В выпускном классе девушка оказалась за партой с первой на районе красавицей Криницкой. Отец красотки занимал должность директора мясокомбината, из-за чего она пользовалась непререкаемым авторитетом среди одноклассников. Вокруг нее всегда клубилась толпа воздыхателей, да и учителя были не прочь полакомиться дефицитными на то время колбасными изделиями. Особенно продвинулась в этом деле классная руководительница Валентина Моисеевна. Учеников в свой класс она выбирала исключительно по потребительским нуждам: детей заведующих столовыми, поваров и начальников цехов. Кулакова протиснулась в “элитарный” класс как дочь модистки. Сначала девушки только сидели вместе, но со временем сдружились. Под большим секретом Криницкая жаловалась ей на классную, которая частенько захаживает к ним домой и сидит там до тех пор, пока не высидит себе палочку колбасы.
Тем не менее, дружба с первой красавицей длилось недолго. Как-то на уроке физики Кулакова получила записку, написанную «доброжелательной» левой рукой. Кто-то намекал, что Криницкая ходит с ней исключительно ради эффекта « красавица-дурнушка». Марина покраснела, изорвала записку на мелкие кусочки и выбросила ее под парту. Недолго думая она разорвала с Криницкой всякие отношения и несколько недель приходила в себя от пинка фатума. Вечерами она вглядывалась в свое отражение, которое изрекало ей, что девушка по имени Марина Кулакова – довольно невзрачная: росточка невысокого, глаза немного выпуклые, губки тонковатые, а нос мог бы быть и поменьше. Но с этим можно было как-то мириться… Больше всего Марину огорчало ее мужское телосложение – широковатые плечи и узкие бедра.
Горевать – время терять. Выпросила маму сшить пару пышных юбок, и диспропорция телосложения визуально выровнялась. А тут и пора вступительных экзаменов наступила. Сутками девушка горбилась над учебниками и таки добилась своего – оказалась в списке студентов строительного института. Не то, чтобы она всю жизнь мечтала вырисовывать эти мелкие строительные чертежи с черточками и рисочками – просто конкурс там был гораздо меньше, чем в других институтах. Счастливые родители растроганно рюмсали – в их рабочей семье положено начало высшему образованию.
По распределению Кулакова попала в проектный институт, досиделась там до 24 лет и поняла, что надо что-то делать. К тому времени отец умер, а мама из ателье ушла и шила на дому. Вереницей сунули к ней клиентки, которым она шила непритязательные цветистые платья, длинные байковые халаты и шелковые брючные костюмы. Девушке надоело слушать вечерами стук швейной машинки, и она записалась в туристический клуб. С присущим ей маниакальным упорством Марина добросовестно посещала вечерние курсы, выбиралась в походы, раскладывала костры, ставила палатки. И, надо признать, не без успеха. Если Боженька и наложил на Кулакову венец безбрачия, то отступил, не в силах сопротивляться ее напористости. Вздохнул старик про себя легенько, перекрестился да и перенес венец на голову какой-то нерасторопной девицы, вбившей себе в башку, что браки происходят на небах. Пусть ждет теперь бедолашная, пока кто-то потащит ее в загс…
Наконец Марина отлучилась от фамилии Кулакова, и это была самая блестящая партия, которую можно было придумать для такой невидной девушки. Но во что это ей обошлось – о том она некогда никому не рассказывала. Даже приятельницам из проектного…
…В туристическом клубе она сориентировалась не сразу. Уже во время первого похода в Крым поняла, что не одна такая умная. Но со временем повеселела: за веснушчатых и скуластых, крикливых и тихонь ребята чуть ли не бились в нелегких полевых условиях. Романтические вечера с костром, запах хвои, пение птиц и нежный рассвет делали свое, и после каждого похода туристы недосчитывались своих членов пропорционально количеству сыгранных свадеб. Кулакова изучала каждый марьяжный случай, анализировала свои ошибки, но все было напрасно.
Девушка уже окончательно потеряла надежду, когда глаз ее остановился не на ком- нибудь, а на инструкторе, на которого никто особенно не зарился, считая эту высоту недосягаемой. И здесь ее упорство и настойчивость пригодились как нельзя кстати. Следующие полгода, в жару и в стужу, она выходила своими ноженьками Крым, Грузию и Молдавию. Правдами и неправдами присоединялась к группам, которые водил этот инструктор, а несколько раз даже брала отпуск за свой счет. В походах она кормила его пирогами, пасла глазами, не отлучалась ни на шаг и, в конце концов, добилась своего – красавец-инструктор мало-помалу к ней привык… Но самое главное, что после наступления близких отношений Марина не расстегнулась ни на одну пуговицу, а даже наоборот – усилила свои старания. К тому времени она многого насмотрелась и поняла главный ляпсус этой фазы – требовать капризным голосом кофе в палатку. Нет, право на ошибку у нее было точно такое, как и у сапера. Она продолжала подниматься вместе с первыми лучами солнца, собирала ветки, рубила дрова, разжигала костер. А когда инструктор просыпался, ему неизменно подавался ароматный кофе, сваренный на чистой родниковой воде.
В конце концов, вместе со звуками марша Мендельсона ушли в прошлое грязные палатки, клещи, комары и ненавистные внеочередные дежурства возле костра. Выцарапавшись на верхнюю ступеньку Дворца счастья, Марина не выдержала и от излишка эмоций весело топнула ногой. Сутулый пожилой фотограф развел руками и покачал седой головой: «Все после регистрации так топают… Только до церемонии что-то никто не осмеливается». Со временем Марина родила сына и погрузилась в семейные дела.
…Бывшего туристического инструктора звали Олегом Томашенко. Он преподавал историю в техническом вузе, подавал надежды, а в перерывах между походами писал кандидатскую диссертацию. Марине удалось убедить мужа, что теперь, когда с туризмом покончено и как она надеется навсегда, следует уделять больше внимания диссертации. Муж пытался возразить, что с туризмом не все покончено, и она может сидеть дома, сколько пожелает. Но Марина решительно прекратила эти туристические потуги. Сама она больше никогда ни в какие горы не полезет, ей хватит того, что она намерзлась на холодных землях, но и мужа не отпустит. Иначе, как пришел, так и уйдет. Там в тех лесах еще девиц осталось немерено.
Она накупила мужу однотонных рубашек, каждый день клала перед ним с утра чистую, и понемногу из безалаберного хлопца в джинсах получился солидный преподаватель. Со временем он успешно защитился и получил должность доцента.
После декретного отпуска Марина возвратилась в проектный институт, но с началом перестройки дела в семье Томашенко пошли неважно. Зарплата была до того низкой, что питались одними кашами, а на работу ходили пешком. Спас друг детства мужа Димка Леоненко. Он взял Олега к себе правой рукой на фирму, переправлявшую на экспорт заводской металл, и жизнь супругов Томашенко наладилось. Приобрели музыкальный центр, видик, телевизор Sony, приоделись. А потом даже махнули в круиз по Средиземному морю. Это была сказочно! Роскошная архитектура Барселоны! Ницца с ее Английской набережной и уютными узенькими улочками старого города! Флоренция, где творили Данте, Микеланджело, да Винчи… А из Неаполя они поехали на экскурсию в Помпею… Сицилия поразила маслиновыми рощами и цитрусовыми садами. А Рим…. Ох, Рим! Там ее мужа чуть не украла одна горячая римлянка…
Все это было чудесно, но надо было и о себе позаботиться. Нищий проектный институт надоел как горькая редька, да и специальность хотелось иметь более престижную. Марина заметила, что Димке не везло с главными бухгалтерами: он менял их как перчатки, обзывал идиотками или аферистками. И она поступила на курсы бухгалтеров. Дима быстро перехватил ее телодвижения и как-то посреди дружеской беседы принялся вдалбливать, чтобы и мысли никто не допускал относительно семейственности на работе. Ни его сестра, ни жена, ни дети – никто никогда не будет путаться в офисе под его ногами.
Марина намек поняла, но долго не огорчалась, а пошла работать помощником бухгалтера по первому объявлению на заборе. Ручьи слез пролила она над своими первыми балансами и отчетами, но в который раз упорство и усидчивость победили. Как-то баланс не сходился на 2 гривни 97 копеек. Можно было выкинуть эту незначительную сумму в «помойную яму» (так тогда называли счет 88 «Фонды специального назначения») и забыть о ней навсегда. Но Марина презирала бухгалтеров, которые делали подобным образом. Неделю она потратила на поиски исчезнувших копеек: перебрала сотни накладных, актов, рисовала самолетики и наконец нашла. В мятом халате, нечесаная и со спутанными волосами она выскочила в зал, где муж с сыном смотрели футбол, и завопила как оглашенная: «Сошелся! Баланс сошелся! Я таки нашла эти проклятые 2,97!». Не отводя глаз от экрана, муж невесело констатировал: «Поздравляю… Теперь ты стала настоящим бухгалтером…».
