Софи Оксанен - Очищение

Надо попытаться написать несколько слов, чтобы не сойти с ума и вконец не испортить свое настроение. Спрячу тетрадку под полом в этой комнате. Так, чтобы никто не нашел ее, если меня обнаружат. Разве это жизнь, достойная мужчины? Каждый нуждается в близком человеке, с которым можно было бы поговорить. Попробую как следует отжаться, нужно заботиться о своих мышцах, хотя я уже не чувствую себя мужчиной, я — покойник. Мужчина выполняет работу в доме, но в моем доме ее делает женщина, что кажется мне позором. Алиде постоянно старается сблизиться со мной. Отчего она не оставит меня в покое? От нее пахнет луком.

Что задерживает приход англичан? Где же Америка? Все — на острие ножа, ни в чем нет уверенности. Где мои дорогие Ингель и Линда? Тоска сильнее, чем я могу вынести.

Алиде смотрела на муху, а муха — на нее. Она выкатила глаза, и Алиде нацелилась. Навозная муха, на редкость крупная. Она стремилась попасть на кухню, обтирала крылышки и лапки, сидя на занавеске, будто готовилась поесть. Она охотилась за мясом, только за мясом и больше ни за чем. Варенье и все другие припасы были в безопасности, закручены в банки, но мясо…

Дверь в кухню была закрыта. Муха выжидала, пока Алиде не надоест гоняться за ней по комнате и она не откроет дверь. Мухобойка шлепнула по занавеске. Занавеска покачнулась, кружевные цветы на ней сморщились, за окном промелькнули зимние гвоздики, но муха ускользнула, перелетела на стекло и стала расхаживать как раз над головой Алиде. Терпение! Только терпение. Оно было ей сейчас необходимо, чтобы рука не дрогнула. Утром муха разбудила Алиде, бесцеремонно разгуливая по ее морщинам на лбу, будто по дорожной колее, высокомерно жужжа. Она отбросила одеяло и поспешила закрыть кухонную дверь, пока муха не догадалась туда залететь. Муха ей попалась глупая и злая. Рука Алиде сжала затертую деревянную ручку и снова замахнулась. Потрескавшаяся кожаная мухобойка угодила в окно, стекло задрожало, крючки зазвенели, качнулся на карнизе полотняный шнур, удерживающий занавески, но муха снова ускользнула, словно издеваясь. Несмотря на то, что Алиде уже больше часа пыталась прихлопнуть муху, та при каждом новом ударе выходила победительницей и теперь металась под потолком, жирно жужжа. Омерзительная, выросшая в грязной канаве навозная муха. Ничего, она ее еще поймает. Вот только немного отдохнет, потом раздавит и будет слушать радио и заниматься консервированием. Малина ждала и помидоры, сочные зрелые помидоры. Этот год выдался на редкость урожайным. Алиде поправила занавеску. Двор всхлипывал под дождем, окутанный серым маревом, травы качались, листья были прибиты дождем, дрожали мокрые ветви берез, с их кончиков стекали капли. И в траве что-то лежало. Какой-то узел. Алиде мгновенно отпрянула назад, под защиту занавески. И снова выглянула, прикрывая себя кружевным краем, чтобы ее не увидели со двора, и задержала дыхание. Взгляд ее пробежал мимо мушиных следов на стекле и сосредоточился на сломанной молнией березе, лежащей на земле. Узел не двигался, можно было определить лишь его размер. Соседка Айно летом, направляясь к Алиде, увидела на макушке этой березы свет и не отважилась идти дальше, а возвратилась домой и спросила по телефону, все ли в порядке, не побывали ли у нее во дворе пришельцы. Сама Алиде не заметила ничего странного, но Айно была уверена, что у нее во дворе побывало НЛО, так же как и у Мелис, которая после этого ни о чем другом и думать не могла.

Узел был настоящий, он потемнел от дождя, слился с землей и был размером с человека. Может, деревенский пьяница забрел сюда и отключился у нее во дворе. Но неужели она не услышала бы шум под окнами? Слух у нее пока отличный. А водочный перегар она могла учуять даже сквозь стены. Соседский алкаш недавно проезжал на тракторе с ворованным бензином мимо ее дома, так этот шум трудно было не услышать. Несколько раз он переехал канаву и едва не снес ее изгородь. Здесь у них никого нет, кроме доживающих свой век стариков, кучки дефективных хулиганов и НЛО. Соседка не раз прибегала к ней переночевать, когда парни на своей гулянке слишком расходились. Она знала, что Алиде не боится ребят и задаст им пороху, если только они посмеют заявиться.

Алиде положила на стол мухобойку, которую смастерил ее отец, прокралась к кухонной двери, взялась было за ручку, но тут вспомнила про муху. Ее не было слышно. Выжидала, наверно, когда Алиде откроет дверь. Она вернулась к окну. Узел все еще лежал во дворе, в прежнем положении. Похоже было, что это человек, на фоне травы светлели волосы. Сердце у нее заколотилось, грудь сдавило от волнения. Нужно ли ей выйти во двор? Или это будет глупо и неосторожно с ее стороны? Может, узел — приманка воров? Нет, не может быть. Никто никогда не стучал к ней в дверь, не подбрасывал никаких приманок. Если бы не муха, она бы даже не заметила узел. И все же. Муха притихла. Алиде проскользнула на кухню, ловко закрыв за собой дверь. Прислушалась. Тишину нарушал шум холодильника. Не слышно было привычного жужжания, наверное, муха осталась в комнате. Она зажгла плиту, наполнила водой кастрюлю и включила радио. Говорили о выборах президента, скоро заговорят о более важном — о погоде. Алиде хотела было войти в привычный дневной ритм, но видневшийся в окне узел не давал ей покоя. Он выглядел так же, как в тот момент, когда она впервые заметила его, и походил на человека, который, видимо, не собирался уходить. Она выключила радио и снова подошла к окну. Было тихо, как обычно бывает в опустевшей эстонской деревне в день позднего лета, слышалось лишь кукареканье соседского петуха и ничего более. Тишина в этом году была особенная, как бы послегрозовая и в то же время выжидающая. Такая же, как и высокая трава, выросшая под окнами Алиде. Она была мокрой, казалась притихшей и настороженной.

Алиде тронула золотой зуб, между зубами что-то застряло. Она ткнула ногтем в соседнее дупло, одновременно прислушиваясь, но услышала лишь звук постукивающих ногтей, перестала ковырять в зубах и сосредоточилась на узле. Пятна на стекле раздражали. Она вытерла их марлевой тряпкой, бросила тряпку в мойку, сняла с вешалки плащ и надела его. Вспомнила о сумке на столе, схватила ее и, поискав укромное место, сунула в сервант для посуды. На серванте стоял импортный дезодорант. Она и его спрятала и еще накрыла сверху крышкой сахарницу, внутри которой лежало мыло «Imperial Leather». Только после этого она тихонько повернула ключ в замке и открыла дверь.

Она остановилась в прихожей, взяла в руки можжевеловую рукоятку от вил, отслуживших свое, но сменила ее на городскую трость заводского изготовления, потом и ее отставила и выбрала из рабочих инструментов в прихожей косу. На минутку прислонила ее к стене, пригладила волосы, заложив их за уши, закрепила заколкой и снова взялась за косу, выдвинула задвижку наружной двери, открыла замок и вышла во двор. Узел лежал на том же самом месте, в траве возле березы. Алиде подошла поближе, не сводя с него глаз и в то же время посматривая, не видно ли кого вокруг. Вблизи узел оказался девушкой, оборванной, неопрятной, вываленной в грязи и совершенно незнакомой. Существом из плоти и крови, а не посланным с неба. На щеках потеки черной туши. На сломанных ногтях остатки красного лака. В складках век лиловые тени. В развившихся локонах засохли комочки лака для волос, к ним прилипли листочки серебристой вербы. Корни сильно обесцвеченных волос были черными и жирными. Щеки под слоем грязи все же походили на налитые яблоки, от пересохшей нижней губы отслаивалась кожа, сами губы походили на красные томаты, схваченные холодом. На ногах девушки были черные прозрачные колготки со спущенными петлями, не обвисшие на коленях — пряжа была плотной, высокого качества. Изготовлены на западе, вне всякого сомнения. Туфля с одной ноги слетела. Собственно, это были тапочки, их фланелевая подкладка стерлась и покрылась серыми катышками, а возле пятки порвалась. Сверху тапочки были зигзагообразно украшены искусственной кожей и парой никелированных заклепок. У Алиде были в точности такие же. На новых это украшение было светло-коричневым и мягким, подкладка — розовой, как бок поросенка. Тапочки были советского производства. А платье? Несомненно, западного. Слишком хороший трикотаж, чтобы быть нашим. Да и пояс такой можно сыскать только на западе. Когда дочь последний раз приезжала из Финляндии, на ней был такой же плетеный пояс. Талви сказала, что это последний писк моды, а уж она-то как никто разбирается в моде. Соседка получила такой же пояс в церковном гуманитарном пакете, взяла, хоть и пользы от него ей не было никакой. Отчего ж не взять, коли бесплатно дают — у финнов есть средства, иногда и новые вещи отдают на гуманитарный сбор. В пакете бывают также ветровки и кофты, скоро надо будет пойти туда и попросить еще что-нибудь. Но платье на девушке было роскошным, явно не из гуманитарного пакета. И сама она была не из местных. Возле ее головы лежали фонарик и замусоленная карта. Рот был раскрыт и, наклонясь ближе, Алиде увидела ее зубы. Ослепительно белые.