Алексей Колышевский - Жажда. Роман о мести, деньгах и любви

Ознакомительная версия.

Бригадир сидел при полной власти, в пиджаке, рубашка расстегнута по последней моде. На руке – Паша всякий раз забывал рассмотреть, на которой именно, – большие часы с гравировкой «За всё» на задней крышке. В углу кабинета – знамя с кистями, вышитое ивановскими ткачихами, – подарок. Над головой бригадира висел портрет двуглавого орла, обрамленный в тяжелую раму. Портрет изображал этого самого орла и больше, собственно, ничего не изображал.

– А-а-а, Павлик! – обрадовался бригадир. – Ну, чего ты там надумал?

– Да вот, – министр для виду оробел, зная, что бригадир покорность ценит. – Тут, товарищ Бригадир, человечек один интересный схему предложил. Можно пару копеек по-тихому зашибить, а делать особенно ничего и не надо. Бабки пульнуть. Оформим как надежный инвестпроект, а прибыль укажем так себе, ну а дельту, сами понимаете...

– Звонишь-то складно, – благожелательно кивнул бригадир, и Паша мысленно поставил себе промежуточный зачет, – однако охота и подробности узнать. Есть бумажка-то какая?

– Вот, пожалуйста, – Паша выложил перед бригадиром широкий скрученный лист бумаги и развернул его, придавил по краям, чтобы не сворачивался. – Вот, значит, два американских агентства, которые жилищные кредиты выдают. У этого человечка там хорошая доля.

– А я его знаю?

– Конечно, товарищ Бригадир! Это некий Мемзер Жорж Леопольдович.

– О-о-о! – уважительно протянул бригадир. – Это большой человек. Он вроде теперь в Москве проживает?

– Так точно! Приехал некоторое время назад, купил дом в центре. Одним словом, проживает. Большой финансист, товарищ Бригадир. Предлагает нам в эти агентства перевести кое-что. Я вот тут указал. Да вот, прямо тут, сбоку написано.

– Серьезная цифра, – со значением произнес бригадир и поглядел в окно. За окном светило солнце, на лужайке перед домом резвилась любимая бригадирова собачка. Бригадир на время забыл обо всем и принялся насвистывать мелодию старинной песни «Я люблю тебя, жизнь», а потом даже спел половину куплета. На словах «Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это взаимно» бригадир услышал, что ему кто-то подпевает, вспомил о Паше и повернулся в его сторону.

– Раз цифра серьезная, то и последствия могут быть серьезными. Не кинет он, этот Жорж Леопольдович?

– Ни в коем случае, – Паша приложил руку к сердцу и стал похож одновременно на Павлика Морозова, Тимура и его команду и на трактористку Пашу Ангелину в момент вручения ей ордена Трудового Красного Знамени.

– Ну а... – бригадир выжидательно поглядел на Пашу, – что-то здесь больше никаких цифр не написано.

– Товарищ Бригадир, вопрос тонкий, деликатесный, то есть, тьфу ты, деликатный. Одним словом, десять процентов сразу после размещения средств в этих самых агентствах.

Бригадир, услышав про десять процентов, невольно нарушил придворный этикет и конвульсивно подпрыгнул в кресле:

– Так это же... Шесть?

– Так точно, товарищ Бригадир, – молитвенно прижав к груди руки ответил министр, – шесть.

– Так ведь и это еще не все, Пабло, – почему-то на испанский манер назвал Пашу бригадир, – ведь эти шесть-то попилить надо как следует. Кто при интересе?

– Вы первый, вам тридцать процентов. Тридцать Мемзеру, тем более что он там у себя тоже с кем-то должен попилить. Может, со своим бригадиром, я точно не знаю. И нам с Ариком по двадцать, товарищ Бригадир.

– Это который Арик? – нахмурился бригадир. – Это тот, что из «А-Групп»? Компаньон твой? А он здесь при чем?

Паша почувствовал головокружение и легкие желудочные колики. Он с удовольствием сел бы, но сесть ему никто не предложил, а без приглашения он не смел, лишь робко оперся о спинку стула:

– Просто Арик тоже в схеме, Мемзер его человек и без Арика ничего бы не...

– Так, – сказал как отрезал бригадир. – Ты давай тут без интеллектуальных шарад своих, Паштет. Дела твои темные мне известны. Может и не все, но тебе, в случае чего, генпрокуратура за них лет тридцать навесит...

«Пугает, – с обожанием глядя на бригадира, подумал министр. – Значит, все получится. Сейчас, небось, свою долю увеличит до половины, как мы с Ариком и прогнозировали, и все будет тип-топ». Он не ошибся:

– Я никаких Ариков кормить не собираюсь, – продолжал бригадир жестко, глядя перед собой в одну точку. – Мои условия следующие. Мне, – он выдержал эффектную паузу, во время которой Станиславский Константин Сергеевич, случись ему присутствовать при этом спектакле, непременно воскрикнул бы: «Верю!» – мне, – повторил бригадир, – пятьдесят процентов. И точка. А остальное дербаньте, как хотите.

– Слушаюсь, товарищ Бригадир, – засуетился Паша, принялся сворачивать свой лист, радостно тряся головой, а бригадир молча за ним наблюдал. Наконец, когда министр скатал схему в трубочку и вытянулся, щелкнув каблуками, в ожидании дальнейших указаний, бригадир сказал:

– Опять Аляску продаем.

Министр вежливо изобразил непонимание.

– Аляску, говорю, продаем опять. Тогда продать продали, а денег так и не увидели. Корабль-то утонул, который из Америки в Россию золотишко вез! За просто так Аляску отдали, получается. Вот и сейчас из Стабфонда шестьдесят миллиардов пульнем, а назад-то и не получим ничего. Потонет кораблик.

– Вы же знаете, товарищ Бригадир, – тихо сказал министр, – что скоро начнется. Так хоть мы с вами заработаем с этих миллиардов, а то они просто в трубу улетят, и все.

Бригадир вновь посмотрел в окно. Были в его взоре мудрая грусть и рассудительная печаль, сдержанная меланхолия и тоска по крутым горным спускам. Какой же бригадир не любит быстрой езды?

– Ступай, Паша. Да говори всем, что, дескать, к нам в державу сия чума не пожалует. Оно, может, кто и поверит. Народ-то у нас, сам знаешь. Золотой, Паша, у нас народ...

– Девушка, я хотел бы снять со своего счета девятьсот семьдесят тысяч рублей и оставить только неснижаемый остаток тридцать тысяч.

– М-м-м... С какой целью?

Человек, стоявший у стойки в банке, поперхнулся от неожиданности:

– А вам какая разница? Мои деньги, на что хочу, на то и снимаю.

Лицо «девушки» – лысоватой дамы лет сорока трех – подернулось ненавистью, длинный чувственный нос в загримированных оспинах пришел в движение, кончик его затрепетал, ноздри раздувались, будто жабры акулы, спринтерским рывком преодолевающей оставшиеся метры до заветного серфингиста, на скулах обозначились багровые чахоточные пятна, а табличка на груди с надписью «Вера Лосева, главный экономист» задрожала, словно последний осенний лист на дереве. Вся сделавшись поджарой, как русская псовая борзая, дама очень похоже изогнула спину и глухо спросила:

– Вы заказывали деньги?

Клиент – молодой мужчина лет тридцати пяти в коричневых, чуть тронутых пылью ботинках и с портфелем, зажатым под мышкой, уставился на Лосеву с непониманием, быстро сменившимся первоначальной стадией бешенства. Закипая, словно электрочайник, молодой человек с возмущением воскликнул:

– Что значит «заказывал»?! Где и у кого я должен что-то заказывать?! Почему я должен заказывать собственные деньги?! Вы банк?! Банк! Я храню у вас деньги?! Храню! Так и выдайте их мне по первому требованию, как это написано в договоре! Вот! – Он поставил портфель на стойку, порылся в нем, достал договор на двух листах и потряс ими перед главным экономистом Лосевой:

– Написано черным по белому: «банк обязуется, трам-пам-пам, выдать, трам-пам-пам, в случае, трам-пам-пам, по первому требованию вкладчика». Я ж ничего не выдумываю, правда? Мне вообще странно, что я должен вам все это сейчас говорить. Короче, мне срочно нужно девятьсот семьдесят тысяч, вот мой паспорт.

Лосева заметно напряглась, взяла паспорт, раскрыла, положила перед собой, пробежалась пальцами по клавишам компьютерной клавиатуры:

– Михаил Евгеньевич?

– Да.

– У вас вклад «Престижный»?

– Да!

– Пожалуйста, не кричите на меня.

– Все-все, я не кричу. Вы мне только деньги мои выдайте, пожалуйста, и я вам буду улыбаться хоть до конца дня, благо, – он посмотрел на циферблат больших часов за ее спиной, – до закрытия банка еще есть минут пятнадцать.

Ознакомительная версия.