Мустейн вышел наружу и присел на ступеньку крыльца. Вид мерцающей на воде лунной дорожки и колеблемой легким ветерком травы привел его в умиротворенное настроение. Луна походила на серебряный шар с гравировкой. У самого горизонта крохотное созвездие красных и зеленых ходовых огоньков отмечало движение рыболовного судна. Волны лениво набегали на берег, и кто-то большой – уж не пеликан ли? – плескался в воде поодаль. В темно-синем воздухе плясали светлячки. Вайда вышла из дома и села рядом с Мустейном, расправляя подол белого платья. Он почувствовал благоухание свежего тела и прикосновение теплого бедра.
– Хочешь гитару? – спросила она. – Могу принести.
– Тебе же не понравилось, как я играю.
Она тряхнула головой, откидывая с лица прядь волос.
– Мне не нравится многое в «Верном шансе». Поэтому я и утащила тебя оттуда.
– Тогда почему ты там оказалась?
– Тоска заела, да и выбор невелик.
Мустейн соображал, что бы такое сказать, и сам себе удивлялся; он знал, как надо разговаривать с женщинами, как заставить их смеяться и забыть об осторожности. Но сейчас все испытанные приемы казались неуместными. Он чувствовал напряжение и неуверенность.
– Расскажи мне про себя, – наконец сказал он. – Как ты живешь?
– Это неинтересно, – сказала Вайда. – Здесь меня считали шлюхой. Теперь называют помешанной. Полагаю, они ожидали от меня большего, поскольку я была Владычицей Иоанновой Ночи.
– Да, Тайет говорила. А что это значит?
– Такая местная традиция. Каждые двадцать лет здесь выбирают десятилетнюю девочку как талисман города. Она притягивает к себе все несчастья, а Грааль может благоденствовать в свое удовольствие. – Вайда криво усмехнулась. – Наверное, со мной так и случилось, поскольку мне по жизни не особо везло. Но они хотят видеть Владычиц особами достойными. Добропорядочными гражданами Грааля. И боятся выбрать не ту девочку. Поскольку если она не понравится Доброму Серому Человеку, все напасти вернутся.
– И они верят в эту чушь?
– Разумеется. Местные жители верят в это уже пару веков. Основатели Грааля заключили сделку с Добрым Серым Человеком. Какой-то дух, болтающийся в здешних краях. Он пообещал, что город будет процветать до тех пор, пока жители будут сохранять традицию. В любом случае ты можешь узнать обо всем завтра вечером. Они будут выбирать мою преемницу.
– Но ты-то не веришь?
– Мне нет до этого дела. В моей жизни были вещи и похуже.
Она поставила локоть на колено, подперла ладонью подбородок и задумчиво уставилась на воду Залива, плоскую и блестящую, как полированная столешница. Светлячок пристроился у нее в волосах и мерцал крохотной искоркой под вьющимся тонким локоном. Ее профиль четко вырисовывался в свете, падавшем из дверного проема. У Мустейна вдруг мучительно сжалось сердце, забилось неровно. Он оцепенел в напряженном ожидании; несуразное чувство.
– Забавно, как приходит ясность, – проговорила Вайда. – Словно что-то спит внутри тебя, вдруг пробуждается и видит, что в другом человеке оно тоже проснулось. Вряд ли это просто так. Забавно. – Белки ее глаз сияли в полутьме. – Ты бы сказал что-нибудь, а то я начинаю чувствовать себя дурой.
– Я не знаю, что сказать.
– Ты никогда раньше не испытывал влечения к женщине?
– Такого – нет.
Она взяла руку Мустейна, провела большим пальцем по костяшкам его пальцев. Цикады стрекотали в высокой траве хором протяжных скрипучих голосов. Ветер усилился, зашумел. Мустейну послышались обрывки живой мелодии в шуме ветра, переборы неистовой гитары, переливы аккордеона.
– Пойдем в дом, – сказала Вайда. – Что толку в разговорах.
Обычно Вайда занималась любовью, чтобы защититься от разъедающего душу чувства неуверенности. Она умела пользоваться своим телом, получая наслаждение от близости. В обычных обстоятельствах, с обычными партнерами – с мужчинами, к которым она обращалась за утешением, – занятия сексом превратились в исполненное животной силы упражнение, призванное сгладить острые углы действительности. Но в ту ночь она имела дело с Джеком, с Формой, которая жила в нем и вдохнула истинную страсть в любовный акт. Она по-кошачьи прогибала спину, одержимая желанием отдаться целиком и не столько получить, сколько доставить наслаждение. Она стискивала обеими руками поперечину медной спинки кровати, покуда та не начала жалобно скрипеть. Она ритмично двигала бедрами и чувствовала свое тело будто наполненным горячим маслом, принимающим под прессом разные образы. Ее стоны сливались с протяжными стонами ветра с Залива, выдувающего из хижины, как из деревянной дудки, рыдающие ноты. Потом, лежа в темноте рядом с Джеком, она поняла, что теперь ей ничего не грозит, что любовь достаточно глубоко проникла в сердца обоих, чтобы освободить ее от власти Марша. Все знаки предвещали только хорошее. Ветер сотрясал хижину, и картинка Нерукотворного Спаса, висевшая на стене в спальне, сильно покосилась вправо, но не упала, удержанная на месте таинственной силой изображения. Стоявшая на холодильнике стеклянная посуда нежно вызванивала прерывистую мелодию; пес прогавкал три раза, словно извещая о перемене, которую чувствовал, но не понимал. Окно над кроватью, разделенное крестом рамы, напоминало блок почтовых марок – темно-синие прямоугольники с одинокой белой звездой в верхнем углу – и свидетельствовало о единстве человеческой воли и божественного замысла.
Джек приподнялся на локте, заглянул ей в глаза и спросил:
– Не хочешь сказать, о чем ты думаешь?
– Ни о чем таком особом. Просто мне хорошо… спокойно. – Густая тень лежала на его лице; она подняла руку и взъерошила ему волосы. – А ты о чем думаешь?
– О сотне разных вещей.
– Например?
– Ну… – Он помолчал. – Я пытаюсь понять, что ты за человек.
– Для этого потребуется время… нам обоим. Но мы уже положили начало, а это самое сложное. Что еще?
Он снова помолчал, потом сказал:
– Я влюбляюсь в тебя. И не понимаю этого.
Вайда чувствовала то же самое, но ясно сознавала, что сейчас лучше ничего не говорить: он будет погружаться все глубже и глубже в пучину любви, покуда она не произнесет слов признания, а как только она произнесет их, не в силах больше сдерживаться, он прекратит погружение – и более глубокой любви они уже не познают. С Джеком она намеревалась потянуть время.
– А что тут непонятного? – спросила она. – Такое порой случается.
– Со мной не случалось… до сих пор.
– Ну и что с того?
Она обняла его шею, притянула к себе и поцеловала в губы, сначала нежно, а потом страстно, самозабвенно.
– Что такое ты вытворяла? – спросил он, прерывая поцелуй. – Когда была сверху?
– Вытворяла?
– Ну ты понимаешь. Ты так сжимала меня.
– Ах это, – сказала она. – Я научилась всему этому, когда мне было четырнадцать. Моя кузина Амелия купила женский журнал со статьей «Как укрепить мускулы влагалища». Мы упражнялись каждый день. Разница в том, что она берегла себя для будущего мужа. Мне же не терпелось проверить все на практике. Ну и репутацию же я заработала!
– Еще бы.
– Неужели твои женщины никогда не делали с тобой такого?
– Делали, но не так…
– Продолжай.
Он заметно смутился.
– Не так умело.
Вайда рассмеялась.
– Я же говорила, что я женщина с опытом. Но ведь тебя это не волнует, правда?
– Нет… черт возьми. Но ты продолжаешь удивлять меня.
– У меня есть еще чем тебя удивить. Подожди до завтра.
– А зачем ждать?
– Мне же выходить на работу через пару часов! Я и так буду ползать как сонная муха. Но ты можешь спать сколько душе угодно. Я доберусь до города на попутной машине, а пикап оставлю тебе. Когда проснешься, приезжай в ресторанчик. Я накормлю тебя завтраком.
Он лег лицом к лицу с ней и положил ладонь ей на щеку. От прикосновения на Вайду накатила волна сонливости – Форма даровала ей покой.
– Вайда, – сказал он.
– М-м-м… Что?
– Ничего.
Джек обнял ее, и она прильнула к нему всем телом, погружаясь в сон, больше не боясь кошмаров. Поначалу она провалилась в черную бездну подсознания, а вынырнув на поверхность, увидела сон, светлый и мирный. Обнаженная, она шла по фруктовому саду, в котором росли деревья с золотыми листьями и стеклянными плодами. Трава была золотой, и тигр со сверкающими глазами, похожими на драгоценные камни, мягко ступал рядом. Листья нижних ветвей скользили по коже, оставляя на ней теплые сияющие следы, медленно остывающие, словно следы поцелуев. Крылатые изумруды, как июньские жуки, чертили стремительные зигзаги в воздухе. Потом на лужайке впереди она увидела стеклянного рыцаря в латах, стоящего над убитым зверем. В брюхе зверя зияла глубокая рана, из которой хлестала кровь; и латные рукавицы рыцаря были все в крови, словно он рылся в ране, пытаясь извлечь оттуда клад. Ужасное зрелище не гармонировало с безмятежной атмосферой сада. Вайда не узнала в рыцаре Марша, но поняла, что это он, а зверь с выпотрошенными внутренностями – она. Она отступила назад, испугавшись, что Марш заметит ее. Но тигр прыгнул вперед и одним ударом лапы разбил стеклянного рыцаря на тысячу мелких осколков, а потом принялся слизывать с них кровь, и вскоре от ее врага не осталось ничего, кроме стекла в траве, которое казалось не страшнее яркой цветочной пыльцы или кристаллического осадка времени.
