Мартин Сутер
Идеальный друг
Его рука коснулась лица, но лицо не ощутило прикосновения.
Фабио Росси уронил руку на простыню и попытался вернуться туда, где только что обретался. Туда, где не было ни чувств, ни шорохов, ни мыслей, ни запахов.
Запах – вот из-за чего ему так не хотелось открывать глаза. Пахло больницей. Стоит открыть глаза – и он узнает, почему он здесь.
А потом сквозь тьму пробился голос. «Господин Роооосси!» Как будто его окликали с другого берега реки. Настолько издалека, что можно было не отзываться, не рискуя оказаться невежливым.
Шорохи удалились, но запах остался. С каждым вдохом он становился все назойливее. Фабио попытался дышать ртом. Но, похоже, рот открывался только наполовину. Фабио ощупал рот: так и было. Пальцы коснулись губ, но губы не ощутили прикосновения. Зубы были на месте. Они тоже ничего не чувствовали. Во всяком случае, справа.
Левая половина лица сохранила нормальную чувствительность. И верхняя часть тела – тоже. А еще он мог двигать ступнями и чувствовать простыню пальцами ног. Он ощупал руку. На левом предплечье обнаружился пластырь и трубка от капельницы.
Фабио охватила паника. Но он все еще не решался открыть глаза. Сначала нужно вспомнить, почему он оказался в больнице.
Он потрогал голову. Волосы с онемевшей стороны были какие-то странные. Как шапка. Может, это бинт? Но и с левой стороны что-то не в порядке. На затылке больное место, заклеенное пластырем. Операция на черепе?
Удалили опухоль? А заодно и воспоминание об этой самой опухоли?
Он собрался с духом и открыл глаза. В помещении было сумрачно. Он с трудом различил капельницу, висевшую рядом с кроватью на хромированной стойке. У стены стол, на нем букет цветов, над столом распятие. Над изголовьем – рама для подтягивания, по раме идет провод со звонком. И Фабио, охваченный паникой, надавил на кнопку.
Прошла целая вечность, прежде чем дверь отворилась. Какая-то тень появилась в неоновом свете коридора, приблизилась и зажгла ночник.
– Да, господин Росси?
Подушки и приподнятое изголовье высокой кровати удерживали Фабио в полусидячем положении. Глаза тоненькой женщины, стоявшей у его постели, оказались почти вровень с его глазами. На ней была свободная голубая блуза из хлопка и такие же брюки. На пришпиленном к блузе бейджике значилось имя, которое Фабио не сумел разобрать. Она пощупала его пульс и спросила, не отрывая взгляда от своих часов:
– Где вы находитесь?
– Об этом я хотел спросить у вас.
– А сами вы не представляете?
Фабио осторожно покачал головой. Женщина отпустила его запястье, сняла со спинки кровати карту больного и что-то записала.
– Университетская клиника, отделение нейрохирургии.
– Почему?
– У вас травма головы. – Она бросила хозяйский взгляд на капельницу.
– Какая травма?
– Черепно-мозговая. Вы получили удар по голове.
– Как это?
Она усмехнулась:
– Об этом я хотела спросить у вас.
Фабио закрыл глаза:
– Сколько времени я здесь?
– Пять дней.
Фабио открыл глаза.
– Я пять дней находился в коме?
– Нет, вы уже три дня как очнулись.
– Но я ничего не помню.
– Это связано с вашей травмой.
– Плохи мои дела?
– Да нет. Ни перелома, ни кровотечения.
– А пластырь на голове?
– В реанимации вам ввели зонд для измерения внутричерепного давления.
– Зачем?
– Компьютерная томограмма показала ушиб мозга, и врач решил подержать вас под наркозом, чтобы проследить за внутричерепным давлением. Если бы оно поднялось, это означало бы отек мозга или кровотечение.
– И что тогда?
– Нет у вас отека.
– Я был в искусственной коме?
– Под длительным наркозом. Два дня.
У Фабио слипались глаза.
– Где моя подруга?
– Я полагаю, дома. Сейчас начало первого.
– Давно она ушла?
– Не знаю. Я ночная сестра, – ответил голос. Теперь снова с того берега реки.
Норина обтирала ему живот мягкой тряпкой. Он чувствовал ее легкую руку и тепло ткани. Он лежал без движения, слегка раздвинув ноги и притворяясь спящим. Когда она выжимала тряпку, он прислушивался к звуку капающей воды и нетерпеливо ждал нового прикосновения.
Она намылила лобок и пах. Наконец он ощутил ее пальцы на своем пенисе. Она приподняла его – и Фабио пронзила острая боль. Он вскрикнул.
– Пардон. – Голос был мужской.
Он открыл глаза. У кровати стоял мужчина примерно его возраста. Светло-русые волосы, очень короткая стрижка, голубые брюки, голубая блуза с короткими рукавами, бейджик на груди. В знак сожаления мужчина поднял руки вверх.
– Катетер в мочевом пузыре. Sorry. Вы знаете, где вы находитесь?
Фабио оглянулся. Рядом с кроватью капельница, у стены стол с букетом, над ним распятие.
– Похоже на больницу.
– Вы знаете, в какой вы больнице?
– Понятия не имею.
Мужчина взял со спинки кровати карту больного и что-то записал.
– Университетская клиника, нейрохирургия.
– Почему?
– У вас травма головы.
Фабио ощупал свою голову. Правая половина лица казалась онемевшей. На затылке то ли пластырь, то ли бинт.
– Как это случилось?
– А вы не помните?
Фабио подумал.
– Нет. Скажите мне.
– Вам нанесли удар в затылок. Это все, что мы знаем.
– Когда это было?
– Шесть дней тому назад.
Фабио испугался:
– Я так долго был в коме?
Санитар открыл ящик тумбочки, вынул из него блокнот. Записи были сделаны рукой Фабио. Там, куда указывал санитар, было написано: У меня посттравматическая амнезия.
– Когда я это написал?
– Вчера. – Санитар перелистнул страницы назад и показал ему другую запись: У меня посттравматическая амнезия. – А это позавчера.
Фабио прочел другие записи. В реанимации меня два дня держали на искусственном дыхании под наркозом. В затылке пробурили дыру и вставили зонд. Поэтому и пластырь. Или: Зонд измеряет внутричерепное давление. Если происходит ушиб мозга или возникает кровотечение, давление поднимается. Или: Пока я спал, мама приходила пять раз.
– Где сейчас моя мать?
– Я полагаю, дома.
– Моя мать живет в Урбино, отсюда до Урбино шестьсот пятьдесят километров.
Санитар что-то себе записал.
– Что вы пишете?
– Запись для доктора Бертода. О том, что вы вспомнили, где живет ваша мать.
– Я все помню, кроме самого несчастного случая.
Санитар кивнул, но Фабио его кивок не понравился. Он снова принялся листать блокнот: Кажется, здесь была Норина. Цветы, конечно, от нее.
– Я был в сознании, когда сюда приходила моя девушка?
– Иногда.
Фабио умолк.
– Запишите вопросы, которые вы хотели бы задать доктору Бертоду, – предложил санитар и продолжил гигиеническую процедуру.
В темноту проник запах жасмина, розы, ландыша, иланг-иланга, амбры и ванили. Левая сторона его губ ощутила прикосновение чего-то мягкого. Рот? Фабио открыл глаза. Перед ним было женское лицо, так близко, что черты расплывались.
– Норина?
Лицо отодвинулось. Теперь он смог его рассмотреть. Высокие скулы, большие голубые глаза, маленький полногубый рот. Короткие светлые волосы. Лет двадцати пяти.
– Привет, Фабио, – сказала она и улыбнулась.
Какая смелая, подумал Фабио.
– Привет, – сказал Фабио. Он никогда не видел эту женщину.
Постепенно к Фабио возвращалась память. По крайней мере, он мог вспомнить, что было вчера. Он просыпался и знал: я лежу в больнице, потому что кто-то двинул меня по черепу. Меня доставил сюда полицейский патруль, а его вызвали прохожие, потому что я был не в себе, правый глаз подбит, на голове кровь. У меня черепно-мозговая травма средней тяжести, с левой стороны разрыв кожного покрова, ушиб правой лобной доли, гематома типа «монокль» на правом глазу, трещина в дне правой глазницы, отчего защемляется лицевой нерв и немеет правая половина лица. Вероятно, это следствие падения от удара. Я страдаю антероградной и ретроградной амнезией, молодая женщина, которая меня целует и приносит цветы, не Норина. Ее зовут Марлен. Она моя подруга. Вот уже пять недель.
Днем еще было терпимо. Завтрак, умывание, физиотерапия, томография, электроэнцелография. Врачи тестировали функции его мозга («Когда я подниму вверх палец, поднимите два, когда я подниму два – поднимите один»); клали на язык сладкие и соленые ватные тампоны, чтобы проверить реакцию вкусовых нервов; кололи булавками, определяя чувствительность тройничного нерва; проверяли рефлексы резиновым молоточком; проводили тесты на горячее и холодное, острое и тупое; просили запоминать слова и повторять их в обратном порядке, отвечать на вопросы о своей биографии, профессии и о несчастном случае; ему предлагали: пусть он вспомнит имена трех последних американских президентов и пусть скажет, какое сегодня число, и как зовут его главного редактора, и как он провел последний летний отпуск.
