Грин очень внимательно относился к совпадениям и всегда их подмечал. В продолжение этой темы добавлю: моей канадской издательницей является Луиза Деннис — племянница Грина. Преподобный Фредерик Бюхнер, познакомивший меня с творчеством Грина, — теперь уже не священник в Эксетере, а мой давний друг и сосед по Вермонту (мир тесен). И меня лишь слегка изумляет, что ко времени окончания Эксетера я успел перечитать произведения большинства писателей, повлиявших на мое собственное творчество. Справедливо и то, что часы, отданные мною чтению, обусловили (в сочетании с моей дислексией) необходимость проучиться в Эксетере пять лет вместо четырех.
Сейчас это уже не имеет никакого значения. В своей истории я вижу хороший урок для романиста: не останавливаться, двигаться вперед, но медленно. Зачем торопиться с окончанием школы или книги?
ЗапаснойНаиболее интеллигентные из моих сокурсников по Эксетеру отправились продолжать учебу в университетах «Лиги плюща»[15]и других, не менее элитарных заведениях. Джордж Троу переместился чуть южнее, в Гарвард. Туда же через год отправился и Ларри Палмер. Чака Крулака приняли в Военно-морскую академию (Крулак уехал в Аннаполис годом раньше). Я же избрал для себя Питсбургский университет, поскольку хотел состязаться с лучшими борцами.
Мне бы куда лучше жилось в Висконсине, но Эксетер я окончил с весьма скромными оценками и был вынужден дожидаться очереди на прием. Вот тебе и привилегированная школа! В обычной я ходил бы в отличниках (так мне тогда думалось). А теперь — изволь ждать. Питсбург я выбрал лишь потому, что там в университет меня приняли без всякого ожидания.
Это было моей ошибкой. Мне нравился Джордж Мартин, висконсинский тренер по борьбе. Я ему тоже нравился. В Эксетере я крепко дружил с его сыном Стивом — будущим успешным борцом в категории до ста пятидесяти семи фунтов. Когда я приехал в Мэдисон, город мне тоже понравился. Хорош был и борцовский зал «Баджер». Учись я в Висконсинском университете, скорее всего, я бы не побеждал ни в соревнованиях «большой десятки», ни в местных соревнованиях. Это меня не останавливало. Я был настроен продолжать тренировки и, естественно, учиться. В том, что через четыре года я окончу университет, я не сомневался. Но… Питсбург принимал меня сразу, а Висконсин говорил: «Там будет видно». В девятнадцать лет кому захочется ждать, когда «будет видно»?
Тренер Сибрук меня предупреждал: в Питсбурге я рискую сломать себе шею. Мне стоило бы выбрать университет поскромнее, где и борцовская команда была послабее. Таковы были рекомендации Теда. Но убедить меня он не сумел. Тогда он написал Рексу Пири, питсбургскому тренеру, и дал оценку моим спортивным показателям. Зная Теда, могу предположить, что он не стал преувеличивать мои возможности. Тренер Пири был подготовлен к моим «неплохим» результатам и не ждал большего. В действительности мои показатели были даже хуже.
Рекс Пири вырос в Оклахоме. Он трижды завоевывал национальный чемпионский титул. И его сыновья трижды становились чемпионами Национальной студенческой спортивной ассоциации (НССА). В год моего поступления Питсбург жил ожиданием будущего Всеамериканского чемпионата. В категории до ста двадцати трех фунтов на нем победит Дик Мартин. В остальных категориях чемпионы распределятся так: Даррелл Келвингтон (в категории до ста сорока семи фунтов), Тимоти Гей (в категории до ста пятидесяти семи фунтов), Джим Харрисон (в категории до ста шестидесяти семи фунтов) и Кеннет Барр (в категории до ста семидесяти семи фунтов). (Харрисону предстояло стать общенациональным чемпионом; титул чемпиона НССА он завоевал в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году.) Называю остальных чемпионов: Золикофф (в категории до ста тридцати семи фунтов), Джеффрис (в категории до ста девяноста одного фунта) и Уэйр (категория без ограничения веса). Когда-то я мог отбарабанить этот список даже во сне.
Моим частым партнером на тренировках в Питсбургском университете был Шерман Мойер (категория до ста тридцати фунтов). Он был женат и успел отслужить в армии. Говорили, что Шерм выкуривает одну сигарету в неделю; обычно в туалетной кабинке, перед состязанием (во всяком случае, только там я видел его курящим). Его излюбленной позицией была верхняя, и уж тут противнику доставалось от него по полной. Увернуться от захватов Шермана Мойера не представлялось возможным. Он мог «кататься» на мне все время тренировок, что и делал. Меня мало утешал тот факт, что способности «наездника» помогли Мойеру дважды за один сезон победить всеамериканского чемпиона Сонни Гринхалга из Сиракьюса. (Мы с Сонни до сих пор вспоминаем Мойера.) Не особо утешали меня и джентльменские манеры Мойера. Со мной он всегда держался честно, с добродушным юмором, я бы даже сказал — по-дружески. Однако это не мешало ему раскладывать меня на лопатки.
Что касается тех, кто поступил в университет вместе со мной, — среди них хватало крепких ребят. Особенно в моей весовой категории и в соседних. Стоит назвать Тома Хениффа из Иллинойса и Майка Джонсона из Пенсильвании. Они часто тренировались в паре со мной и с Мойером. Мы с Хениффом оба весили по сто тридцать фунтов (со времен Эксетера я сбросил три фунта). Джонсон, боровшийся в категориях до ста двадцати трех и до ста тридцати фунтов, мог победить борцов и потяжелее — вплоть до ста сорока и ста пятидесяти фунтов. Через год Майк Джонсон стал общенациональным чемпионом, победив в чемпионате НССА. (Сейчас он тренер по борьбе в одной из средних школ Ду-Бойса, штат Пенсильвания.)
Назову еще двоих новичков, с кем мне довелось тренироваться. Один — стотридцатисемифунтовый рыжеволосый борец Карсуэлл (или Казуэлл). Могу с полным основанием сказать: он был самым сильным из всех моих соперников. Его рост достигал пяти футов пяти дюймов, а грудь была шириной в шестьдесят дюймов. Второй — улыбчивый парень по фамилии Уорник; тот отличался таким ручным захватом, что я поневоле оглядывался по сторонам — не оторвал ли он мне руку. Новичка в весовой категории до ста сорока семи фунтов звали, по-моему, Фрэнком ОʼКорном. Я плохо помню этого парня, поскольку боролся с ним всего несколько раз. Джон Карр, весивший сто пятьдесят семь фунтов, победил в меж-школьном турнире в Чешире, завоевав титул чемпиона Новой Англии. (В своей взрослой жизни Карр периодически мигрировал между Питсбургом и Уилксом, работая тренером в средних школах. Вплоть до недавнего времени он работал где-то в пригороде Уилкс-Барре.) Завершал эту шеренгу новичков Ли Холл — парень весом в сто семьдесят семь фунтов, которого буквально зазвали в Питсбург.
Я знал: эти ребята — хорошие борцы. Я приехал в Питсбург, поскольку они были лучшими. Однако в тысяча девятьсот шестьдесят втором году в борцовском зале Питсбургского университета не было ни одного борца, над кем бы я сумел одержать победу. Ни одного.
Не скажу, чтобы меня подвел недостаток техничности. В Эксетере у меня был прекрасный тренер, и я добросовестно усвоил технику приемов. Проблемой являлись мои ограниченные спортивные данные, из-за чего я оказывался далеко позади вышеназванных перспективных ребят. Тед Сибрук сделал из меня хорошего борца. Но он не мог сделать из меня хорошего спортсмена, о чем часто напоминал. В Питсбурге я прочувствовал это с особой силой. Питсбург превратил мои «неплохие» результаты, которых я добивался в Эксетере, в никудышные.
Я не возьмусь рассуждать о том, какими качествами должен обладать «хороший спортсмен» во всех видах спорта. Ограничусь борьбой. В борьбе хорошее равновесие столь же важно, как и быстрота реакции. И то и другое невозможно приобрести путем тренировок. Говоря о равновесии, я имею в виду два момента. Первый — способность держаться на ногах. Этому в малой степени можно научиться (умению сохранять хорошую позицию). Второй момент — скорость, с какой борец восстанавливает равновесие, если вдруг его потерял. Вот этому не научит никакой тренер. Моя скорость всегда была прискорбно мала, и это мой недостаток как спортсмена. (В борьбе такой недостаток весьма ощутим.)
В тысяча девятьсот шестьдесят втором году первокурсникам не разрешалось участвовать в университетских соревнованиях, поэтому я с нетерпением ждал начала состязаний в подгруппе новичков. Наша команда имела все шансы на победу. Однако случилось так, что у Джонсона, Хениффа, Уорника, ОʼКорна и Карра были либо проблемы с успеваемостью, либо последствия травм (возможно, то и другое), и все состязания отменили. Единственным крупным соревнованием года был турнир в Уэст-Пойнте, где участвовали первокурсники университетов Восточного побережья. До него оставались еще месяцы, а пока мне приходилось довольствоваться тренировочными состязаниями в борцовском зале Питсбургского университета. Если бы я остался в Питсбурге, то легко мог бы предсказать свое будущее. Я бы сделался запасным для Джонсона, Хениффа или Уорника (или для всех троих), а затем продолжал бы находиться в роли запасного для первокурсников следующего года. Я бы оставался вечным запасным. Если бы кто-нибудь из борцов не мог выступать по болезни, из-за травмы или несоответствия весовой категории, тогда бы выпускали меня. И я выходил бы на мат не побеждать, а стараться делать все, чтобы не оказаться разложенным на лопатки. Это в лучшем случае. Зал в Питсбурге грозил на несколько лет стать для меня подобием «ямы», а соперники — подобием Винсента Буономано.
