David Nicholls
US
Copyright © David Nicholls, 2014
All rights reserved
This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency LLC
Издание подготовлено при участии издательства «Азбука».
© Е. Коротнян, перевод (части 1–4), 2015
© О. Александрова, перевод (части 5–9), 2015
© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015
Издательство Иностранка®
* * *
В память о моем отце Алане Фреде Николсе
Только ты доказала мне, что у меня есть сердце, только ты осветила мою душу. Только ты открыла мне, кто я такой; без твоей помощи я бы знал о себе лишь то, что у меня есть тень, – она скользила бы по стене, а я по ошибке принимал бы ее причуды за мои собственные действия…
Итак, дорогая, ты понимаешь, что ты сделала для меня? И теперь мне страшно представить, что какие-то незначительные обстоятельства могли бы помешать нам встретиться.
Натаниель Готорн, письмо Софи Пибоди 4 октября 1840 г.Книга первая
Большое турне
Они стали друг для друга милой привычкой, и от этого у нее появились вокруг рта морщинки, похожие на кавычки, как будто все, что она говорила, уже было сказано раньше.
ЛорриМур. Агнес из АйовыПрошлым летом, незадолго до отъезда моего сына в колледж, жена разбудила меня среди ночи.
Поначалу я решил, что она трясет меня из-за грабителей. С тех пор как мы переехали за город, у жены появилась привычка вскакивать от малейшего шума или шороха. Каждый раз я пытаюсь ее успокоить. Говорю, что это радиаторы, балки сужаются или расширяются, лисы. Да, лисы, говорит она, которые уносят наш ноутбук, лисы, которые забирают ключи от машины, а потом мы лежим и прислушиваемся. С моей стороны кровати установлена «тревожная кнопка», но я никогда бы ее не нажал, что бы не потревожить кого-нибудь, – скажем, к примеру, грабителя.
Я не очень-то смелый человек, и фигура у меня не внушительная, но именно в ту ночь я взглянул на часы – было несколько минут пятого, – вздохнул, зевнул и поплелся вниз. Переступив через нашего бесполезного пса, я обследовал по очереди все комнаты, проверил окна и двери, после чего снова поднялся по лестнице.
– Все в порядке, – сказал я. – Вероятно, воздух в трубах.
– Ты о чем? – спросила Конни, сев в постели.
– Все в порядке. Никаких грабителей.
– Я ни слова не сказала о грабителях. Я сказала, что, наверное, наш брак себя изжил. Дуглас, наверное, я хочу тебя оставить.
Я остался сидеть на краю кровати.
– Хорошо хотя бы, что речь не о грабителях, – отозвался я, но никто из нас не улыбнулся, и в ту ночь мы больше не заснули.
2. Дуглас Тимоти Петерсен
Наш сын Алби покинет в октябре отчий дом, и сразу вслед за ним уйдет моя жена. Оба этих события оказались так тесно связаны, что я невольно подумал: если бы Алби провалил экзамены и ему предстояла вторая попытка, наш брак продержался бы еще один хороший год.
Но прежде чем я опишу эти и другие события, случившиеся в то конкретное лето, мне следует рассказать не много о себе, нарисовать что-то вроде словесного портрета. Много времени это не займет. Зовут меня Дуглас Петерсен, и мне пятьдесят четыре года. Обратили внимание на интригующее «е» в последнем слоге моей фамилии? Как мне говорили, это наследство от скандинавского прошлого, от какого-то прадеда, хотя лично я никогда не бывал в Скандинавии и ничего интересного не могу о ней рассказать. Традиционно считается, что скандинавы – белокурые, красивые, сердечные и незакомплексованные люди, но ни одно из этих определений ко мне не подходит. Я англичанин. Мои родители, ныне покойные, воспитали меня в Ипсуиче; отец – врач, мама – учительница биологии. «Дуглас» – это их ностальгическая любовь к Дугласу Фэрбенксу, голливудскому идолу, поэтому здесь еще одна неувязка. В течение многих лет совершались попытки называть меня Даг, или Даги, или Дуги. Но сестра Карен, самозваная обладательница неповторимой «индивидуальности» Петерсенов, зовет меня Ди, Большой Ди или Профессор Ди – последнее, по ее утверждению, будет моей кличкой в тюрьме, – но ни одно из этих прозвищ ко мне не прилипло, и я остаюсь Дугласом. Мое второе имя, кстати, Тимоти, что тоже ни у кого не вызывает особых восторгов. Дуглас Тимоти Петерсен. По образованию я биохимик.
Внешность. Моя жена, когда мы только познакомились и без конца обсуждали наши лица и черты характера, что нам нравилось друг в друге и прочую ерунду, однажды сказала, что у меня «очень приятное лицо», но, увидев мое разочарование, поспешно добавила, что у меня «добрые глаза», что бы это ни значило. И то правда, у меня приятное лицо и глаза, которые можно назвать добрыми, но еще и темно-карими, некрупный нос и улыбка, заставляющая выбрасывать мои фотографии. Что еще можно добавить? Как-то раз, на званом вечере, заговорили о том, «кто сыграл бы тебя в фильме о твоей жизни?». Много веселились и смеялись, предлагая различных кинозвезд и телевизионных деятелей. Мою жену сравнили с одной малоизвестной европейской актрисой, и хотя Конни протестовала – «она слишком красивая и гламурная» и тому подобное, – я видел, что ей было приятно. Игра продолжалась, но когда очередь дошла до меня, наступила тишина. Гости потягивали вино и постукивали пальцами по подбородку. Мы вдруг все стали прислушиваться к тихо звучащей музыке. Оказалось, что я не похож ни на одну знаменитость или выдающуюся личность во всей мировой истории, наверное, это означало, что я либо уникален, либо прямо противоположное. «Кому сыра?» – подал голос хозяин, и мы все быстро переключились на относительные достоинства Корсики по сравнению с Сардинией или что-то в этом роде.
Вот так. Мне пятьдесят четыре – кажется, я уже говорил? – у меня один сын, Алби, по прозвищу Эгг, которому я предан, но иногда он смотрит на меня с явным презрением, наполняя мою душу такой печалью и сожалением, что я едва могу говорить.
В общем, это маленькая семья, несколько куцая, и, как мне кажется, каждый из нас временами сознает, что она слишком малочисленна, и жалеет, что нет еще кого-то, кто мог бы принять на себя часть ударов. У нас с Конни была также дочь, Джейн, но она умерла вскоре после рождения.
Существует, как я полагаю, общее мнение, что мужчин до определенного момента возраст только красит. Если так, то я уже начинаю свой спуск по этой параболе. «Увлажняй кожу!» – часто повторяла Конни в начале нашего знакомства, но я скорее сделал бы татуировку на шее, чем стал применять увлажняющие средства, а в результате цвет лица у меня теперь, как у Джаббы Хатта[1]. Уже несколько лет, как я выгляжу глупо в футболках, но, заботясь о здоровье, стараюсь держать форму. Я тщательно слежу за своим питанием, чтобы избежать участи отца, который умер от сердечного приступа раньше, чем следовало бы. Сердце у него, «по существу, взорвалось», как сказал его доктор – с неуместным удовольствием, как мне показалось, – а в результате я периодически совершаю застенчивые пробежки, во время которых не совсем понимаю, что делать с руками. Держать за спиной, наверное. Когда-то я с удовольствием играл в бадминтон с Конни, хотя она любила похихикать и подурачиться, находя игру «немного глупой». Обычное предубеждение. Бадминтону не хватает чванливого самодовольства сквоша, в который предпочитают играть молодые бизнесмены, или романтизма тенниса, но он остается самым популярным в мире ракеточным видом спортом, и играют в него спортсмены мирового уровня с инстинктами убийцы. «Воланчик может развивать скорость до двухсот двадцати миль в час, – не раз говорил я Конни, когда она стояла у сетки, согнувшись пополам. – Перестань хохотать!» – «Но у него же перья, – отвечала она, – и мне неловко ударять по этой штучке с перьями. Все равно что пытаться прибить зяблика». И она снова заливалась смехом.
Что еще? На мое пятидесятилетие Конни подарила мне красивый гоночный велосипед, на котором я иногда катаюсь по тенистым улицам, наслаждаясь гармонией природы и представляя, что сотворит с моим телом столкновение с грузовиком. На пятьдесят один год – это был костюм для бега, на пятьдесят два – маленький триммер для обработки ушей и ноздрей, предмет, который до сих пор ужасает и зачаровывает меня своей способностью глубоко жужжать в моем черепе, словно крошечная газонокосилка. Подтекст у всех этих подарков один и тот же: не останавливайся, старайся не стареть, не воспринимай жизнь как само собой разумеющееся.
