Клавдия Алексеевна рассеянно разговаривала с кем-то и всё ждала, что вот-вот, сияя от восторга, Марина выйдет к гостям в новом платье, молодая, красивая, счастливая. И все будут просто потрясены, потому что сразу поймут - Марина и это платье просто созданы друг для друга. Поймут, что Золушка уже выросла и превратилась в принцессу. Что она совсем уже взрослая и к тому же - красавица. И надо поменьше лезть к ней со своими назиданиями, как это вечно делают ее родители. Ведь она и так умница, рассудительная и добрая девушка.
С кухни доносились какие-то возгласы и смех. Но никто не появлялся оттуда. И тогда Клавдия Алексеевна не выдержала и пошла на хитрость. Она собрала со стола грязные тарелки и с невинным видом направилась на кухню. Дверь оказалась закрытой, а обе руки были заняты. Клавдия Алексеевна замешкалась на секунду, прислушиваясь к девичьим голосам. И в ту же секунду поняла, что ей лучше не входить туда совсем. Потому что она услышала совсем не то, что ожидала. Девчонки хихикали и, перебивая друг друга, изощрялись в остроумии:
- Ну и отколола номерочек твоя тетка! Она что, вообще у тебя чокнутая?
- Это же надо додуматься, столько денег зря выбросить! Лучше бы магнитофон тебе купила. Или хотя бы спросила заранее, чего ты сама хочешь.
- Представляешь, как наша Марина является на урок географии в таком платье. Географичка просто обалдеет!
- Отдай его лучше мне. Я из него в деревне бабушке чучело на огороде сделаю. Такие платья лет пятьдесят тому назад носили. Да ты не расстраивайся. Отдай его тетке обратно. Пусть у неё в сундучке полежит. А лет через двадцать как раз в моду войдёт, тогда и наденешь.
Слава богу, что сама Марина не говорит ничего. Ведь она всегда была добрая, хорошая девочка. Жалко только, что их вкусы не совпали. Клавдия Алексеевна тихонько поставила тарелки на тумбочку в коридоре и вернулась к гостям. Она что-то говорила, кому-то улыбалась, а душу сжимала тоска. Она ведь хотела как лучше, ведь она и не думала, что выставит Марину на посмешище перед этими дурами. А Марина не такая. Она умная и добрая. И в этом Клавдия Алексеевна была совершенно права. Она и не подозревала даже, что сейчас, сидя на кухне, Марина тоже грустит, хотя и хихикает с девчонками. Ей грустно за тётку, которая у нее такая несовременная, наивная, неприспособленная к жизни. Хотя и добрая, но чудаковатая. А, главное, совершенно одинокая. Ни детей, ни мужа. Надо будет всё-таки выйти к гостям и изобразить для тётки полный восторг. Иначе она расстроится и это будет написано на её лице. А обидеть её - все равно что обидеть ребёнка. Хотя она, конечно, и сморозила глупость, купив это дурацкое платье. Но ведь откуда ей было знать, что Марина просто умирает по синей с переливами брючной паре из чёртовой кожи. С широким кожаным ремнем. Простроченной толстыми белыми нитками. Хотя, конечно, покупать её тоже нет никакого смысла - она уже почти выходит из моды. На следующий год лучше, пожалуй, потребовать от родителей магнитофон или велосипед. Или эластичные сапоги на платформе. Или собаку. Или ещё что-нибудь. Или вообще ничего. Какая, собственно, разница?
Госэкзамен.
На ночь она напилась валерьянки, но это, как всегда, нисколько не помогло. Она проснулась сначала в два часа ночи, потом в четыре, потом в шесть и, наконец, в семь тридцать - за две минуты до того, как зазвонил будильник. Она боялась проспать. Ведь сегодня у неё был госэкзамен.
Она с отвращением проглотила завтрак и выскочила из дома. В метро она обнаружила, что едет не в ту сторону. Такое с ней частенько бывало, когда она волновалась. Она даже просто удивилась бы, если бы сразу поехала в нужную сторону. Ведь у неё сегодня госэкзамен.
Она ехала и думала, естественно, только об экзамене: интересно, кто как сдаст в их группе? Иванов - типичная посредственность. Всегда знает на стабильную тройку. Но если сегодня он будет так же волноваться, как и она, то, пожалуй, ответит только на двойку. Хотя получит, конечно, все ту же свою, заслуженную годами упорной работы, тройку. Ведь не выгонят же его с госэкзамена! Раньше думать надо было. Да и выгонять не за что - ведь старается парень изо всех сил, да только выше головы не прыгнешь!
Пуговкин. Он, конечно, не волнуется. Просто ему на все наплевать. Он себе уже хорошее место нашел. Его туда с любой оценкой возьмут.
Сергеева Света. Лучшая студентка в группе. Все годы на занятиях одни пятерки получает. Да только на экзаменах всегда так волнуется, что отвечает гораздо хуже, чем могла бы. Наверное, и на этот раз больше четвёрки ей не светит. А ведь такая умница. Ужасно обидно.
Рекемчук. Способный, просто потрясающе. И настолько же ленивый. Все пять лет абсолютно ничего не делал. А на экзаменах всегда умудряется на четвёрку вытянуть. Посидит пару дней перед экзаменом - и, пожалуйста тебе, четверка! Отвечает не хуже Сергеевой и гораздо лучше Иванова, который зубрит дни и ночи.
Господи, хоть бы все нормально было! А билеты до чего трудные! Просто невозможно всё запомнить. Не дай бог кому четвертый и двенадцатый попадутся - никто хорошо ответить не сможет. А Мария Семеновна любит дотошно спрашивать. Такие вопросы может задать, что не каждый преподаватель ответит, не то что студент. Хоть бы не пришла она на экзамен, что ли! Или хотя бы опоздала.
Господи, сколько лет жизни отнимают эти экзамены. А госэкзамен и вообще! Хорошо, что сегодня утром Люська, старая подружка, позвонила. Сказала, что весь день проклинать будет палец в чернилах деражть. Хоть это и глупости, конечно, но всё-таки легче, когда знаешь, что кто-то за тебя переживает. Авось все будет нормально.
Она приехала в институт за полчаса до экзамена. Вся группа, бледная и дрожащая, была уже в сборе. Мария Семеновна и ещё два преподавателя, тоже члены комиссии, сидели за столом, покрытым красной скатертью. На столе стояла ваза с цветами и были разложены билеты. Ноги у нее подкосились.
- Здравствуйте, Нина Сергеевна, - поздоровались с ней студенты.
- Здравствуйте, ребята, - ответила она строго. - Если все в сборе, можете заходить, тянуть билеты и готовиться. Не стоит зря времени терять. Ну, кто у нас самый смелый?
Дрожащими руками собрала она зачетки, положила их на стол и с ненатуральной улыбкой и отчаянием в глазах села рядом с Марией Семеновной. Они стали ждать самого смелого. Это, действительно, должен быть очень смелый человек. Ведь она знала, что студенты боятся её еще больше, чем Марию Семеновну. Уже пятнадцать лет каждая группа только и мечтает о том, чтобы хоть им повезло и она не пришла на экзамен. Или хотя бы опоздала. Потому что ей, конечно, никогда не понять, какой это ужас - госэкзамен.
* * *
Счастье.
Был уже март, а Аня только в первый раз встала на лыжи. А ведь она любила лыжи чуть ли не больше всего на свете. Всегда так. Каждый раз, когда наступала зима, она решала, что вот уж теперь обязательно будет ходить на лыжах каждое воскресенье. И тогда получится не меньше двенадцати раз за зиму. Наверное, больше, чем за всю её предыдущую жизнь! И каждый раз происходило одно и то же. Обязательно надо было закончить несколько статей, которые редакторы требовали подать немедленно. Намечалась какая-нибудь командировка или симпозиум и Анну, разумеется, выбирали в организационный комитет, твёрдо общая, что уж в следующий раз непременно выберут кого-нибудь другого. Кто-нибудь из преподавателей неожиданно уезжал читать лекции за границей, и Ане срочно приходилось готовиться, чтобы помимо своих часов вести со студенами занятия ещё и "за того парня". И так далее и тому подобное. Поэтому нередко бывали зимы, когдастать на лыжи ей вообще не удавалось ни разу. Хотя она и любила лыжи чуть ли не больше всего на свете. Ведь они давали ни с чем не сравнимое ощщущение свободы и счастья...
Аня не спеша шла по лыжне и щурилась от весеннего солнца. Было тепло и даже немного жарковато. Аня улыбалась и с интересом разглядывала всех, кто попадался ей на пути. Её всё время обгоняли молодые спортивного вида парни, наверное, проклиная в душе за то, что она ползёт как черепаха и занимает лыжню, а им приходится терять скорость на обгоне. Один парень снял рубашку, обвязал её вокруг пояса и теперь мчался полуголый...
Навстречу шла стайка ребятишек. Мальчики и девочки. Наверное, целый класс. Они кричали, галдели, падали, смеялись, бросались снежками. Аня усупила им лыжню и с улыбкой смотрела на них, пока они не проехали все.
Попадались и целые семьи - мамы, папы и ребятишки, иногда совсем маленькие, которые, наверное, и ходить-то толком ещё не умели. Шли толстые, смешные, неуклюжие пенсионерки. Они тоже блаженно улыбались и всем мешали на лыжне. Но им, конечно, никто ничего не говорил. Незнакомые люди приветливо смотрели друг на друга и все радовалиь весеннему дню. Ведь все они, и старые, и молодые, и спорптсмены, и самые неумелые, были из одного племени дыжников. А ведь это одно уже что-нибудь да значит.