Я буду тебе вместо папы. История одного обмана
Хочу сказать тебе спасибо…
Моему мужу — за то, что помогал мне и поддерживал, когда я писала эту книгу, но больше всего — за любовь и счастье, которые ты мне даришь, за ощущение безопасности и надежности, которыми наполняешь мою жизнь.
Также моим сыновьям — не знаю, что бы я делала без вашей поддержки и понимания. Я люблю вас и горжусь тем, какими мужчинами вы стали.
Моей сестре и ее семье — вы всегда готовы прийти на помощь, куда бы ни заносили меня американские горки моей жизни.
Всем моим друзьям — старым и новым, близким и дальним, — вы же понимаете, о ком я. Спасибо вам, спасибо каждому из вас за то, что вы есть.
Моим дочерям — спасибо за то, что дали мне возможность встретиться с вами и обнять вас.
Тони, без которой я никогда не отважилась бы написать эту книгу.
А также Барбаре и издательству «HarperCollins», которые сделали все это возможным.
Этот мужчина искал такую девочку, как я, задолго до моего рождения.
Он искал особенную маленькую девочку — девочку, нуждавшуюся в любви.
Он постоянно расширял круг общения, стремясь знакомиться с молодыми супружескими парами, ждал, пока они станут родителями, и с улыбкой, полной затаенного удовольствия, предлагал себя в качестве крестного отца.
«Он очень хорошо ладит с детьми», — сказал один из его друзей.
Он женился, когда я была еще ребенком, за несколько лет до нашей встречи, и собирался использовать собственную дочь для удовлетворения своих отвратительных желаний. Но жене удалось разгадать его намерения — и она успела спасти девочку.
Никем не замеченный, он наблюдал, как я в одиночестве иду по сельской дороге в школу, а потом возвращаюсь домой, и никто не встречает меня хотя бы на полпути. Он видел, что родители не слишком обо мне заботятся; он знал, что я и есть та самая девочка, которую он ждал так долго.
Он зачастил в паб, где обычно напивался мой отец, и в конце концов познакомился с ним.
Он выслушивал его бесконечные жалобы — на низкую зарплату и кучу голодных ртов — и помог устроиться на работу, позволившую снять приличных размеров дом.
Без проблем, сказал он отцу, всегда рад помочь.
Все вокруг говорили, что он замечательный человек, что его жена, должно быть, счастлива с таким мужчиной и моим родителям очень повезло, что они познакомились с ним.
Он был другом для всех и каждого — тем, кто помнит о днях рождения чужих жен и дарит подарки чужим детям.
Он был желанным гостем, любимым дядей, человеком, которому все доверяли.
В бардачке его большой черной машины всегда лежали конфеты для маленьких пассажиров.
Мне было семь, когда я в первый раз встретила этого мужчину — того, кто называл меня Маленькой леди.
С тех пор как мы разговаривали в последний раз, прошло уже много лет. Но случившееся настолько глубоко впечаталось в мое сердце, что я до сих пор помню все, как будто это произошло лишь вчера.
— Расскажи сказку, — просили меня дети, когда я укладывала их спать.
— И с чего же мне начать? — спрашивала я, снимая с полки их любимую книжку, зачитанную до дыр.
— С начала, конечно!
Я послушно открывала первую страницу и…
— Давным-давно…
Но когда я думаю о своей собственной истории и понимаю, что позади осталось больше лет, чем впереди, ответить на вопрос «С чего начать?» не так-то просто.
История, которую я старалась не выпускать из тайников своей памяти, история, преследующая меня по ночам в кошмарных снах, началась, когда мне было семь…
Разумеется, история моей жизни началась гораздо раньше — в тот миг, когда я была зачата, а может быть, и и до этого, — но только когда я обнаружила себя сидящей за кухонным столом перед стопкой листов, исписанных с двух сторон аккуратным почерком, — только тогда я поняла, что пришло время встретиться со своим прошлым.
«Так с чего же мне начать?» — спрашивала я себя.
«С самого начала, Марианна, — отвечал мне внутренний голос. — С самого начала твоей жизни: тебе придется вспоминать ее год за годом, если хочешь разобраться во всем, что случилось потом».
Так я и поступила.
Пока я жила в родительском доме, в нашей семье существовал своеобразный ритуал. Каждый день моего рождения начинался с того, что мама — еще до того, как я успевала прочитать хоть одно поздравление или открыть хоть один подарок, — обязательно рассказывала о том, какой сильный дождь шел в то утро, когда у нее начались схватки. Не просто ливень, нет — на дом обрушивались потоки воды; тропинки и дорожки в считаные минуты превращались в грязные бурлящие ручьи.
Отец никогда не утруждал себя чисткой водосточных желобов от опавшей листвы, и вскоре дождевая вода полилась по стенам дома; стекая вниз, она с шумом уходила в переполненные канавы. (С годами наш дом покрылся пятнами зеленого мха, а в комнатах появились непросыхающие пятна плесени.)
Итак, мне приспичило заявить о себе рано утром, когда ни на одной ферме петухи еще не успели поприветствовать восход солнца. Маму разбудила острая боль; она посмотрела на промокшую снизу ночную рубашку и поняла, что ее ребенок вот-вот появится.
И внезапно ей стало страшно.
Она потрясла отца за плечо, чтобы тот проснулся; невнятно ругая меня за непредусмотрительность, отец в спешке оделся, заправил брюки в тяжелые ботинки, потуже обмотав штанины вокруг лодыжек, чтобы не попали в цепь велосипеда, и отправился на поиски местной акушерки.
Перед тем как захлопнуть дверь, он бросил стонущей маме что-то вроде «это женские дела» и «мужчинам тут делать нечего», оставив ее наедине со страхом и болью.
Меньше чем через двадцать минут — маме показалось, что прошло несколько часов, — акушерка уже стояла возле ее кровати. Маленькая круглая женщина сразу приступила к делу. После беглого осмотра она подтвердила, что я уже на подходе, и постаралась успокоить маму рассказами о том, что за свою жизнь ей пришлось принять не одну сотню младенцев.
— И ты знаешь, что она сказала потом? — каждый раз спрашивала мама в этом месте. И я каждый раз послушно изображала неведение, мотая головой. — Она сказала, что, пока не начнутся частые схватки, она ничем не может мне помочь, и… — Тут мама обычно задерживала дыхание, чтобы подчеркнуть значимость следующих слов: — И тогда я должна буду тужиться изо всех сил! А потом она спросила, где лежат чистые полотенца, которые надо было приготовить заранее.
Рассказ об этом бесконечном, заполненном болью дне продолжался дальше.
Узнав, что мой похмельный отец забыл про все, о чем они договаривались до родов, в том числе и о полотенцах, акушерка недовольно зацокала языком, но с маминой помощью ей в конце концов удалось найти все необходимое.
Затем акушерке пришлось идти и уговаривать соседку, чтобы та помогла, когда начнутся настоящие схватки. Настоящие схватки долго не начинались, поэтому мама лежала и слушала, как на первом этаже женщины обмениваются сплетнями за неизвестно какой по счету чашечкой чая. В течение дня к ней иногда заглядывали, чтобы дать попить или протереть лицо мокрым полотенцем, но большую часть времени она была одна.
— Позови, когда я понадоблюсь, — вот и все, что сказала акушерка, которой не удалось ни успокоить, ни подбодрить несчастную роженицу, перед тем как спуститься вниз и уютно устроиться перед горящим камином.
И как только маме удается помнить столько подробностей? — каждый раз удивлялась я, ибо ее рассказ всегда был крайне длинным и крайне обстоятельным.
Весь день мама лежала на спине, раскинув согнутые в коленях ноги; мокрыми от пота ладонями она судорожно сжимала простыню, чтобы хоть как-то справиться с болью, раздирающей ее изнутри, и, конечно, со страхом.
Мамина кровать стояла перед окном, поэтому она с самого рассвета наблюдала за потоками воды, заливающими стекла.
Горло болело от рвущихся наружу криков; волосы слиплись; ночная рубашка была насквозь мокрой от пота; соленые капли стекали по лицу и срывались с подбородка.
Больше всего на свете мама хотела, чтобы рядом с ней был кто-нибудь, кто ее любит, кто держал бы ее за руку, вытирал бы лоб, успокаивал и говорил, что с ней все будет в порядке. Но в доме были только акушерка с соседкой, да и те на первом этаже.
Наступил вечер, дождь лил с прежней силой. В тускло поблескивающем оконном стекле мама видела свое разбитое каплями отражение. Казалось, будто миллионы слез струятся по ее щекам.
Спустя восемнадцать часов после того, как отошли воды, мама сделала последнее усилие — в тот миг она думала, что ее тело больше ни на что не способно, — и вытолкнула меня наружу. Вот так я и появилась на свет.
