Ирина Степановская - Экспертиза любви

Ознакомительная версия.

Темно-бордовое платье с кожаным пояском. Рыжие пушистые волосы стянуты на затылке и выбиваются завитками. Это Лена Крылова сидит на краешке стула перед огромным начальственным столом, заваленным бумагами. Она не может четко различить лицо человека напротив — взгляд заволакивают непрошеные слезы, а мужской голос с противоположной стороны стола доносится как через трубу. Бу-бу-бу! Бу-бу-бу.

— …Вы, наверное, думаете, что судебная медицина — это нечто особенное, этакая смесь организованной дьяволом процедуры в сочетании с бюрократией наших чиновников…

Лена молчит. «Бу-бу-бу» звучит вкрадчивее и назойливее.

— …Ничего подобного, Елена Николаевна. Ничего дьявольского в организации судебно-медицинской службы в России нет, это обычный предмет, которому надо учить студентов. Как хирургии, терапии, физиологии или акушерству… — Начальственный голос гудит, и так же гудит от него в голове у девушки. — Сознайтесь, ведь не хотите идти на судебную медицину, потому что думаете, что там грязно и противно? — Одутловатое лицо придвинулось к ней через стол.

— Нет, не думаю. — Ровные пальцы с аккуратно подстриженными ногтями комкают носовой платок. — Но и работать в судебной медицине не хочу.

— Ну-у-у! — лицо с разочарованием откинулось назад. — Этак мы с вами зря время теряем. Не могу же я вас битых два часа уговаривать!

— Меня не надо уговаривать, — платочек на мгновение замер. — Я согласна пойти работать на любую другую клиническую кафедру, если мне не нашлось места на моей собственной, но на судебную медицину не пойду.

— Помилуйте, чем плоха специальность? — раздраженно спросил бывшую аспирантку, а теперь свежезащищенного кандидата медицинских наук Лену Крылову проректор по научной работе Павел Владимирович Быстрякин.

Ах если бы он знал, этот замечательно рассуждающий о судебной медицине Павел Владимирович, какой интересный разговор в эти же самые минуты происходит на другом конце города в помещении Бюро судебно-медицинской экспертизы…

Может, тогда он не стал бы так решительно уговаривать бывшую аспирантку Лену Крылову сменить специальность. Но Павлу Владимировичу не было никакого дела до дел Бюро. Его задача была утрясти случайно произошедшую накладку с трудоустройством этой девушки. А разговор в Бюро между тем происходил интересный.

В кабинете заведующего танатологическим[1] отделением Владимира Александровича Хачмамедова — бывшего спортсмена-борца и бывшего бабника — разговаривали сам заведующий и вызванный к нему молодой эксперт этого же отделения Саша Попов. И как потом выяснилось, некоторое отношение к кафедре судебной медицины этот разговор все-таки имел.

Хачмамедов сидел за своим столом крепкий, красный, по Сашиным понятиям, уже старый, и старался не смотреть в сторону своего молодого коллеги. Он разглядывал стол и лежащие на поверхности стола свои кубические кулаки с короткими, толстыми красными пальцами. Не смотреть на Сашу Хачмамедов старался, потому что знал — как только посмотрит, так не выдержит и начнет орать. А сейчас пока он еще не орал. Так, разминался. Поэтому и держал руки в кулаках.

— И с какого хрена ты (твою мать!) послал на… следователя, который специально приехал с утра пораньше для того, чтобы застать тебя после вскрытия? — Хачмамедов говорил негромко, а сам легонько поводил из стороны в сторону борцовской шеей и плечами, будто они у него затекли. — И заметь, следователь этот был не какой-то там сраный оперативник из полиции, а достаточно солидный человек из прокуратуры. И приехал он не поинтересоваться у тебя, какая, к примеру, завтра будет погода, а для того, чтобы узнать причину смерти того парня из ночного клуба «Алмаз», которого нашли мертвым ночью возле этого сраного клуба. И которого ты (мать твою!) вскрывал сегодня утром. — Хачмамедов не выдержал и все-таки посмотрел на Сашу. Взгляд у него был тяжелый, мутный. А ресницы все еще неожиданно густые и длинные, как у девушки.

Саша Попов стоял посредине хачмамедовского кабинета и думал, насколько это противно, когда Хачек (так Хачмамедова звали все в экспертизе) старается быть иронично-остроумным. Ну при чем тут погода? Нормальный, в общем-то, Хачек заведующий, но уж как понесет его…

Сам Саша выглядел во время этого разговора достаточно высокомерно — подбородок задран, руки в карманах. И стоял Саша перед заведующим не спокойно, как полагается подчиненному перед начальником, а перекатываясь — с пяточки на носок, с носка на пяточку. Будто нарочно заведующего злил. Неудивительно, что Хачмамедов старался на него не смотреть. И так уже руки чесались. Но заведующий, естественно, знал, что все эксперты у него в отделении — парни гордые, чувствительные (орлы!) и что им неприятно, когда их все время посылают к такой-то матери. Однако сегодняшний случай действительно был из ряда вон. Следователь этот брызгал слюной у него в кабинете целых полчаса. И Хачмамедов хоть следователю и обещал спокойно выяснить, в чем дело, но сейчас постепенно все-таки терял терпение. Саша даже ухмылялся про себя — подсчитывал, сколько раз за короткую речь его начальник употребит словосочетание «твою мать».

— Че ты лыбишься-то, че ты лыбишься, твою мать, эксперт хренов! — Хачмамедов все-таки не выдержал и заорал, глядя на Сашу не прямо, а вполоборота, уже начавшими наливаться кровью глазами. Саша за пять лет работы Хачека изучил достаточно: поорет, поорет и перестанет. Но сегодняшний случай, и Саша тоже это признавал, был далеко не простой. Поэтому заручиться поддержкой начальства не мешало. Поэтому сегодня Попов Хачеку особенно не дерзил.

— Никакого следователя я никуда не посылал. — Саша в очередной раз пружинисто перекатился с пятки на носок и немного задержался на цыпочках. — Я просто сказал ему, что не готов сейчас озвучить причину смерти этого парня, потому что мне нужны результаты дополнительных экспертиз. А на это уйдет три недели. В крайнем случае десять дней, если пошлю материал cito. Поэтому следователь мог бы спокойно отправляться назад в свою прокуратуру и не трепать мне нервы.

— Ой какие мы нервные! — Хачмамедов легонько прихлопнул кулаком по столу.

Саша вдруг вспомнил, что за щекой у него спрятана мятная жвачка, которую он жевал все утро во время вскрытия. Он захотел ее выплюнуть, но все-таки не стал, подумал, что не надо доводить Хачека до кондрашки.

— А без дополнительных экспертиз, значит, причина смерти тебе не известна? — Хачмамедов попытался вложить в этот вопрос всю иронию, на какую был способен.

— Неизвестна. — Саша уже тоже терял терпение. Неужели нельзя попросту спросить, в чем дело? Нет, надо обязательно показать, кто здесь начальник. Вот уж дурацкая манера у Хачека. Никто и не спорит с его авторитетом. Долго он еще будет сегодня над ним вые…? И так уже с утра достал этот труп из клуба. Да и следователь тоже достал.

— А ничего, что на трупе этого парня ни много ни мало, а двадцать три раны? Нанесенных, как ты сам определил, острыми предметами. — Хачмамедов развернулся к Саше полностью, и тот увидел, что лицо начальника прямо-таки перекосилось от злости. И Саша внезапно тоже разозлился. Разозлился так, что у него лицо побелело, и он заорал начальнику в ответ:

— Вот я их сегодня все утро и считал! Целых четыре часа! Поэтому, между прочим, вы и знаете, что их — двадцать три. А не двадцать четыре или двадцать восемь. — Саша теперь смотрел на Хачека прямо-таки с ненавистью.

— И ни одного повреждения из двадцати трех (твою мать!), которое могло бы явиться причиной смерти, ты не нашел? И поэтому тебе нужны дополнительные экспертизы? — Дальше со стороны Хачмамедова последовала такая непечатная тирада, что Саша, вынужденно слушая начальника, даже удивился. А удивившись, вдруг успокоился, без приглашения подвинул к себе стул и сел сбоку от хачмамедовского стола.

— Послушайте, Владимир Александрович, я ведь не дурак…

Но в институтском своем кабинете проректор Павел Владимирович о делах, творящихся в экспертизе, знать не знал. И поэтому упорно продолжал расписывать преимущества судебной медицины.

Ознакомительная версия.