— Бывает и похуже.
— Блин, да мне давно до него нет дела. К тому же все, что ни делается, все к лучшему.
— Тогда-то и началась твоя карьера.
— Соображаешь, приятель. Моя блистательная карьера, путь наверх к высотам славы.
После этого разговора Нэш уловил легкий сдвиг в своих чувствах к Поцци. Чувства стали мягче, добрее, и пусть неохотно, однако Нэш все же признался себе, что есть в этом парне нечто изначально хорошее. Разумеется, Нэш не бросился тотчас ему на шею, выкладывать все как есть, но ему захотелось — и с той минуты все больше хотелось — взять его под крылышко, опекать и защищать. Возможно, причиной тому была щуплая, худосочная фигурка — будто бы Поцци, остановившись в росте когда-то, в явно несытом детстве, и впрямь остался ребенком, которому еще расти и расти, но, может быть, так подействовала на Нэша история про отца. Слушая Поцци, Нэш то и дело вспоминал собственное детство, невольно, с удивлением отмечая элементы сходства: заброшенность, нежданные деньги, неизжитая до конца обида, — что, конечно, задело в нем живую струнку. Если начинаешь в человеке узнавать себя, он перестает быть чужим. Так или иначе, чем-то вы оказываетесь уже связаны. Нэш вполне отдавал себе отчет в том, что эти мысли нужно от себя гнать, что это ловушка, но ничего не мог с собой поделать и против воли проникся теплыми чувствами к непутевому, худущему почти мальчишке. Расстояние, их разделявшее, неожиданно сократилось.
Нэш решил отложить экзамен и в первую очередь заняться одеждой Поцци. До закрытия магазинов оставалось еще полдня, и незачем было заставлять его шататься по отелю, как клоуна, в спадавших штанах. Нэш понимал, что вести себя нужно жестче, но Поцци еще не оправился от побоев, и у Нэша недостало духа заставить его немедленно демонстрировать свои таланты. Конечно, это была ошибка. Покер — экзамен на прочность, проверка реакции в экстремальных условиях, и самый хороший способ узнать, на что человек способен, сыграть с ним тогда, когда он без сил валится с ног. Поцци экзамен провалит почти что наверняка, и деньги, которые Нэш готов выложить на одежку, будут выброшены на ветер. Но, готовый к неприятным открытиям, Нэш все же решил не спешить. Он оттягивал конец, делая перед собой вид, будто бы у него еще есть надежда. Кроме того, ему самому захотелось прошвырнуться по магазинам. В конце концов, несколько сотен погоды ему не сделают, зато, сводив Поцци куда-нибудь, например в «Сакс» на Пятую авеню, и он тоже получит удовольствие. Поход обещал быть забавным, а если на том и кончится, он по крайней мере потом вспомнит о нем с улыбкой. В магазине Поцци оправдал все расходы с лихвой, устроив такое представление, на какое Нэш, проснувшись в то утро в Саратоге, не смел и рассчитывать.
Поцци начал валять дурака в тот же самый момент, как только они переступили порог универмага. Я вам что, студентик какой? или пидор? заявил он в мужском отделе, лучше буду ходить в полотенцах. Оно, может быть, и сойдет, если ты мистер Дерьмистер Третий с какой-нибудь Парк-авеню, а он-то Джек Поцци, нормальный парень, из Ирвингтона, штат Нью-Джерси, и чтоб ему провалиться, если он напялит на себя вот это розовое позорище с крокодилом. Там, откуда он родом, в таком на порог не пустят. Сдерут, раздерут и смоют в сортире. Оскорбленный в своих лучших чувствах, Поцци нес эту околесицу, не забывая разглядывать женщин, замолкал, если в отдел заходила покупательница покрасивее или помоложе, силился взглядами навести контакт, а потом едва не вывихивал шею, провожая глазами колыхание бедер. Двоим из них он подмигнул, а к третьей, которая ненароком задела его за руку, тут же шагнул знакомиться.
— Привет, малышка, — сказал он. — Какие планы на вечер?
— Полегче, Джек, — раз или два предупредил его Нэш. — Успокойся. Нас отсюда вышвырнут, если не угомонишься.
— Я и так спокоен, — сказал Поцци. — Нельзя, что ли, парню попытать счастья?
Поцци будто бы знал, что Нэш от него ждал чего-то подобного. Он устроил спектакль явно сознательно, кривляясь будто бы в знак благодарности, а если бы Нэш на самом деле захотел, чтобы тот прекратил, Поцци остановился бы в ту же секунду. По крайней мере, именно так подумал Нэш через несколько минут, когда они приступили к делу всерьез и Поцци проявил исключительную покладистость. Теперь он так давал понять, что оценил предоставленную возможность научиться чему-то новому и что в его глазах Нэш заслужил уважение.
— Значит, так, Джек, — сказал ему Нэш. — Ты через два дня идешь в гости к миллионерам. Ты поедешь играть не в паршивом игорном зале, а в гости. Тебя, может быть, там хотят оставить к обеду или переночевать. Ты ведь не хочешь произвести на них плохое впечатление, ведь так? Не хочешь выглядеть провинциальным болваном? Видел я, в чем ты ходишь. Не годится, Джек, это не пойми что. Если сталкиваешься с человеком в таком костюме, как был у тебя, с ним все сразу понятно, сразу про себя думаешь — вот это и значит проиграться по-настоящему. Ни стиля, ни класса. По дороге ты что-то там говорил, будто бы в твоем деле приходится быть актером. Но актеру нужен костюм. Может быть, эта одежда тебе и не по душе, но в ней ходят богатые люди, а тебе нужно всем показать, что ты человек неглупый и понимаешь, что к чему. Пора начинать взрослеть, Джек. Пора задуматься о себе всерьез.
Так, постепенно, Нэш одел его с головы до ног, и Поцци вышел из универмага с благоприобретенными за пять сотен буржуазной солидностью и приличием, в костюме до такой степени обыкновенном, что его владелец становился невидимым в любой толпе: темно-синий пиджак, светло-серые брюки, кожаные белые мягкие туфли, белая рубашка из хлопчатобумажной ткани. День был жаркий, и Нэш сказал, что в такую погоду вполне можно обойтись без галстука, и Поцци тут же кивнул, сказав, что главное — вовремя остановиться.
— Я себя уже и так чувствую, как не знаю кто, — сказал он. — Только удавки мне еще и не хватало.
В «Плазу» они вернулись часов около пяти. Забросили на седьмой этаж пакеты и спустились в «Устричный бар». После первой же кружки глаза у Поцци стали слипаться и его явно потянуло в сон. Нэш видел, что парню все еще больно, и потому, не желая его терзать, попросил чек.
— Быстро ты скисаешь, — сказал он. — Кажется, пора тебе подняться вздремнуть.
— Что-то дерьмово мне, — признался Поцци, и не подумав возражать. — Субботний вечер в Нью-Йорке, но мне, похоже, уже ничего не обломится.
— Пойди отоспись, приятель. Если к ночи проснешься, закажем ужин, но, по-моему, лучше бы тебе спать уже до утра. Тогда встанешь как человек.
— Готовый к боям и подвигам. Никаких, значит, девок. Никакого разгула, ничего жирного. На дорожку в пять, спарринг в десять. Воздержание. Воздержание и умеренность.
— Схватываешь просто на лету.
— У нас бой на носу, Джимбо. Малышу пора на бочок. Спорт требует жертв.
Они снова поднялись в номер, и Поцци тут же залег в постель. Нэш, прежде чем выключить свет, заставил его проглотить три таблетки аспирина, а потом поставил пузырек и стакан с водой на столик.
— Если вдруг проснешься, — сказал он, — прими еще. Снимет боль.
— Спасибо, мамочка, — сказал Поцци. — Можно я сегодня не буду молиться на ночь? Передай, пожалуйста, Господу, что мне очень хочется спать.
Нэш прошел к себе через ванную, закрыл за собой обе двери и сел на кровать. Он был немного растерян — оказалось, он понятия не имеет, чем себя занять на весь вечер. Нэш решил было пойти поужинать, но отверг эту мысль. Он не захотел уходить от Поцци надолго. Случиться ничего вроде бы не могло (в этом Нэш был более-менее уверен), однако же счел неправильным слишком уж полагаться на случайности.
В семь часов он заказал себе в номер сэндвич и пиво, после чего включил телевизор. По телевизору показывали бейсбол — играли «Метс» из Цинциннати, и он посмотрел матч до девятого иннинга, тасуя колоду новых, купленных карт и раскладывая перед собой на кровати пасьянс. В десять тридцать он выключил телевизор и улегся в постель, раскрыв «Исповедь» Руссо в дешевом бумажном издании, за которую взялся в Саратоге. Его уже начинало клонить в сон, когда Нэш наткнулся на страницу, где Руссо описывает, как бросал в лесу камешки в дерево. Если я попаду вон в то дерево, говорит там себе Руссо, то начиная с сегодняшнего дня у меня все в жизни будет хорошо. Тут он бросает камешек и не попадает. Этот раз не считается, говорит он тогда, подходит к дереву ближе и поднимает с земли второй камень. Снова бросает и снова мимо. Этот тоже не считается, говорит Руссо, подходит еще ближе, берет третий камень. Снова не попадает. Это все была подготовка, говорит он себе, подготовка не считается. И, чтобы не промахнуться, подходит на этот раз совсем близко. До дерева остается всего один шаг, его можно коснуться рукой. Руссо осторожно заносит руку, бросает и наконец попадает в цель. Попал, говорит он, молодец. Теперь, начиная с этой минуты, у меня в жизни все будет хорошо.
