Антон Соя - Порок сердца

Тысячи ярких разноцветных звезд зажглись и погасли одновременно, чтобы превратиться в миллионы таких же невообразимо сияющих, драгоценных камней. Бриллианты, рубины, изумруды и прочие сваровские стеклышки поблестели и разлетелись как новогодний салют, открыв чудесную летнюю картинку баварских гор, где в белом замке, в самой высокой остроконечной башенке, прекрасная златокудрая принцесса тосковала по любимому, глядя в маленькое окошко на озеро с лебедями… Раз! Поворот колесика и горы вместе с замком рассыпались в прах, словно от страшного землетрясения, а на их месте просторы черного космоса бороздил розовый космолет с той же златовлаской на борту, но очень недолго, ровно до следующего поворота деревянного колесика в маленькой ручке.

Беленькая, похожая на смешного ангела девочка крутила штурвальчик калейдоскопа, забыв обо всем на этом скучном взрослом свете. У нее теперь был свой, полностью подвластный ей мир, который она меняла мановением руки. Раз — и космос превратился в россыпи вкуснейших конфет и шоколадок. Анюта даже сглотнула слюну. «Ничего себе! Вот это фокус!» Если б их еще можно было достать из этой толстой черной трубы, стоявшей на маленьких кривых чугунных лапках на столе рядом с другими подарками! Старая, даже нет — старинная, железная и вся покрыта какими-то странными узорами, как будто каракулями. Еще и перевязана сверху красным бантом.

— Что это? — спросила девочка у папы, заприметив странный подарок.

Отец, занятый приемом гостей, как всегда, отшутился:

— Позорная труба! Хотя нет. Похоже, это старый калейдоскоп. Очень готичненькая штука.

Никто не мешал Ане наслаждаться новой игрушкой. Стоя на цыпочках, затаив дыхание, зажмурив один глаз, — вторым она наблюдала рождение новых миров, управляемое поворотом смешного деревянного колесика сбоку трубы и ее неуемной фантазией. Она, конечно, видела калейдоскопы и раньше: обычные мозаики из стекляшек не шли ни в какое сравнение с ее нынешними впечатлениями. Аня почувствовала неведомую силу, стала ощущать себя властелиншей мира, поглавнее Президента США, а может быть, даже круче Ксюши Собчак. Вот подружки обзавидуются…

Она не подумала, что все подружки остались в другом районе, а через неделю ей идти во второй класс в новой школе. Все страхи последних недель улетучились, Анюта забыла о том, что в соседней комнате ее новой просторной квартиры взрослые празднуют новоселье, а в детской, брошенные ей дети гостей, лихо отплясывают под Пинк. Она была внутри волшебной трубы! Все, что было вокруг, перестало существовать. Девочка не видела и не слышала, как сквозняком распахнуло дверь в гостиную и очередной гость пробасил очередной тост:

— Ну что ж, Гриша, теперь у лучшего кардиохирурга Москвы, его красавицы-жены и принцессы Ани есть достойная квартира. Давайте выпьем за то, чтобы ваша жизнь в новой квартире была столь же прекрасна, как этот праздничный стол!

Неожиданно перед глазом Ани в калейдоскопе появилась странная картинка. Мозаика из человеческих тел, изогнутых в самых неожиданных и неудобных позах. Мужчины и женщины, всего человек десять, образовали замысловатый узор, многократно повторенный линзами. Они явно страдали и, как показалось Ане, с надеждой смотрели на нее. «Фу, какая гадость, — девочка скривила мордашку, явно копируя маму, — и здесь эротика!» Она закрыла глаз, крутанула колесо, и все в трубе вернулось к ее ярким детским мечтам. Аппарат больше сбоев не давал. Круче компа и ПСП! Еще, еще! Анюта вертела колесо все быстрее и быстрее. Вдруг откуда-то сверху, незнакомый и знакомый одновременно, вкрадчивый женский голос спросил ее:

— Анечка, тебе нравится калейдоскоп?

Не отрываясь от игрушки, Аня ответила любопытной тетке:

— Угу. Прикольная штука.

— Это не простой калейдоскоп, Аня. Береги его.

Девочка обернулась, но в комнате никого не было, только пылинки сверкали, весело кувыркаясь в косых солнечных лучах. Тогда она снова заглянула в трубу, забыв про странную невидимку.

К сожалению, мама скоро заметила, что Аня куда-то пропала:

— Анюта! Где ты? Дети тебя заждались!

Ну вот! Девочка последний раз крутанула колесо, с неохотой поставила классную вещицу на стол и вернулась к гостям. Она не видела, как на старом калейдоскопе самозабвенно продолжает крутиться деревянное колесико.

05.09.2006 23:00-4:00

Окна были плотно зашторены. Источников света, кроме напольной лампы, тускло освещавшей неоготическое черное трюмо, в огромной спальне не было. Перед зеркалом, напряженно всматриваясь в свое отражение, сидела молодая белокурая женщина. На ней было лишь кружевное черное белье, подчеркивающее анемичную белизну стройного тела. Романтический образ разрушал грубый шрам, начинающийся под горлом и идущий между чашечек бюстгальтера до идеально плоского живота. Женщина слегка наклонила голову — на красивом лице никакой косметики: татаро-славянские скулы, прямой нос, но вот глаза — большие темные и влажные глаза выдавали примесь южных кровей, диссонируя с волосами. Эти глаза на пол-лица, в которых тонешь при первом же взгляде, делали его бесконечно притягательным. Или отпугивающим? Для кого как… Пристально посмотрев на себя, она глубоко вдохнула, положила руки на угловатые колени и заговорила:

— Надо начинать. Я Катя, Катя Дроздецкая, когда-то — Петрова. Мне восемь лет, хотя на самом деле двадцать пять. Восемь лет назад я попала в ужасную аварию в моем родном городе. С тех пор у меня новое сердце и абсолютно новая память. Да, не каждой девушке так везет. Мое новое сердце работает как часы, — она провела рукой по уродливому шраму, — один случай на миллион… Так говорит Гриша. А он знает, что говорит. Гриша — мой муж, мой бог, отец моей Ани, мой кардиохирург, мой доктор Франкенштейн. Правда, он очень не любит, когда я его так называю. Это он пересадил мне сердце в коламской больнице, это он привез меня в Москву и нянькался со мной первые два года как с ребенком. Гриша смеется — говорит, что у него две дочки, и он прав. Он мое все, а я просто очень везучая девчонка из провинции! И чертовски красивая! — Замерев на миг, она медленно подняла руку и решительно сняла с головы парик, под которым оказалась голая, как коленка, голова, со шрамом на темени. — Мои украшения меня уже не пугают. Они съели мою память, мое «я». Что бы было, если бы не Гриша? А так — все восстанавливается. Я полноценная женщина, которая каждый день принимает эти чертовы таблетки, после которых нужно лишь пару часов поспать, — и все. Иначе — кошмары. Лица, люди, которых я не знаю… — Катя начала медленно массировать голову. — Мой врач, Светёлкина, говорит, что ничего странного в том, что вернулись все воспоминания, кроме моих личных, нет. Так бывает. Гриша и мой дневник помогут мне вернуть себя. А лезть в сумеречную зону, в те полгода после окончания школы — до аварии — мне нельзя. Светёлкина умная, я ей верю!

— Молодец. — Григорий тихо вышел из темноты и встал за спиной Кати.

Высокий поджарый мужчина, с уже обозначившимися залысинами, его вытянутое лицо пересекли глубокие морщины, из-за них Григорий казался вечно чем-то недовольным. Он был в пижаме и явно готовился отойти ко сну. Нежно положив ей сильные жилистые руки на плечи, муж начал слегка разминать их, опуская пальцы все ниже, уже касаясь безобразного шрама.

— Выполняешь назначение врача. Умница. Психотренинг — это очень важно. Светёлкина тобой довольна, обещала через полгода, если ты ее не подведешь, заменить «нейровинд» на что-нибудь полегче.

Катин взгляд наткнулся в зеркале на глаза Григория.

— Я очень страшная?

— Ты самая красивая. — Григорий поцеловал ее шрам на голове.

— Гриш, обними меня покрепче…

Григорий нежно обнял жену и снова поцеловал в макушку. Катя прикрыла миндалевидные глаза.

— Как там Анька? Уснула?

— Ага, сопит, как ежик. Опять перед сном таращилась в свой «калидоскоп».

— Хорошо, хоть не в компьютер. Хотя эта странная привязанность к игрушке настораживает. Нет, милый?

— Брось ты. Просто новая яркая фигня, скоро надоест. Антиквариат! Он же стоит, наверно, немерено? Надо бы оценить его у жуков, у которых мы трюмо купили. Кто же его все-таки подарил? Ты не вспомнила?

— Вспомнишь тут, когда ты почти полбольницы пригласил. Зато я сегодня вспомнила, как купалась в детстве в речке. У нас в Коламске была речка?

Григорий поморщился, эти расспросы его напрягали, но не ответить ей он не мог:

— У вас — была. Волга, только узенькая. Ладно, милая, я, пожалуй, лягу. Мне завтра с утра в больницу.

Катя поймала его за руку.

— Вот видишь — память продолжает возвращаться, — улыбнулась она.