— Самое неприятное при разводах, — заметил Эрнест, ставя на ящик поднос с чаем, — это необходимость заново обзаводиться мебелью. Погляди. Не станем же мы искать другую такую. Попусту тратились на нее.
Саймон Шоу глядел на грузчика, пакующего вещи. Тот наклонился, выставляя напоказ традиционный фирменный знак английского работяги — торчащие между задранной майкой и съехавшими грязными джинсами ягодицы. Эрнест, хмыкнув, направился обратно на кухню, лавируя между грудами дорогих реликвий, предназначенных к отправке в миниатюрный коттедж экс-миссис Шоу в Южном Итон-Мьюзе.
Прихлебывая чай, смесь китайского «Лапсанга» с «Эрл Греем», над которой священнодействовал Эрнест, Саймон огляделся вокруг.
Лучший, по общему мнению, дом в центре Лондона — большой, богато обставленный, стоящий на краю тихой Кенсингтон-сквер. Кэролайн потратила три года и Бог знает сколько денег, пока не довела его до совершенства, при котором обычный житейский беспорядок был абсолютно немыслим. Искусно исполненные накатанные росписи поблекших тонов на потолках и стенах, ниспадающие на пол антикварные шелковые шторы, привезенные из Франции камины XVIII века, вышитые вручную диванные подушки, аккуратно расставленные по столикам предметы старины. Словом, дом с рекламной картинки.
По всему дому восхищенно кудахтали подруги Кэролайн — живущие только на салатах и лишь изредка позволяющие себе бокал сухого белого вина тощие умные особы. Кэролайн и ее команда декораторов просто обожали этот дом. Саймон всегда чувствовал себя здесь нарушающим порядок незваным гостем. Он украдкой курил в своем отделанном деревянными панелями кабинете, потому что жене не нравился запах сигар в гостиной, да и вообще дом казался более пригодным не для человеческого обитания, а для съемок фотоочерков об идеально декорированном городском жилье.
К концу их супружества Саймон приходил домой как в ночлежку, проводя дни в офисе, а вечера с клиентами. Кэролайн же, принимая гостей, язвительно шутила, что стала рекламной вдовой. Если ему доводилось возвращаться до ухода гостей, Кэролайн представляла его как замученного работой любимого мужа. Но когда они оставались одни, следовали злые упреки по поводу того, что его не бывает дома, что ему все надоело, что он думает только о работе, что он ее просто не замечает — другого слова не было. Отсюда был всего лишь шаг до «другой женщины» в офисе, секретарши Саймона, которая всегда, казалось, была там, как бы поздно ни звонила Кэролайн. Уж о секретаршах-то Кэролайн знала все. Она сама когда-то была одной из них — сплошное сочувствие и короткие юбки, — когда Саймон развелся с первой женой. Тогда не было никаких жалоб на его позднее возвращение.
Вообще-то Кэролайн, конечно, знала, что никаких других женщин не было и в помине. Саймон постоянно был на виду. Его жизнью распоряжались другие, даже в ванной командовал Эрнест. Битва за ванную была одной из немногих, проигранных Кэролайн, и с тех пор у нее с Эрнестом началась война. В отношениях двух мужчин было что-то не так, что-то нездоровое, заявляла она во время ночных пререканий.
Эрнест работал у Саймона почти десять лет, сначала, в первые дни существования компании, шофером на единственном стареньком «форде», потом постепенно стал незаменимым распорядителем всей жизни Саймона: и камердинером, и личным помощником, и доверенным лицом, и другом, дотошным, неутомимым, расторопным. Он был дипломированным механиком «роллс-ройса», вдохновенным цветоводом-декоратором и поваром, до которого Кэролайн было далеко. Эрнест осуждал ее расточительность, снобизм и полную беспомощность в ведении домашнего хозяйства. Она же ненавидела его потому, что не в ее силах было уволить его. Саймон все эти годы находился под перекрестным огнем. Но сейчас этому пришел конец. Что там говорила Кэролайн, когда они выходили из адвокатской конторы после оформления развода? Что-то вроде того, будто Эрнест у него на содержании.
— Прошу прощения, сквайр. — Перед Саймоном стояли двое грузчиков с охапками чехлов. — Если не возражаете, мы займемся кушеткой. В Итон-Мьюз, как и все остальное, верно?
— Забирайте.
— Наша работа, сквайр. Наша работа.
— Какой я к черту сквайр?
— Как угодно, приятель.
Саймон уступил кушетку и через двойную дверь вошел в пустую столовую. За дверью на кухне гремел посудой Эрнест, насвистывая несколько тактов из знакомой увертюры Россини. Кэролайн не выносила классической музыки и терпела концерты Глайндебурна из светских соображений — как повод показаться в новом платье.
Кухня была самым излюбленным местом Саймона еще и потому, что, как он теперь признавался себе, Кэролайн здесь редко бывала. Они с Эрнестом сами ее спланировали, оборудовав на профессиональном уровне огромным гарнитуром «Корню», тяжеленными чугунными и медными сковородами и кастрюлями, ножами всевозможных форм и размеров, мраморной доской для разделки теста, двумя гигантскими холодильниками из нержавеющей стали, отдельной кладовкой для провизии. На столе из тиковых досок посередине кухни Эрнест собрал перенесенные из бара в гостиной бутылки и графины.
Увидев Саймона, Эрнест перестал насвистывать.
— Звонила Лиз, — сообщил он. — В шесть заседание исполнительного комитета, а эксперт по финансовым делам, тот самый, что у Гудмана, просил позвонить ему насчет предварительных планов на последний квартал. — Эрнест заглянул в лежащий у телефона блокнот. — И еще — посредники спрашивают, можно ли показать дом завтра. Говорят, музыканту, — правда, не знаю, что это нынче означает.
— Возможно, ассистент ударника из рок-группы.
— Знаю, дорогой. Никуда не годится, но что поделаешь? Деньги у них.
Саймон тяжело опустился на стул. Ныла спина, рубашка неудобно обтягивала живот. Много лишнего веса. Слишком много ленчей и совещаний и мало движения. Он поглядел на Эрнеста, который не скрывал своих сорока восьми, но выглядел лет на десять моложе — стройная фигура, худощавое, без морщин, лицо, коротко подстриженные светлые волосы, безупречно сидящий темно-синий костюм и ослепительно белая рубашка, ни тебе брюшка, ни двойного подбородка. Вот что делают годы самодисциплины, подумал Саймон. В агентстве ходили слухи, что в один из своих экзотических отпусков Эрнест потихоньку сделал косметическую операцию по разглаживанию морщин, но Саймон-то знал, что секрет в чудодейственном креме от косметолога с Харли-стрит — по пятьдесят фунтов за тюбик, относимых на счет оборудования офиса. Одна из прибавок к зарплате Эрнеста.
— Соединить с Лиз? — вопросительно поглядел на него Эрнест.
— Эрн, думаю, что я не выдержу сегодня всю эту бодягу. Поинтересуйся у Лиз, нельзя ли перенести все дела на завтра.
Эрнест согласно кивнул. Среди бутылок на столе Саймон отыскал «Лафрэйг». Бокалы были упакованы. Вполуха слушая Эрнеста, плеснул виски в чайную чашку.
— …Мистер Шоу вынужден отложить заседание. У нас был ужасный день. На наших глазах рушится дом, и мы не в состоянии исполнять роль босса.
Эрнест взглянул на Саймона и закатил глаза, слушая ответ Лиз. Потом оборвал ее.
— Знаю, знаю. Займемся человечком Гудмана завтра, когда немного придем в себя. Ответь подипломатичнее, дорогая. Придумай какую-нибудь маленькую ложь. У тебя получается, если захочешь. Слышал, как ты разговаривала со своим молодым человеком.
Эрнест поморщился и отодвинул трубку от уха, слушая ее ответ.
— И тебе, дорогая. До завтра.
Положив трубку, он нахмурился, увидев стоящую перед Саймоном чашку. Открыл картонную коробку, достал хрустальный стакан, протер шелковым платком из нагрудного кармана и налил добрую порцию виски.
— На. — Отобрал чашку и поставил ее в раковину. — Знаю, что время тяжелое, но опускаться не следует. Немного воды?
— Что она говорит?
— A-а, как всегда, причитает и злится. — Эрнест пожал плечами. — Оказывается, заседание исполнительного комитета уже дважды откладывалось, и они теряют терпение. Особенно мистер Джордан. Но, как мы знаем, требуется не так уж много, чтобы вывести нашего дорогого Джордана из себя.
Он прав. Джордан, чей талант в обхождении с нудными клиентами мог сравниться только с его же обостренным самомнением, будет чувствовать себя задетым. Подумав, что утром следует его успокоить, Саймон отхлебнул виски. Его передернуло. Вспомнил, что весь день ничего не ел.
В кои-то веки выдался свободный вечер. Можно было, взяв книгу, усесться в углу за столиком в ресторане «Коннот», но он не был настроен ужинать в одиночку. Можно пригласить друзей, но тогда пришлось бы весь вечер уходить от разговора о Кэролайн и разводе. Ужин с кем-нибудь из агентства, как всегда, превратился бы в ленивую болтовню о клиентах, планах на будущее и делах в офисе. Он поглядел на стол, прищурившись от отражавшихся в бутылках солнечных лучей. Ему будет не хватать этой кухни.
