг друга. Распивочно и на вынос. И вино пьют ковшами-бадейками‚ взахлеб‚ лошадиными порциями‚ за окончание Ноева строительства. Им бы‚ подлецам‚ только повод! А напившись‚ валятся пьяными на спины‚ лицом к небу.

А небо‚ между прочим‚ совсем загустело. Тучи на небе – беременными коровами – волочат пуза по-над самой землей. И погромыхивает жутковато. Поблескивает страшновато. Редкие‚ тяжелые капли пощечинами шлепают по щекам. И землю пучит местами: неясно еще зачем.

– Ной‚ а Ной? Это чего на нас ползет‚ божий одуванчик?

– Это потоп‚ – объясняет. – Такая она штука‚ когда всем горе‚ одним рыбам радость.

– А тебе?

– Мне чего... Я не рыба. Я по вас плакать стану.

И рукой машет‚ знак подает.

И по Ноеву знаку пошли из лесов всякие звери‚ твари по паре‚ и по трапу‚ на борт‚ по клетям. Из полей пошли и из пустыни‚ из прерий и лесотундры‚ с гор‚ равнин‚ впадин-плоскогорий. Долго шли‚ не один день‚ без суеты-спешки‚ ползком-прыжком-шагом-скоком-летом‚ и народ вокруг затих‚ дрогнул‚ в первый раз засомневался‚ с опаской покосился на небо.

А небо вздулось‚ будто тесто в перевернутой корчаге‚ провисло до самых голов‚ и в нем‚ в небе‚ чего-то там булькало‚ набухало‚ исходило мощными‚ ленивыми пузырями. И землю пучило под ногами ощутимо. И Ной с женой и с сыновьями‚ с женами сыновей взошел на ковчег и дверь затворил.

– Ной‚ а Ной? Погоди! И мы с тобой. И нашей твари по паре.

– Нетушки‚ – отвечает Ной. – На вас места не предусмотрено. И провиянту.

– Да мы деньги уплатим! Мы с краешка постоим! Мы по бортику‚ на одной ножке! Почем у тебя билеты? Третий класс?

– Нету для вас билетов. Все проданы. Сто еще лет назад.

– Ах‚ так! Тогда мы ковчег твой вонючий порушим. Погибать‚ так всем!

– Рушьте. Ежели сумеете.

И трап подтянул кверху.

Тут вышли из лесов дикие звери‚ медведи со львами‚ слоны с пантерами‚ во много рядов огородили ковчег. Смотреть смотри‚ а тронуть – ни-ни. И понял народ вокруг: дохлое их дело.

– Ной‚ Ноюшка-Ной! Что же ты с нами делаешь? И не стыдно тебе? Из-за тебя одного пропадаем.

– Здрасьте вам! С больной головы на здоровую.

– Ты! – кричат. – Ты!.. Один ты хорошенький‚ по тебе и мерено. Жил бы‚ как все‚ и не стали бы мерзостью в глазах Господа.

– Ну уж это вы извините. Это‚ я вам доложу‚ сплошное неприличие. Надувательство с вашей стороны.

И в каюту ушел.

А потопа‚ между прочим‚ нет. Нет и нет. Тучи на небе простаивают‚ землю пучит без толка, и всё тут. Ной со зверями в ковчеге сидит‚ корма подъедает‚ народ вокруг дожидается – нет потопа.

А они уж осмелели. Хихикают в кулаки‚ пьют потихоньку‚ развратничают между делом.

– Ной‚ а Ной? Чего ж ты‚ дурачок‚ столько годков ишачил? Сотню да еще двадцать!

– Да вы на небо взгляните‚ – он им. – Жуть берет!

– А чего? Небо как небо. И под таким проживем.

День проходит – нет потопа.

Еще день – опять нет.

– Старик‚ старичочек! Ну и насмешил ты нас! Да может‚ Он передумал‚ твой Бог!

– Передумал‚ так скажет.

– Скажет... Делов у Него больше нету? Ты же не мальчик‚ Ной. Тебе‚ вон‚ шестьсот стукнуло. Забыл Бог про тебя.