«Атан кхалам сарватум»[1]
В начале весны года две тысячи…го от рождения пророка Иисуса Христа, мир ему, я, Максимус Семипятницкий, начал составлять эту книгу, чтобы вырвать человечество из цепких когтей майи, иллюзии.
Я расскажу всю правду, сделаю тайное явным, сокровенное открытым, провозглашу то, о чём принято молчать. Удачливые воспользуются знанием, которое я открою, и найдут свою дорогу к свободе. Невежды отвергнут, слепцы пройдут мимо, весь мир свалится в тартарары, где ему и место, но моя совесть будет спокойна. Я выполню свой долг перед страждущими и тем самым принесу благо самому себе. В назначенный час на цветочном аэроплане я вознесусь к высшим мирам, отряхнув земное бытие с его кризисной экономической системой и дискриминационными социальными отношениями, как прах со своих ног.
О'мен!
Лысая Бритни Спирс билась в истерике, резала вены, крутила верёвку из больничных простыней и пыталась на ней повеситься. Потом плакала, каялась, звала бывшего мужа Кевина Федерлайна и обещала родить ему третьего ребёнка. И снова рыдала, поминала Вельзевула, называла себя фальшивкой, заказала лучшего в Соединённых Штатах Америки татуировщика и выжгла на своём затылке число 666.
Тринадцать лет назад козлоподобный старичок в бейсболке «I love NY» неведомо как оказался в спальне маленькой толстой девочки, крутившейся перед зеркалом с плойкой вместо микрофона в руках под шлягеры певицы Мадонны, звучащие из кассетного магнитофона. Старичок присел на краешек стула и наблюдал за тряской округлых ляжек, не умещавшихся в белых шортах, мутным и слезящимся взглядом искушённого педофила.
Когда девочка оглянулась и уже собиралась кричать, старичок протянул ей несколько листков, вырванных из школьной тетради. Листки были исписаны красивым почерком с вычурными готическими вензелями. Девочка быстро прочла и подняла на старичка большие глаза, наполненные недоверием и жадностью.
– What do you want me to do?[2] – спросила девочка. Она спросила именно так, потому что не знала ни русского языка, ни латыни, ни древнеарамейского, девочка разговаривала только по-английски с сильным американским акцентом.
Старый сластолюбец мог понять её как угодно, но он сказал:
– Для начала просто подпиши контракт.
Он мог ответить и так, поскольку знает русский, так же как и латынь, и древнеарамейский, и греческий, и санскрит. Говорят, он знает даже албанский язык.
Девочка с неуклюжестью, свойственной страдающим избыточным весом подросткам, кинулась к школьной сумке, вытряхнула её содержимое на кровать и схватилась за шариковую ручку, сделанную в Китае.
Старичок покачал головой:
– Кровью. Такой контракт подписывается только кровью.
Девочка стушевалась, но только на минуту: бесстыдно глядя в глаза извращенца, она расстегнула пуговицу и молнию на белых шортах и спустила их до колен. Потом, сдвинув в бок цветастые растянутые трусики, она запустила палец между ног и поковырялась там. Не опуская взгляда, девочка поднесла испачканный палец к тетрадному листку и начертила косой крестик красновато-коричневой влагой первой менструации.
Подхватив листки, старичок исчез, а девочка отметила для себя, что он с самого начала не отражался в зеркале.
Контракт был составлен сроком на тринадцать лет.
Вы спросите, откуда я знаю, что всё было именно так? Из первых рук, от одного из участников этой встречи. Поскольку с Бритни я не знаком, вы можете понять, кого я имею в виду.
Если вы читали книги о вуду или хотя бы интересовались историей блюза, вы знаете легенду о Трикстере. На окраине каждого города есть косой перекрёсток, в юго-западном углу которого стоит высохшее дерево. Каждый мастер блюза в ночь новолуния приходил на этот перекресток, где встречался с дьяволом и продавал ему свою душу ради успеха и славы. Дьявола в этой легенде зовут Трикстер, что значит обманщик. Никому не перехитрить дьявола, он заберёт твою душу, детка, а всё, что он даст взамен, окажется лишь ворохом истлевших газет с твоей фотографией на первой странице.
В городе Санкт-Петербурге тоже есть такой кривой перекресток, он находится в Весёлом поселке, на пересечении проспекта кровавых Большевиков и улицы интернациональной проститутки Коллонтай. И сухое дерево там росло, как раз в том месте, где сейчас автозаправочная станция Neste.
Мы играли в одной группе вместе с Ильёй, позже ставшим известным как Чёрт. В ту тёмную ночь мы возвращались с репетиции. Слабые звёздочки прятались за грязный тюль облаков, и алкоголики тревожно ворочались на скамейках в парке: наверное, им снились кошмарные сны. Трикстер медленно ехал на роскошной «Волге» бордового цвета. Он остановился рядом с нами, когда мы вышли на перекрёсток, и пригласил нас к себе в машину. Я сразу всё понял и послал старого козла в задницу. Мама учила меня не садиться в машину к подозрительным дядечкам.
А Илья согласился. Илья пристроился на заднем сиденье и стал разговаривать с этим подонком. Теперь Илюха поёт свои песни на стадионах и ведёт шоу на телевидении. А три мои сольных альбома разошлись общим тиражом в двадцать копий на магнитофонных кассетах.
Не так давно он приходил ко мне ещё раз. Кстати, рассказал о Бритни и о многих других. Древний жулик пронюхал, что теперь я пишу книги и, думая, что у него появился новый шанс, совал мне под нос свой контракт, пахнущий мочой из привокзального туалета.
То, что источник греха услышал от меня в ответ на своё предложение, если опустить ненормативную лексику, может быть выражено в двух словах на английском языке: get lost[3]. Посрамлённый искуситель злобно сплюнул на пол в моей кухне, его слюна зашипела и прожгла линолеум: эта дырка до сих пор зияет под картонной коробкой, заменяющей мне кухонную тумбу, на которой я держу электрический чайник и тостер. Вы можете прийти и посмотреть: отверстие с рваными краями похоже на космическую чёрную дыру и попахивает серой.
В отчаянии супостат рассказал, что был уже у К., был у П., заходил к Н. и даже летал в глухую провинцию к Г., но везде получал отказы в более или менее издевательской форме. Прямо от меня князь тьмы, потеряв последнюю надежду, отправился в Москву. Растворяясь в сизом облаке дыма, похожем на выхлоп старого автобуса, унылый совратитель причитал, что теперь ему придётся подписывать контракт с клиентом, которого и писателем не назовёшь, с лавочником, чьи опусы сам он не может читать из природной брезгливости, что весь ад будет смеяться над повелителем зла, когда он приволочит эту пустую душонку. О, как низко он пал, после Гёте и Сорокина!
Моя новая повесть, по единодушному мнению литературных критиков, стала самым тихим и незаметным открытием года. Вы едва ли сможете найти её в книжных магазинах, так как специалисты по мерчендайзингу, руководимые неким властным внутренним голосом, который они называют «диктатурой рынка», хотя мы знаем, что рынок тут ни при чём, освободили все торговые площади для книги другого автора, неожиданно ставшей бестселлером, выстраивая её шеренгами на полках и наваливая горами в витрины и на подоконники, чтобы продать дополнительный тираж в миллион экземпляров. Воистину, тщета и суетение мирское!
Так я дважды посрамил врага рода человеческого и спас свою вечную душу.
Меня зовут Максимус. Не Максим, не Макс, а Максимус – можете проверить по моему паспорту и водительским правам. Своим именем я обязан дяде, вернее, его коллегам по работе, подарившим дяде на юбилей незадолго до моего рождения фолиант об истории Древнего Рима. Я был назван в честь некстати подвернувшегося римского императора или полководца. И это ещё ничего! Я чрезвычайно благодарен своему крёстному, что он не выбрал для меня одно из довольно часто встречающихся на страницах римской истории двуполых имён, таких как Валериан, Валентиниан, Юлий или Клавдий. Страшно подумать, сколько школьных товарищей мне пришлось бы прирезать ещё в нежном возрасте, прежде чем меня перестали бы называть за глаза Валькой или Клавой.
Фамилия Семипятницких была получена моими предками ещё в пору крепостного права. Не верьте Соколовским, Тарасовским, Дубовицким, Лебединским и прочим, красоту своей фамилии приписывающим знатности происхождения. Всё в точности наоборот. Изящные «…ские» чаще всего обозначают потомков безродных холопов, которые и отца-матери своих не знавали, а посему в очередной переписи назывались по барину: чьи вы будете, мужички? Да ордынцевские мы, отставного полковника, помещика Ордынцева челядь.
О моём предке, плодовитом родителе и основателе фамилии достоверно известно, что он состоял конюхом при помещике Саратовской губернии, кутиле и картёжнике, за свою необязательность получившем прозвище Семь Пятниц. Также известно, что крови мои предки нерусской, а как бы татарской. Отца моего зовут Рауль Эмильевич. Соответственно, моё полное имя Максимус Раульевич Семипятницкий. Хотя по отчеству меня никто не называет: как говорят в таких случаях, на отчество я не заработал.
