Исаак Зингер - Голем

В те времена, когда раввином в старой Праге был знаменитый кабалист[1] рабби[2] Лейб, евреи подвергались гонениям. Император Рудольф Второй, человек учёный, был нетерпим ко всем, кто не принадлежал к католической вере. Он преследовал протестантов и ещё более того — евреев. Их нередко обвиняли в том, что будто бы они используют христианскую кровь для приготовления пасхальной мацы[3]. Почти все люди знали, что обвинение это лживо, что еврейская религия запрещает употреблять в пищу кровь животных, не то что людей. Но каждые несколько лет речь об этом заходила снова. Если у кого-нибудь из христиан пропадал ребёнок, враги евреев сразу же заявляли, что его убили, чтобы добыть кровь для мацы. И не было недостатка в лжесвидетелях. Невинных людей казнили, и нередко случалось, что пропавшее дитя потом отыскивалось, живое и невредимое.

Рабби Лейб был великий талмудист[4], мистик[5] и чудотворец. Он умел исцелять больных с помощью сверхъестественных сил, пользуясь разными талисманами[6] и камеями[7]. Если власти хватали ни в чём не повинного человека из его общины, он спешил предоставить доказательства его невиновности. Многие верили, что в трудные для его людей времена рабби Лейб мог призывать на подмогу ангелов, а также демонов и гоблинов[8].

В Праге жил один богач по имени граф Ян Братиславский. Вернее, он когда-то был очень богат, владел большими поместьями и сотнями крепостных крестьян, но всё это он пропил, проиграл в карты и растратил на свары и раздоры с соседями. Жена его так страдала от позора, что в конце концов заболела и умерла, оставив маленькую дочку Ганку.

В это же время жил в Праге еврей, которого звали Элиэзер Полнер. Он был проницательный и предприимчивый делец и, хотя жил в гетто[9], сделался в конце концов банкиром и был хорошо известен не только в Праге, но и по всей Европе. Реб Элиэзер славился также своей благотворительностью, он щедро помогал в нужде как евреям, так и христианам. Был он уже в годах, лет шестидесяти, и имел длинную серебристо-белую бороду. Даже по будням он ходил в собольей шапке и в долгополом шёлковом лапсердаке[10], перепоясанном широким кушаком. У реб Элиэзера был большой дом, женатые сыновья и замужние дочери и целый выводок внуков. Он был на свой лад человек учёный, имел обыкновение вставать каждый день на рассвете и до полудня молиться и читать Тору[11] и Талмуд. И лишь после этого отправлялся в банк заниматься делами. Жена его Шейндл происходила из почтенной семьи и была такой же богобоязненной и добросердечной, как и муж. Она ежедневно посещала богадельню, приносила бедным и больным хлеб и горячую похлёбку.

Граф Братиславский, постоянно испытывая нужду в деньгах, распродавал свои земельные владения и лесные угодья, а также своих крепостных крестьян, которых тогда, в конце XIV столетия, покупали и продавали, как скотину. В банке у реб Элиэзера он задолжал большие суммы, и кончилось тем, что реб Элиэзер вынужден был отказать ему в дальнейших ссудах.

В тот год весь месяц март, который пришёлся примерно на еврейский месяц Нисан[12], граф играл в карты. Он проиграл своим богатым партнёрам все золотые дукаты[13], что лежали у него в кошельке. И, желая отыграться, пустился играть в долг, для чего подписал обязательство заплатить в трёхдневный срок всё, сколько останется должен. А нарушить подобный зарок почиталось в кругу игроков страшным позором. Не однажды случалось, что игрок, не сумевший заплатить долг, пускал себе пулю в лоб.

Подписал граф Братиславский эту бумагу и продолжил игру с ещё большим азартом, то и дело прихлёбывая вино и куря табак. И когда игра закончилась, он оказался должен семьдесят пять тысяч дукатов. Однако граф был слишком пьян, чтобы осознать, что он натворил. Он возвратился к себе в замок и проспал много часов подряд. И, только проснувшись утром, уразумел, что произошло. У него больше не было и семидесяти пяти дукатов, не то что тысяч. И все его владения были проданы или заложены.

Жена графа Хелена, умирая, оставила своей маленькой дочери Ганке очень много драгоценностей общей ценой более чем в миллион дукатов. Наследство находилось под опекой суда, так как графу Братиславскому доверить эти сокровища было нельзя. Согласно завещанию матери, их должны были передать Ганке, когда той исполнится восемнадцать лет.

Протрезвев, граф Братиславский впал в глубокое отчаяние. Он слишком любил жизнь, чтобы покончить с собой. И хотя он знал, что у реб Элиэзера он больше кредита не имеет, он тем не менее велел кучеру закладывать карету и везти его в банк реб Элиэзера в гетто. Когда же он назвал сумму, которую желает получить взаймы, реб Элиэзер ему сказал:

— Ваша светлость, вы же отлично знаете, что вернуть такой долг не сможете никогда.

— Но мне нужны эти деньги! — закричал на него Братиславский.

— Очень сожалею, но в моём банке вы их получить не сможете, — спокойно ответил реб Элиэзер.

— Проклятый еврей! Я их всё равно раздобуду, не так, так эдак! — завизжал разъярённый граф. — И ты дорого заплатишь за свою наглость: отказать в ссуде мне, великому графу Братиславскому!

С этими словами граф плюнул реб Элиэзеру в лицо.

Реб Элиэзер кротко утёрся платком и сказал:

— Прошу прощения, граф, но вам не следовало играть по таким высоким ставкам и подписывать долговое обязательство, которого вы не в состоянии исполнить.

— Будь спокоен, деньги я достану, а ты тем временем будешь гнить в темнице и кончишь жизнь на виселице. Попомни мои слова.

— Жизнь и смерть в руке Господа, — ответил реб Элиэзер. — Если мне будет суждено умереть, я смиренно приму Божий приговор.

Граф Братиславский вышел вон и, возвратившись к себе в замок, принялся обдумывать, как ему решить две задачи: достать денег для уплаты долгов и отомстить еврею. Вскоре он измыслил дьявольский план.

До Пейсаха[14] оставалось всего две недели, и евреи Праги пекли мацу. Минувшая зима была необычайно суровой, но с наступлением месяца Нисана задули тёплые ветры весны. У реб Элиэзера было заведено на ночь перед сном изучать Мишну — свод еврейских законов. В этот раз он выбрал раздел, где излагается, как печь мацу, готовиться к Сейдеру[15], читать Агоду[16] и выпивать четыре кубка освящённого вина. Несмотря на то что после исхода из Египта прошло больше трёх тысяч лет, евреи во всём мире сохранили память о том, как они были рабами у правителя египтян, как Бог даровал им свободу.

Вдруг послышались тяжёлые шаги на крыльце и грубый стук в дверь. Слуги и служанки уже все легли спать. Реб Элиэзер сам отпер дверь и увидел солдат с обнажёнными мечами в руках. Капрал, их предводитель, спросил:

— Это ты — еврей Элиэзер Полнер?

— Да, я.

— Наденьте на него цепи, и поведём его, — распорядился он.

— Но в чём дело? Какое преступление я совершил? — в недоумении спросил реб Элиэзер.

— Это тебе скажут позднее. А пока идём.

Ту ночь реб Элиэзер провёл в темнице.

Утром его привели к дознавателю, куда доставляли только самых опасных преступников. Здесь реб Элиэзер увидел графа Братиславского и ещё нескольких людей, среди них один был по виду пьяница и с ним женщина, косая на один глаз и с лицом в бородавках. Дознаватель объявил:

— Еврей, ты обвиняешься в том, что забрался ночью в дом нашего досточтимого графа Братиславского и выкрал его малолетнюю дочь Ганку с целью убить её и использовать её кровь для печения мацы.

Реб Элиэзер побелел лицом.

— Я не имел чести бывать у графа в замке, — произнёс он сдавленным голосом. — Все ночи я провожу дома. Это могут засвидетельствовать моя жена, дети, зятья, невестки и все мои слуги.

— Эти люди — евреи, — сказал дознаватель. — А здесь у нас находятся двое свидетелей-христиан, которые своими глазами видели, как ты пробрался в графский замок и уволок его дочь в мешке.

— Кто эти свидетели?

— Вот они. — Дознаватель указал на пьяницу и на женщину с бородавками. — Расскажите, что вы видели? Начни ты, Стефан.

Было видно, что Стефан плохо соображает спьяну, хотя было раннее утро. Он переступал с ноги на ногу и говорил запинаясь:

— Вчера ночью, то есть позавчера, то есть нет, это было третьего дня, я услышал шум в комнате Ганки. Зажёг свечу, заглянул. Вижу, там стоит вот этот еврей, в одной руке у него нож, в другой — мешок. Он запихал Ганку в мешок и пошёл вон. И я слышал, как он бормотал себе под нос: «Её горячая красная кровь как раз подойдёт для нашей мацы».