Александр Житинский
Седьмое измерение (сборник)
Мужик лежал поперек дороги неподвижно. Одной ногой он упирался в дом, а другую откинул вдоль проспекта, как разведенный циркуль. Голова его была за линией железной дороги, а тело располагалось в сквере, примяв зелень.
Это было летом.
Мужик был очень большой, метров четыреста в длину, и небритый. Кроме того, в одних носках.
Движение остановилось. Трамваи выстроились в затылок, а люди пошли пешком. Обойти мужика было непросто.
К счастью, он лежал смирно.
Приехала милиция и начала мужика измерять. Тому стало щекотно от рулетки, которую протягивали вдоль ноги, и он проснулся.
– Где башмаки? – закричал мужик таким голосом, что милиция вся шарахнулась.
Башмаки нашли в Парголове и привезли на грузовике. Мужик успокоился, обулся и ушел.
Я распахнул балконную дверь. Плотный, морозный воздух надвинулся на меня и окутал с головы до ног. Я хотел отступить назад, но заметил человека, пролетающего на уровне балкона, метрах в трех от меня, по воздуху в сторону парка. Лицо человека было сосредоточенным, а глаза слезились, видимо, от ветра. Одет он был не по сезону.
– Полетаем, – позвал он меня.
– Холодно, – сказал я и поежился, чтобы показать ему, что мне и вправду холодно.
– Оденьтесь, – сказал он. – Я подожду.
– Я не умею, – признался я. – Не умею летать.
– А вы пробовали? – спросил человек, делая плавный поворот влево. Он, по всей видимости, наслаждался полетом.
– Нет, не пробовал. Но мне кажется, что я не умею.
Человек покачал головой, и все тело его при этом также покачивалось.
– Мне не хочется вас убеждать, – сказал он. – Маршрут у меня сегодня легкий. Могли бы попробовать. Вы не представляете, как это хорошо!
– Представляю, – сказал я. – Это, наверное, полезно?
– Нет ничего более бесполезного! – заявил человек. Кажется, он рассердился и, чтобы успокоиться, сделал кувырок вперед.
– Ну так что? – спросил он.
Я колебался. Лететь в рубашке было действительно холодно, а в пальто попросту неприлично. Кто же летает в пальто?
– Значит, не хотите? – Человек сложил руки над головой и взмыл метров на десять выше. – Вы, право, чудак!
– Закрой балкон! – раздался из кухни голос жены. – Дует!
Я закрыл балкон и долго наблюдал за человеком, прижавшись лбом к стеклу. Человек летел медленно, с наклоном вперед, и ничто ему не мешало. Ноги были вытянуты в струнку, как у гимнаста, а руками он подруливал.
Должно быть, хороший человек.
Не знаю, нашел ли он попутчика. Стекло запотело, и я его больше не видел.
Внутри церковь была отделана кафелем, как туалет в гостинице «Астория». Ходил молодой поп без бороды, но при галстуке, помахивая кадильницей в виде бутылки коньяка.
Он подошел ко мне и спросил:
– Что будем брать, сын мой?
– Екклезиаст есть? – спросил я в свою очередь.
– Кончился, – равнодушно сказал поп. – Возьмите от Луки. Или деяния.
– Хорошо, пускай будут деяния.
Он ушел, а я стал разглядывать алтарь. В центре иконостаса помещался холодильник, который поминутно открывали страждущие и алчущие. Алчущих было больше. Праздничный чин был заполнен экранами телевизоров, где показывали футбол.
Мимо меня прошел крестный ход из четырех человек и уселся за соседний столик. Они запели псалмы, но другие верующие их не поддержали.
Попик принес мне деяния. Деяния были так себе. Видимо, вчерашние. Сбоку и наискосок от меня занял место капитан второго ранга, который сразу же начал молиться истово и со знанием дела.
– Христос воскрес? – спросил он меня в перерыве.
– Не знаю, – ответил я. – Судя по всему, еще нет.
– А мне говорили, воскрес, – доложил капитан, разделываясь с притчами Соломоновыми.
В это время в храм вошел юноша, похожий на хиппи, с кнутом в руке. Ни с того ни с сего он стал браниться и щелкать кнутом. Потом он перевернул столик у входа, всем своим видом показывая, что очень недоволен. При этом он упоминал какого-то Отца и заявлял, что храм, дескать, принадлежит тому. Его, разумеется, связали и отправили в милицию.
«…Что же это делается, любезные вы мои? Дошли, как говорится, до ручки.
Вчера подходит ко мне один и спрашивает, в чем смысл жизни.
Нет, надо же такое придумать! Раньше вообще запрещалось жить, если этого не знаешь. А ему уже двадцать семь, не меньше. Где он учился? Просто стыдно делается за людей. У меня такое чувство, что приходится метать бисер перед свиньями. Единственное, что меня утешает: этим занимались и другие. Толку, правда, никакого.
Я хочу сказать, что они метали бисер.
Как нужно метать бисер? Изготовив самостоятельно или приобретя бисер, нужно встать на возвышение… Вы можете не слушать, у вас все равно бисера нет и не будет!
Можно и без возвышения.
Так вот. Жрем, спим, развратничаем, прости меня Бог, и все! Все! А между прочим, не за горами конец света. Ха-ха-ха! Очень смешно… Вот вы, в третьем ряду, выйдите вон! Почитайте букварь, потом возвращайтесь.
Честное слово, вся моя любовь к вам исчезла. Любовь к себе тоже не стоит ни гроша. Любите детей и животных, пока они есть. Я кончаю, не дергайте меня за мантию!..
Доктор, у которого я лечился, сказал, что мне повезло. Он ошибся, этот доктор. Мне следовало родиться на другой планете, слышите? Хотя я глубоко уверен, что там не менее мерзко.
Мойте хотя бы руки перед едой! Старайтесь не делать друг другу гадостей! Это трудно, я понимаю, но вы же люди!
Не дергайте меня за мантию!..»
Двери были как двери, но за ними все было не так. Там опять были двери. На расстоянии полуметра, створчатые, такие же, как и первые.
Я распахнул их, но там снова были двери и больше ничего. Никаких предметов или надписей на стене. Не было шкафа, стола и стульев. Я пошел дальше, но все повторилось сначала. Промежутки между дверями были узкие, там ничего не могло поместиться – ни кровати, ни телевизора. Двери открывались легко, и это вводило в заблуждение.
Главное – ни одного человека.
Это был сплошной слоеный пирог из дверей, поставленный к тому же вертикально. Я уже устал их открывать, но чувствовал, что это должно когда-нибудь кончиться.
Наконец я распахнул последние створки.
За ними вообще ничего не было. Ни дверей, ничего…
– Я агент по разоружению, – представился незнакомец и протянул визитную карточку. Там было напечатано: «Чесноков Б. Б. Агент по разоружению».
– Присаживайтесь, – сказал я. – Вы по какому вопросу?
– Я хочу зачитать приказы.
– Пожалуйста.
– «Мой приказ, – проговорил агент, и голос его стал металлическим. – Создать на Земле цветущий сад. Чесноков».
– Когда? – спросил я, занося приказ в календарь.
– В субботу.
– Так. Дальше.
– «Собрать всех детей в возрасте от одного года до четырнадцати из Африки, Азии, Японии, Индии и Китая для производства работ по разоружению».
– Повторите откуда.
– Из Эфиопии еще, – сказал Чесноков. – Но это как получится.
– Получится, – успокоил я его.
– Чесноков, – сказал Чесноков.
– Что – Чесноков?
– Это подпись.
– Ага. Продолжайте.
– Все, – сказал Чесноков.
– Чесноков, – сказал я.
– Это я, – сказал Чесноков.
– Где? – спросил я.
– Вот он я.
– Продолжайте. Чесноков…
– Агент по разоружению, – настойчиво повторил Чесноков.
– Кстати, разрешите представиться. Референт по демобилизации, – сказал я, пожимая ему руку.
– Коллега, – сказал агент.
– Я демобилизуюсь вчера утром. Вот мои документы. Только конфиденциально. Стратегически, – сказал я.
– Понятно, – прошептал Чесноков. – Я приступаю.
Теперь он там сидит референтом по демобилизации. А я теперь агент по разоружению.
Пронесся слух, что на соседней улице живет пенсионер, который усыновляет всех желающих. Я пошел посмотреть.
Пенсионер сидел в штабе добровольной народной дружины. К нему была большая очередь на усыновление. Я сказал, что мне только посмотреть, и прошел внутрь.
Старик усыновлял очень быстро. Он никому не отказывал и не затевал лишних разговоров.
– Усыновляю, – сказал он, бегло взглянув на меня.
Очередь запротестовала, но мне уже оформляли документы. Собственно, было одно удостоверение блудного сына под соответствующим номером. Секретарша поставила печать, старик расписался, и я ушел, так и не поняв толком, хотел я усыновиться или нет.
Теперь хожу и думаю. Все-таки чей-то сын. Это приятно. Хотя, с другой стороны, блудный. Когда встречаю своих блудных братьев, становится необыкновенно радостно, что не я один попался на эту удочку.
Я проснулся от непонятного звука. Где-то внизу раздавалось прерывистое шуршание, будто резали капусту. Я выглянул в окно и увидел двух человек, которые пилили наш девятиэтажный дом у самого основания. Пила легонько звенела и поблескивала при свете фонаря.
